28. Память

Солнце пекло так сильно, что пот уже заливал глаза. Мужчина поднял глаза к небу, выискивая хоть одно облачко. Но ни единого признака, что июльское пекло хоть немного утихнет, не нашлось. Оглядевшись по сторонам, мужчина свернул ближе к кустарникам вдоль сельских домов. Теперь к жаре прибавился громкий въедливый звук цикад.
Цвирк-цвирк-цвирк.
От стрекота в ушах начало гудеть.
— Ой, а вы снова тут, — сбоку раздался старушечий голос. — Никак снова решили прогуляться до храма? Чего же вы все ходите туда. Давно же заброшен.
— Здравствуйте, — мужчина коротко поклонился старушке, кажется, она жила где-то в этих домах.
— Эх, а чего же сегодня без вашего супружника?
— Без кого?
— Ну, без супружника. Вы с ним все время тут ходите вдвоем.
— Какой супружник?.. А, муж. Бабушка, да нет у меня мужа, я же не девушка, — улыбнулся он, когда понял, что старушка попутала слова.
— Ну как же, как же? Вы с ним вдвоем все время тут ходите, милуетесь. На перекрёстке видела, встаете и такие радостные, а он всегда голову вам на плечо и улыбается.
Неосознанно он повернулся к перекрестку, который прошел. От слов старушки стало как-то не по себе.
— Вы путаете что-то, бабушка. Я один всегда хожу.
— Вы что же, хотите напраслину на меня послать, что я ошибаюсь?
— Ну что вы. Как можно? Просто я всегда один хожу. Нет никакого супруж…
— Ой, ну такой же он красивый, — старушка, кажется, не слушала его. — Высокий, красивый. Глаза темные-темные и веснушки по щекам. Прям как смотрю на вас, так мужа вспоминаю. Так любила его веснушки…
Он еще раз оглянулся на перекресток. Отчего-то ему стало холодно, хотя солнце все так же пекло, выжигая глаза.
Сначала слова старушки показались глупостью, но стоило ей упомянуть мужчину с темными глазами и веснушками, как по спине пробежал холодок.
— Бабушка, как давно вы нас видели?
— Да вот на той неделе же. Я тогда ходила в магазин, всегда хожу через этот перекресток. А там вы стоите, милуетесь. Хорошенькие такие.
И снова взгляд вернулся к перекрестку. Вглядываясь в дрожащий от жары воздух, мужчина почувствовал волнение, похожее на томительное ожидание. Как будто стоит еще немного подождать, и человек, про которого говорила старушка, появится. Но он конечно не появился.
Попрощавшись со старушкой, он пошел дальше.
Цвирк-цвирк-цвирк.
И снова голова загудела от стрекота цикад. Тяжко выдохнув, он поплелся дальше — вдоль кустарников, потом под гору между полей и наконец нырнул в лес. Стоило зайти в тень, как кожу обдало прохладой. Мягкий шелест листьев позволил расслабиться. Теперь, когда его не одолевала одна единственная мысль о том, какой жаркий выдался день, в памяти всплыли слова старушки.
Вот ведь слово какое вспомнила — супружник. Красивое, старое. Сейчас никто так не говорил.
Вместе с тем, как он вспомнил о странном разговоре, в памяти всплыло еще кое-что. Лицо мужчины, о котором говорила старушка. Оно действительно было веснушчатым и красивым.
Рука сама полезла в карман брюк и вот уже через секунду он смотрел на снимок, спрятанный в портмоне. Со снимка на него смотрели двое — он сам на десять лет моложе и парень с широкой улыбкой, темными-темными глазами и веснушками на щеках.
Супружник.
Странное слово, но красивое.
Зайдя в чащу по поросшей травой тропе, мужчина вышел к старому храму. Хотя конечно, храмом это место перестало быть давно. От него осталось только маленькое святилище для подаяний — все во мху.
Опустившись на колени перед святилищем, мужчина начал собирать сорняки, вылезшие вокруг. С последнего визита их появилось немного, но все же хотелось, чтобы место оставалось ухоженным и чистым. Когда он привел святилище в порядок, то достал из заднего кармана курильницу и зажег ее.
Сколько раз они приходили сюда вместе и ухаживали за святилищами? Не вспомнить уже точно. Когда они приехали сюда первый раз, это было лето последнего курса. Тогда тоже стояла жара. Они шли вместе, точно так же обливаясь потом и слушая жужжание цикад.
«Зачем переться так далеко? Храм же давно заброшен», — он тогда растянул лодыжку и ныл всю дорогу до храма.
«Семейная традиция. Я с бабушкой сюда ходил с самого детства. Говорят, бог, которому принадлежал храм, покровительствовал нашей семье в феодальные времена. Я последний, кто будет ухаживать за этим местом. Детей у меня не будет, когда умру, больше никто и не придет сюда и о боге забудут» — темные-темнее глаза обратились к нему.
Отчего-то последние слова, сказанные в шутку, вызвали тогда тоску на сердце. Сейчас он понимал, что друг говорил серьезно. Его уже не было и за храмом ухаживать было некому. Поэтому он и приезжал сюда, чтобы убраться и поставить курильницу.
Сев на траву, он поджал ноги и закрыл глаза. Тихие звуки леса успокаивали. Если чуть-чуть напрячь память, то можно было представить, что парень с темными-темными глазами и веснушками на щеках сидит рядом, положив голову ему на плечо, и улыбается. Прямо как сказала та старушка.
— Я не забуду, — вслух сказал он то, что должен был сказать еще много лет назад.
Жаль, что больше уже они так не посидят.