88. Скрывать

Когда Анна открыла глаза и не поняла, где она, а главное, что за человек с ней рядом, почему-то она сразу догадалась, что потеряла память. Вот только потеряла она память как-то странно: не просто забылись люди, имена, детали жизни, она не узнавала ни само место, где была, ни, как это странно не звучало бы, эпоху. Словно воспоминания смутные, какие-то далекие, похожие на сон, были не ее настоящими, а где-то увиденными.

И со временем это не изменилось. Мужчина, что оказался рядом, когда она очнулась — его звали Игорь — продолжал говорить, чтобы она не беспокоилась и просто наслаждалась жизнью вне зависимости от того, вспоминает она что-то или нет. То же говорила и Наташа приходившая к ним иногда. Кто эти люди и почему они так заботились о Анне, она не знала. Но сердцем чувствовала, что они хорошие и не причинят ей зла.

Спустя месяц после начала своей «новой» жизни, она так ничего и не вспомнила, а мысли о том, что все ее воспоминания походили на отрывки исторического фильма, начали одолевать сильнее. Ей не знаком был город, люди в нем. Повседневные вещи вокруг. Как будто кто-то вырвал ее из старой эпохи и переместил во времени. Но ведь такие глупости были невозможны. По крайней мере Анна в это не верила.

Той же мысли и придерживалась Наташа, но как-то говорила она об этом неуверенно, будто боялась сболтнуть лишнего. А Игорь… Игорь продолжал быть рядом, покупал ей все, о чем бы Анна не попросила, и все время окружал ее заботой. От нежности, которую он дарил Анне, ей становилось не по себе. Она нутром чувствовала, что тоже любила его, но не могла свыкнуться с его чувствами, потому что ничего о них не помнила.

Вопросы, что она начала задавать в лоб спустя еще месяц, деликатно игнорировались. Потому Анна решила поискать ответы в большом доме, где они с Игорем жили. Быть может были у них какие-то фото или памятные вещи. Хоть что-то, говорившее о прошлой совместной жизни. Когда Игоря не было дома, а случалось такое редко, она тайком пробиралась в дальние комнаты со всяким старым хламом вроде альбомов с марками, коллекций бабочек под стеклом и постаревших и сломавшихся со временем микроскопов. И вот наконец она нашла среди сложенных у стены рядочком картин один пейзажик. Незамысловатый, явно нарисованный дилетантом, но датировавшийся 1817 годом. На нем была зимняя река и несколько домов. Анна их узнала. Словно кто-то с фотографической точностью вытащил из ее воспоминаний этот пейзаж и нарисовал. Это напугало Анну, она забросила поиски подсказок на пару дней. А когда успокоилась, появилось только больше вопросов, и она снова начала искать.

Спустя какое-то время ей на глаза попалась новая картина. Стиль был похожий, но рука художника явно стала держать кисть увереннее. На ней был не то натюрморт, не то пейзаж. У Анны не было глубоких познаний в живописи, чтобы определить, что на картине превалировало: природа или композиция на столе. Но сад и стол с обедом она тоже вспомнила. Но не таким ярким и романтичным, как было на картине, а настоящим. Даты не было, но стало ясно, что написали картину примерно в то же время, что и первую. Разыскивая дальше, она нашла еще один пейзаж, что привлек ее внимание особенно. Голубое небо, клочки облаков на нем и парящие в выси ласточки.

В сердце сразу что-то отозвалось. Анна вдруг вспомнила, что обожала ласточек. Непонятно, откуда взялась ее эта страсть. Но ласточки с картины настолько захватили ее разум, что она не побоялась раскрыть себя, и подошла к Игорю, чтобы попросить разрешения повесить картину в спальне. Несмотря на ее страхи, Игорь согласился. В его глазах в тот момент прочиталось явственное счастье. И это счастье передалось и Анне.

Теперь, когда она повесила картину с ласточками в спальне, ночью ей иногда мерещился звук хлопающих крыльев. Как будто картина оживала, и птицы выбирались наружу. Когда Анна поделилась наблюдением с Игорем, смеясь над своим воображением, он лишь улыбнулся мягко и погладил ее по волосам. Теперь к звуку крыльев прибавились мимолетные касания щеки, словно эти птицы пролетали над ней, задевая перьями.

И все же ни картина, ни Игорь не внесли ясности, потому со временем Анна начала впадать в уныние от мысли, что ей так и не суждено вернуть воспоминания. И чем более ее сердце трогала апатия, тем сильнее она ощущала чужеродность окружающего мира. Все с ним было не так: шумный город, ровные асфальтированные дороги, громкие машины и спешащие куда-то люди. Редкая радость — выбираться куда-то с Наташей — перестала приносить приятные эмоции. Все чаще она предпочитала оставаться дома, и просто молчаливо пить чай в компании Наташи. Картина из ее спальни перекочевала обратно в дальние комнаты. Но хлопанье крыльев не исчезло.

В одну из ночей, когда из сна ее снова выдернул призрачный звук птицы, Анна проснулась и открыла глаза. Она знала, что птицы в спальне не будет, но все равно включила ночник и огляделась. И… Увидела у окна ласточку. Ласточку маленькую с ярко-белым в темноте брюхом и черными крыльями. От испуга она вскрикнула и спряталась под одеяло. Отчего-то безобидная ласточка вызвала у нее ужас. И этот ужас неожиданно явил ее сознания забытое воспоминание.

Пожар в деревне разгорелся неожиданно. Он начался в церквушке под горой: из-за ветра пламя в лампадке перекинулось на свежую икону, а дальше как спичка загорелась сама церковь. Ветер раздувал пламя, перенося его на соседние избы, заставая врасплох спящий в домах людей. Матушка успела разбудить младший детей и побежала из дому с ними на руках, а заснувшая в дальнем углу Анна проснулась лишь, когда пламя с крыши пробралось в дом. Испуганная девушка кинулась проверять домочадцев, не думая о том, чтобы спасаться самой, но они уже выбежали из дома. Матушка за Анной вернуться не успела: в сени попадали угольки с крыши, и они занялись огнем. Дым резал глаза, залезал в нос и сдавливал горло, но Анна смогла подобраться к окошечку и начала звать родных. Если бы только окошко в их доме было побольше, она бы могла выбраться, но туда мог пролезть лишь ребенок. Местные мужики таскали воду, пытаясь сбить пламя не только с их дома — им некогда было лезть в избу, чтобы спасать ее. Отчаявшись, Анна начала звать любимого сердцу, схватившись за подаренный им кулон. Она уже не видела ничего перед собой, и воздух из окошка не спасал от дыма. Юбка ночной сорочки занялась огнем, волосы начали скручиваться от жара, и в момент, когда Анна поняла, что так встретит свою кончину, в окошко залетела ласточка.

— Я здесь, — голос Игоря раздался над ухом, и Анна отняла одеяло от головы.

Заплаканная, она взглянула на Игоря и вдруг все утраченные воспоминания нахлынули на нее разом. Задыхаясь от слез, она отчаянно вцепилась в севшего рядом на кровать мужчину, и тихо выдохнула:

— Это был ты.

Теперь казавшиеся чужими воспоминания обрели смысл. В ту ночь она почти умерла, но Игорь спас ее и привел к матроне их стаи, чтобы та подарила суженой ласточки вечную жизнь. Ласточки приняли ее в семью, но Игорю наказали раз в сорок лет проводить обряд над обретшей долгую жизнь смертной, чтобы она забывала прожитые годы. Так, сказала ей матрона, Анна могла сохранить свой разум и не сойти с ума от горя потери близких. Она была смертной от рождения, потому не могла хранить в себе так много памятных воспоминаний. И Игорю приходилось забирать у нее всю предыдущую жизнь до момента пожара, чтобы подарить им новые сорок счастливых лет.

Анна жила так уже два века: они с Игорем дарили друг другу годы любви и копили памятные события, а потом он погружал ее в долгий сон, и когда она просыпалась, то не помнила ничего и заново влюблялась. Бывало, что она вспоминала о прошлых годах, бывало, что мирилась с утратой памяти. Иногда, когда Игорь чувствовал, что она готова, он сам рассказывал Анне о том, что было, а иногда она засыпала крепким сном так и не вспомнив, что было до того, как она открыла глаза впервые.

Прорыдав на его груди всю ночь, под утро Анна попросила Игоря привезти ее в то место, где когда-то была ее деревня.

— Не важно, город ли там теперь или голые поля. Я хочу вернуться и увидеть снова как ласточки летают высоко в небе. Я хочу запомнить это снова.