Я истончил предел своих мечтаний. Я оказался галькой у реки. Я превзошёл предел земных страданий. На мне беспечно дремлют рыбаки.
Мы бежали по перрону, и смеялись, и хотели, чтоб взлетели все вагоны беспричинной каруселью, стали днями над путями, плеском солнечного ветра, стали снами, стали нами, стали светом, стали летом.
Я помню свежесть и задор у чистого листа; Но ждет на дальнем берегу другая пустота.
А где-то занимается заря, И длинные отбрасывает тени, И кто-то, ничего не говоря, Ладонью обоймет цветок сирени.
Проснусь я завтра вновь, таким живым и юным, Каким я был давно, сто тысяч лет назад, И буду ветрогон, речист и остроумен, И буду танцевать, легко и невпопад.
Перевернётся память наново Словам в далёке окрылённом, И мы пойдём такие славные Задумчиво и чуть влюблённо, И мы пойдём рядами тихими, Как будто ничего не зная, И мы пойдём свечами вспыхивать, Руками пламя пеленая. И может, станем на мгновение Улыбчивей и чуть добрее, Затем, что в этом обновлении Нас верность общая согреет, Затем, что явь обетования Восходит вечно в небосклоне; Затем, что не успели ранее; Затем, что нужно жить и помнить.
Исподволь, за минутой минута Я теряю владенья свои. Я уже не успею кому-то Прошептать о прекрасной любви. Я у края земли не успею Потеряться в гарцующей тьме. Не услышу в вечерних аллеях Между линий метнувшийся смех. Исподволь, я минутой безвольной Увлекаем всё дальше туда, Где огни зацветают окольно И ко тьме вяло льнут города.
Мы останемся россыпью букв в неизвестном формате. Разметается по ветру, словом плеснувши, душа, То ли рваной джинсой, то ли всполохом рыжего платья Полетит по-над берегом в тихий закат не спеша.