Слово о любителях наступать на грабли
Недавно Алексей Чадаев опубликовал занятный текст, претендующий на поиск новых смыслов в новом мире. Оригинал можно прочесть здесь, рекомендую во всяком случае с ним ознакомиться, так как он в целом неплох. Проблема, как всегда, кроется в деталях, которые накапливаются и делают его посыл не просто ошибочным, а даже вредным.
Уже постановка вопроса в самом начале статьи у Чадаева не задаётся. Автор пишет:
Итак, теперь стало понятно, что существует некий субъект, являющийся держателем «площадки» под названием «современность», и регулирующий доступ к ней по своим критериям. И этот субъект не равнозначен «системе международного права» — потому что всё было сделано в обход неё. <...> Он скорее похож на одну большую «невидимую руку» по Адаму Смиту, и взаимодействует с нами именно как она. Но эта невидимость — наведённая.
Не нужно быть семи пядей ума, чтобы понять, что здесь описывается нарратив именно с точки зрения того самого "держателя современности". То есть, это не описание реального положения вещей, а только широко распространённого среди некоторых людей представления о положении вещей. Сама по себе формулировка этого представления имеет право на существование, однако дальше автор пишет следующее:
Для России сейчас развилка состоит в том, чтобы:
* либо прекратить безобразничать, разоружиться, заплатить и покаяться, уйти отовсюду, в том числе и с той земли, на которой сейчас находимся мы с вами. <...>
* либо попытаться прикинуть: а есть ли хотя бы теоретическая возможность построить альтернативную современность у себя. Такой, если хотите, реверсивный инжиниринг, или, по-русски, переизобретение современности.
Иными словами, автор берёт чьё-то представление о современности и исходя из него сразу же, без критического на него взгляда, описывает доступные альтернативы. Ну, в описанной несколькими абзацами выше логике это, конечно, всё справедливо, однако, с какой стати мы должны оставаться в этой логике?
Прочитав текст дальше, становится понятно, почему автор выбрал именно такой подход. Во-первых, он неверно определяет значение современности. Это неудивительно, так как он избирает своими путеводителями по этой категории труды Бодрийара и, судя по всему, прочих постмодернистов. Путеводители это ненадёжные, ибо, если кто-то вам утверждает, что ничего не имеет смысла, то в первую очередь стоит эту критику применить к ему самому. Кроме шуток, однако, постмодернистская парадигма в принципе не может быть полезным инструментом для анализа общественных процессов, так как предполагает полную автономию смыслов от реальности. Для постмодернистов любого пошива реальность она конструируется из нашего понимания, и, следовательно, реальности-то как таковой и нет, есть реальности во множественном числе, и единственное, что их объединяет, это и есть та самая синхронизация. Однако, есть нюанс: такой подход способен объяснить что угодно, но не способен что-либо предсказать - почти как марксизм, умный задним числом; любопытный умственный эксперимент, не более. Если же мы хотим получить какое-либо полезное знание, то к постмодернистам нам путь заказан.
Что же тогда такое современность? Лучше, на мой взгляд, Гидденса никто об этом ещё не писал, поэтому далее я почти во всём основываюсь на его классической работе "The Consequences of Modernity" (1990). Современность - это в первую очередь способ существования, основанный на качественно более высоком уровне контроля окружающего мира. В мире домодерна человек имеет крайне ограниченную власть над реальностью вокруг него, и, будучи зверьком стадным, выстраивает отношения в обществе исходя из этой ограниченности. Человек привыкает к этому уровню контроля и воспринимает его как нечто само собой разумеющееся, определённое законами природы. Современность начинается там, где человек начинает увеличивать свой уровень контроля над окружающим миром. То, что было константой, становится переменной, и закономерно у людей возникает отношение к этой переменной. Именно это отношение и лежит в основе обоих главных модернистских проектов: западного и советского. В обоих рост контроля над окружающей реальностью ставился в качестве желанной цели, различными были лишь методы достижения этого роста. Причины разницы в подходах и в принципе выкристаллизовывания именно этих идеологий как носителей этих подходов пока что останутся за рамками настоящего текста, для нас сейчас важно понять, что оба модернистских проекта являются именно проектами, то есть осознанным отношением к современности. При этом современность сама существовала бы безотносительно какого-либо из этих проектов: паровоз поехал бы из Манчестера в Ливерпуль вне зависимости от того, что по этому поводу думали манчестерские интеллектуалы.
Вернёмся к тесту Чадаева. Автор много пишет далее про синхронизацию, про время, про Великие разочарования; размышления интересные, но относящиеся, как мы уже выше выяснили, не к современности как к таковой, а к модернистским проектам, причём в большей мере к модернистскому проекту Запада. Чадаев складно описывает этот модернистский проект, но затем, дойдя до программы "вечного детсада", начинает смешивать всё в кучу настолько, что придётся остановиться на пунктах этой программы подробнее, чтобы понять, где он пишет от лица проекта, а где уже замешаны его личные наблюдения.
1. Урбанизация. Логика процесса понятна — люди стягиваются с территории в города, где у них намного меньше возможностей и стремления к расширенному воспроизводству. Говорят об индустриальном переходе, но ключевое тут не в типе производства, а именно в структуре расселения: многоэтажка, квартира, жизнь между домом и работой.
Урбанизация, строго говоря, является неизбежным следствием современности, а не программным пунктом. Она будет происходить так или иначе, пока человечество не достигнет уровня технологического развития, позволяющего перейти к деурбанизации. Здесь работают силы безличные, по ту сторону добра и зла, и хотя с точки зрения модернизационного проекта урбанизация является желаемой целью, важно здесь отметить, что и вне проекта нам бы пришлось с ней иметь дело.
3. Феминизм и эмансипация женщин, включая право на аборты. Безжалостная статистика: больше потомства там, где значимее роль отца, и наоборот. Чтобы свести рождаемость к минимуму, надо в первую очередь убрать из модели именно фигуру отца. Одинокая женщина или не родит вовсе, или родит в крайнем случае одного. <...>
Безжалостная статистика вообще нам говорит о том, что многодетность наследуется, а падение рождаемости больше связана с урбанизацией (см.выше) и вызванным ею демографическим переходом, чем с некоей идеологической установкой проекта. Можно постфактум конечно притягивать объяснения за уши, однако на лицо классическая путаница причины со следствием.
5. Экоповестка, борьба с изменениями климата, энергопереход и «бережливое потребление» — от вегетарианства до альтернативной энергетики. Здесь веер целей — от сокращения аппетитов «потребительского общества» до трансформации на уровне биологии: чем меньше белковой пищи в рационе, тем меньше готовность и способность к расширенному воспроизводству.
До недавнего времени одним из наиболее успешно воспроизводящихся обществ было индийское, где массово в национальной диете многовековой дефицит белка, часто оформленный религиозно. Экоповестка и энергопереход же в принципе разные вещи: первое это общий повод распилить бюджеты, второе - конкретные обоснования конкретных распильных схем. На цель проекта тоже не тянет, так как в рамках проекта экология уже самоцель, а вот как раз сокращение населения указывается как средство, не наоборот. Итого: пункт неубедителен.
6. Биовласть — начиная от кампании ограничений на курение и алкоголь, и заканчивая недавним ковидным биофашизмом. Тут идея простая: биологическое тело само по себе — это стигма, живой носитель опасностей и угроз для окружающих, и подлежит изоляции и строгому контролю. В комплексе с «цифрой» — то же самое: опосредовать телесную коммуникацию между людьми экраном гаджета, заменить общение людей на цифровой обмен легко контролируемых аватаров.
Кампании против алкоголя были самыми успешными до т.н. эпохи "Великих разочарований". Что до курения, то неясно, как в концепцию автора вписывается марширующий по странам первого мира легалайз марьиванны. И причём здесь ковидный биофашизм, появившийся совсем недавно вследствие бюрократической паники? Непонятно.
7. Сменяемость власти, антикоррупция, цветные революции. По форме борьба за свободу и справедливость, по сути — размытие любых национальных суверенитетов. Идея — трансфер реальных полномочий государств на уровень наднациональных и вненациональных структур, опосредованных контролируемыми и индоктринируемыми через глобальные сети группами пассионарных активистов. В пределе — десуверенизация, когда роль государств сводится к набору декоративных атрибутов из прошлого и таких же декоративных политиков. Своего рода «музеев под открытым небом».
Как цель западного модернистского проекта - допустимо, как описание реальности - с большой натяжкой: в реальном мире роль государств, в том числе и на Западе, только растёт (см. например Черкашин, 2020). Чадаев даже сам на это намекает в п.6 когда пишет про "биофашизм", невозможный без национального государства.
Теперь вы понимаете, чем именно Россия так провинилась перед Её Величеством Мировой Жабой. Предмет конфликта с их стороны совсем не Украина. Чтобы Генеральная Уборка получилась, полюс в мире должен быть один, современность — тоже одна, и глобальная радуга — одна на всех, за ценой никто стоять не будет. <...>
Я напомню — ведь почти все забыли — что именно было главной темой информационной атаки на Россию ещё до второго Майдана, во время подготовки к сочинской Олимпиаде. И это была не Мюнхенская речь и не Грузия — и то, и другое простили, нажав обамовскую кнопку перезагрузки. Нет, это была, как нам тогда казалось, такая смешная мелочь, как закон депутата Милонова о запрете гей-пропаганды среди несовершеннолетних. Сейчас, когда на посольстве США в Москве, на площади Донецкой Народной Республики, висит радужный флаг ЛГБТ, мы понимаем, насколько это для них не мелочь. Это повестка, один из самых центровых её пунктов. И в этом смысле претензия к Путину даже не в том, что он хочет многополярности или задирает цены на сырьё — в мире диктатуры Современности вопрос про шашечки всегда важнее вопроса про ехать.
Россия, если попытаться сформулировать ясно то, что мы сегодня невнятно бубним, вопреки сценарию пытается отстоять право человека оставаться человеком, мужчины — мужчиной, женщины — женщиной, Бога Отца — Богом Отцом, государства — государством, а истории — историей. <...>
Это удачные в общем пассажи, хоть и местами пахнущие официозом, используются автором для того, чтобы подвести нас к его центральному выводу: нам нужен свой модерн, с азартными играми и куртизанками.
<...> Мы не сможем выстоять, оставаясь узколобыми консерваторами, запертыми в привычных рамках национального и даже имперского мышления. Их проект носит глобальный характер — мы тоже должны стать центром сборки глобального ответа на вопрос, заданный даже не противниками, а самой Историей.
То есть, автор с самого начала встал на позицию другого, враждебного нам модернистского проекта, очень подробно и в большинстве своём точно её описал, и после этого настаивает на необходимости строительства своего модернистского проекта. Отличный план, есть только один изъян: это уже пробовали, где-то век назад, ровно на той же самой территории, на которой Чадаев сейчас предлагает устраивать новые эксперименты и сплясать присядку на любовно разложенных граблях. Все прекрасно помнят, чем он закончился, но немногие знают, чем всё-таки именно. Поясню: живы ещё поколения, заставшие конец советского проекта, и лично испытавшие его коллапс на своей шкуре, при этом очень немногие из этих людей, судя как минимум по распространённости советской ностальгии, поняли, что же именно произошло.
Даже Фукуяма, не к ночи будь он помянут, автор "конца истории", о котором так долго твердит нам Чадаев, не понял, что произошло. Ведь он-то, бедняга, думал, что неолиберальный проект модерна выиграл, а на самом деле это советский проект модерна проиграл. Разница колоссальная, потому как теперь мы становимся свидетелями краха проекта неолиберального, просто потому, что это проект. Ранее мы уже говорили о различии между современностью и модернистским проектом; так вот, суть конца истории не в том, что кончилась история, а в том, что кончились модернистские проекты - в том числе и неолиберальный. Это, кстати, очень хорошо увидели постмодернисты, но почему-то сделали из этого вывод, что и современность тогда тоже преодолена, хотя сама современность как способ существования никуда не делся. Современность - это технология, безличная и равнодушная к страстям, которые люди придумывают себе по её поводу.
Следовательно, путь противостояния Великой Жабе глобализма не в альтернативных модернизмах - она только этого и ждёт, это означало бы играть на её поле. Необходимо же, выйдя из Матрицы, оставаться вне Матрицы, и дать их модернистскому проекту помереть своей смертью. Потому что можно сколько угодно называть себя арбитром нравов и своевременности, важно то, верят ли тебе при этом все остальные. Достаточно кому-то одному сказать "Не верю", чтобы за ним потянулись остальные. Был такой в начале 2000-х фильм многосерийный, про Мерлина, где главным антагонистом была ведьма Моргана, которая всю дорогу ему пакостила и мешала. В конце же, Мерлин открывает главный секрет Морганы и всего этого чародейства вообще: оно работает только постольку, поскольку люди о нём помнят; после этого он забывает Моргану, и она с криками рассеивается по ветру.
Могущество Запада заключается в том, что они убедили всех остальных в праве быть арбитрами стандартов. Запад уже не имеет военной силы, чтобы навязать это право, и почти потерял экономическую силу; остаётся лишь та самая мягкая сила, для наших целей, пиар. И когда они пытаются отлучить нас от современности, а именно это, как справедливо описал Чадаев, они и пытаются сделать, то нам следует просто игнорировать их, и брать от них то, что нам нужно, без спроса. А не нестись кавалерийским галопом с шашками наголо навстречу ветрякам, пытаясь в очередной раз придумать себе какой-нибудь модернистский проект или, ещё хуже, цивилизационную самобытность.