Кризис среднего возраста

Любой человек в пике (ударение можно ставить по вкусу) кризиса среднего возраста начинает переосмыслять прожитое и задаваться вопросом о смысле будущего. Вроде бы и жизни прошла всего лишь половина, и впереди ещё столько же, но о той решимости и кристальной ясности выбора, которая нам знакома по подростковому периоду, приходится только мечтать. И как не хочется себе признаваться, что пришло время принимать, наверное, самое важное решение в своей жизни, жизнь упрямо ставит перед этим фактом. Надо определяться как и куда двигаться дальше.

Но любое осознанное движение начинается с осознания своего местонахождения. Чтобы выбраться из кризиса, надо понять, что же это за кризис. Не с точки зрения психологии, личных эмоциональных переживаний, смены гормонального фона, замедления метаболизма и так далее. Про это сказано, написано, напечатано и озвучено достаточно в других местах. И в общем и целом, это вещи очевидные. Не очевидно только как к этому относиться и что с этим делать, тут все советы обладают общим безобразным свойством банальности, при которой они теряют какой бы то ни было прикладной смысл. Но там, где смысл кроется в нюансах, и нюансах индивидуальных, на помощь приходит метафора.

Представим себе жизнь как путь, на пути которого — гора. Умный, как гласит известная поговорка, в гору не пойдёт, а обойдёт. Но вся беда в том, что гора появляется на пути сильно раньше, чем мы набираемся ума достаточного для действий согласно поговорке. И наши родители к этому моменту, как правило, тоже слишком молоды, чтобы нас предостеречь от приключений жизненного альпинизма. Поэтому вместо того, чтобы заняться по-настоящему важными вещами, мы начинаем карабкаться вверх. Вверх к успеху, признанию, материальному благополучию и всей той густой лапше, заботливо повешенной маскультом на наши уши.

Чем хорошо лезть в гору? Тем, что не ошибёшься с направлением. Вершина одна и её надо достигнуть. Да, путей к вершине много. Да, иногда за вершину мы принимаем то, что ей не является (и то, что попутно её собой закрывает). Но понять, что путь не тот — не составляет особого труда простым сравнением было-стало. Стало больше? — хорошо. Стало меньше? — что-то не так. Ошибки очевидны если не сразу, то вскоре после их свершения и, что самое приятное, всегда понятно в какую сторону карабкаться.

Но рано или поздно, если не помрём, наступает момент, когда карабкаться уже некуда. Тут надо сделать оговорку к нашей метафоре. Ведь метафора всегда имеет свои ограничения, и приходится делать оговорки. Существование вершины в нашей метафоре неотъемлемо от смысла её существования. Нет смысла — нет вершины. Да, мы можем оказаться не такими богатыми, яркими, успешными какими мы могли бы быть. Но на вершине мы оказываемся как правило не потому, что стали самыми богатыми, успешными и так далее, а потому, что мы перестаём видеть смысл в том, чтобы быть ещё богаче, успешнее и так далее. А если нет смысла, то и лезть уже некуда. Это уже другие вершины на пути других, не нас.

Словом, наше достигаторство в определённый момент теряет смысл. Время разбрасывать камни вышло, пришло время их собирать. Природа поступила очень мудро, что связала с этим моментом все наши изменения с метаболизмом, гормонами и еже с ними. Всё вместе сложилось в один дивный пазл. Мы стоим на своей горе и что мы видим? А видим мы долину.

И тут есть две проблемы. Первая чисто техническая. Спускаться вниз оказывается ничуть не легче, чем лезть наверх (в частности, по этой причине метафора с горой мне так нравится, в реальных горах то же самое). А вторая, самая главная, это проблема с ориентирами. Спускаться можно очень и очень в разные стороны. И какого-то чёткого ориентира внизу путеводной звездой не светится. Надо делать самое сложное: осознанной выбор направления без внешних подсказок.

Вот время на принятие решения куда дальше идти вниз — это и есть время кризиса среднего возраста. Ошибиться с выбором не очень хочется, ведь может так статься, что для исправления маршрута придётся какое-то время не спускаться, а карабкаться обратно. А силы уже не те. Добавляет интриги тот факт, что долина, в отличии от вершины, от смысла никак не зависит: мы всяко туда попадём. И хочется (пока хочется) этот момент по возможности оттянуть. Всё же, метаболизм-метаболизмом, а инстинкт самосохранения никуда не делся, жить по-прежнему хочется.

Словом, во весь рост встаёт вопрос об ориентирах. И его приходится решать. Поскольку в вертикальной плоскости (примем её за материальный аспект нашего существования) расти или некуда, или бессмысленно, или всё вместе взятое, то, подчиняясь привычке роста, приходится выбрать какую-то другую плоскость. А если не материальную, то какую? То духовную.

Вот так две траектории развития духовного и материального в масштабе одной личности пересекаются в одной точке. Окрестность которой называется кризисом среднего возраста. К ландшафтно-альпинистской метафоре пришлось присобачить геометрическую, извините.

А что происходит, собственно, с человеком? С точки зрения материи и биологии понятно, что происходит. Старение со всеми вытекающими (кому не нравится слово «старость», замените его на «зрелость»). А с точки зрения духовного?

На этот счёт есть концепция троичного пути. Троичного, потому что у этого пути три последовательных стадии. Каждая стадия переходит последовательно в следующую, но не сразу, а медленно и незаметно. Чёткой границы между ними нет, как между цветами в радуге. Но, как и между цветами, есть строгая последовательность. Как нельзя в радуге из красного перескочить в синий мимо зелёного, так и здесь. Но, в отличии от цветов в радуге, на пути духовного роста каждый этап сменяет предыдущий по законам диалектики. Это значит, что:

1. Каждый следующий этап является отрицанием предыдущего, и, соответственно, отрицанием отрицания предыдущего к предыдущему.
2. Каждый из этапов в последовательности можно рассматривать как «тезис», «антитезис» и «синтез».
3. Другие правила диалектики тоже применимы, но перечислять мы их здесь не будем, чтобы лёгкий разговор не превращать в тяжёлую лекцию по классической философии. Правила известны и, если кто-то из не знает или позабыл, легко находятся.

Что это за этапы? Этапы эволюции человеческого в человеке. Первый — это формирование человека разумного, второй — человека социального, или, другими словами, личности, ну и, наконец, собственно человека, реализовавшего в себе потенциал человеческого, человека человечного (если хотите, духовного, но «человечного» мне нравится больше). Прохождение пути никем и ничем не гарантировано. Можно застрять на любой из стадий.

На первом этапе человека мало что по-настоящему интересует, кроме его собственного благополучия. Эту формацию человеческого Платон называл «двуногим без перьев». Будучи подконтрольным диктату взрослых или общества, человек на данном этапе может даже вызывать умиление сообразительностью, внимательностью, умением считывать чужие эмоции и управлять ими. Наиболее наглядно этот тип проявляется в позднем подростковом возрасте. Но если предоставить его самому себе, то умиляться будет нечему. Хорошую демонстрацию голой правды о жизни двуногих без перьев можно наблюдать в жизни подростковых банд (и банд вообще) или, если беречь нервы, в «Повелителе мух» Уильяма Голдинга.

Не удивительно, что у человека разумного с обществом отношения не задаются.

Поэтому общество из этого человека лепит личность. И тем самым, поднимает его на новую ступень развития.

Личность — это не синоним индивидуальности. Личность — это человек, сформированный обществом для самого общества. Здесь у него воспитываются понятия об ответственности за общее (и ответственности вообще), за дело, формируется шкала общественных ценностей, впервые в его жизни появляется понятие «жертвы», как платы вперёд за собственное благополучие. Сформированная личность хорошо усваивает: залогом личного благополучия является благополучие общества. Блага — от общества. Чтобы их получить, обществу надо что-то дать. И сначала дать, чтобы потом получить, а никак не наоборот. Очерёдность «дать потом получить» — это не коварство и каприз общества, а суровый закон жизни. Чтобы стать личностью, надо стать взрослым.

Про общество было сказано много и достаточно в другом месте (см. «Злое русское общество»), останавливаться на нём не будем, сосредоточимся на человеке. Но напомним, что и у личности с обществом может начать назревать конфликт. Как раз на переходе развития её со второй на третью стадию. Но это уже не конфликт личного благополучия с общественным, как при переходе из первой стадии на вторую, а — общественного благополучия с благополучием человека, человека не персонально, а как явления вообще. На третьей стадии развития человеческого мы начинаем чувствовать ответственность за живое в целом (которую не стоит путать с инфантильной заботой эко-активистов). И с этой позиции ответственности «внезапно» оказывается, что общество несправедливо. Более того, под общественной справедливостью, общественными ценностями и идеалами на поверку оказывается очень мало место, собственно, для человека. Человек жертвует обществу всё своё время, чуть ли не душу, а взамен получает кусок хлеба с колбасой. А если жертва адресуется людям напрямую мимо общества, то общество кусок с хлебом отнимает. Чем дальше, тем отчётливее человек начинает понимать неравноценность и лукавство предложенного ему обмена. И ещё он понимает, что общество, конечно, вытаскивает двуногое из перьев из животного мира до уровня личности, но одновременно превращает чего в «человека-куклу» (тоже метафора от Платона). Словом, очередной конфликт человека с обществом, но уже на другом уровне и на других основаниях. И если на первый раз обществу было что предложить человеку, «купить его», то в этот раз ему предложить нечего. А человеку — наоборот, много чего есть предложить. За прошедшую жизнь накоплен большой багаж опыта, знаний и умений. Вот только вопрос — кому это всё надо? «Живое вообще» — прекрасные слова, но что это значит на практике?

Кризис среднего возраста по началу производит впечатление жизненного тупика. И тупик кажется особенно отчётливым, если он совпадает со временем перехода от личности к человечности. Выходов из кризиса может быть несколько, как минимум в две стороны: к личности или к человечности. Но мы здесь будем говорить о второй как предпочтительной.

А.М. Пятигорский (мы про него ещё вспомним), по его собственному признанию, любил тупики: «Вы знаете, как это приятно: находиться в тупике? Остановился. Можешь подумать. Не рвёшься вперёд как сумасшедший, да?». Вот самое время подумать. Оглянуться назад, переосознать свой путь. Понять его заново.

Но чтобы что-то понять, надо об этом много знать. А у любого знания в фундаменте что? Вера (не нравится слово «вера», замените его на слово «убеждения» — ниже мы так и сделаем, но пока, всё-таки, вера). Ведь действительно, любой человек, задавая самому себе вопросы, в конце концов упрётся в какие-то утверждения (или одно утверждение), которые не требуют объяснений. Они фундаментальны, на них и выстраивается вся конструкция личного мировоззрения. А в их основе, в свою очередь, лежат фундаментальные понятия. У физиков, например, — это время, пространство, энергия. У монотеистов — Бог. Понятия из разных вероучений могут друг с другом уживаться, например, существуют верующие в Бога физики и математики (что не редкость). Конечная познанная истина (которая до конца никогда не познана) всегда сводится к фундаментальным понятиям. А познание их самих, в свою очередь, обещает приближение к познанию истины окончательной. То есть знание как будто бы вырастает из веры, причём тем знание полнее, чем меньше приходится принимать на веру. Такой распространенный прогрессивный взгляд.

Не в последнюю очередь отсюда следует распространённое заблуждение о специфической со-зависимости веры и знания в том смысле, что одно переходит в другое. На одном полюсе — вера, где знания никакого не нужно, а на другом — знание, где наоборот. И, в зависимости от предпочтений, ведутся рассуждения о духовном и интеллектуальном росте как о знании, замещающем веру или вере, замещающей знание. Соответственно, и крайние идеалы-антагонисты этой точки зрения: «знание может заменить веру» (на котором стоят обычно атеисты) и «вера может заменить знание» (на котором стоят фундаменталисты).

Ерунда, конечно. Не надо подменять веру и догмой. Это разные понятия.

В первую очередь на факт заблуждения указывает наличие полярных точек зрения, претендующих на истину, а никакая истина не терпит полюсов. Но дело не только в этом. Чтобы во что-то поверить, сначала надо что-то узнать (иначе во что будешь верить и зачем?). И наоборот, чтобы что-то знать, надо что-то для начала принять на веру. То есть спор о том, что «главнее»: вера или знание напоминает спор о курице и яйце. Иногда ответ на вопрос «что было раньше: курица или яйцо?» имеет ответ: «другая курица и другое яйцо».

Но это не тот случай. Дело не «другой вере» и «другом знании». В отличии от курицы и яйца вера и знания — понятия совсем разной природы с другой взаимосвязью.

Вера и знание присущи человеку примерно так же, как вкус и обоняние. Что от чего из них зависит? И как? А что главнее? Какая-то зависимость, вроде, есть, и это очень хорошо себе представляет любой, кто пытался насладиться вкусом при заложенном носе. Не получается. Но и ароматная безвкусная еда приносит мало удовольствия. Зависимость какая-то между ними имеется, но другого рода: не так, что одно переходит в другое. Скорее речь идёт о зависимости результата от степени вклада в него того и другого, предшествующих их синтезу.

Есть довольно удобное мнение, что вера и знание — это возможности человека, реализуемые принципиально различными, если угодно, «органами», с помощью различных же «инструментов». «Органы» и «инструменты» беру в кавычки, потому что в данном случае это не более, чем метафоры. Мне лично больше нравится их разделение в терминологии разума (который за знание) и сознания (которое за волю и веру). Все они человеку даны изначально с рождения. И он ими пользуется одновременно. Каждый из них как будто бы сам по себе, но в то же время, каждый «помогает» другому. Такая добрая дружба на принципе «тяни-толкай».

Раз уж сказано слово «сознание», то надо сказать, что под ним здесь имеется в виду.

Есть классическое психологическое определение сознания как высшей формы человеческой психики, которая, в свою очередь, есть способность отражения реальности.

Есть интерпретация этого понятия (отчасти логически следующая из приведённого определения), связанная исключительно с когнитивной деятельностью, а именно как среда мыслеобразования. Понятие ума связано с работой с мыслями. А откуда они берутся? Из сознания.

Здесь же под сознанием берётся более глубокий слой, который существует и работает независимо от наличия мыслей. С этой точки зрения сознание ближе не столько к разуму, сколько к волеизъявлению, которому может подчиняться в том числе разум. И, кстати, в психологии (как науке) понятие воли одно из наиболее проблематичных.

Итак, вера от сознания/воли и знание от разума: две самостоятельные (но не независимые) сущности человеческой природы. Какое это имеет отношение к духовному росту? И что вообще такое духовный рост не с точки зрения эволюции человеческого, а с точки зрения сущности процесса?

И вот мы, наконец, добрались до ключевого соображения. Духовный рост — это интегральное развитие воли и разума, что проявляется в углублении веры и расширения познания соответственно. Опорное слово в предыдущей фразе — «интегральное». То есть совместное и согласованное. И это очень важно.

Вера с недостатком знания (относительно собственных возможностей, конечно, которые у всех разные) может довести до мракобесия. Наоборот — к нигилизму. Вопрос в том, каким образом обеспечить себе именно интегральное развитие. Вопрос не праздный и не простой. Но, кажется, есть рецепт. Начнём со знания, и, забегая вперёд, сразу скажем, что предлагаемый далее рецепт по развитию знания работает и на веру. Но пока просто о знании.

Что является критерием знания? Например, выученная наизусть Большая советская энциклопедия даёт в этом отношении какие-то гарантии? Нет, это даст гарантию эрудиции, но не более того. А способность всё доходчиво объяснить и разложить по полочкам? Это уже ближе, но тоже не то. Ведь можно дать объяснение предмета, удовлетворяющее и себя и собеседников, не зная его (что мастерски умеют таксисты про политику).

Критерием знания является понимание.

Нельзя не вспомнить старый анекдот, в котором преподаватель жалуется коллеге на студентов: «Тупые пошли студенты, сил нет! Один раз объяснил, не понимают. Второй раз объяснил, не понимают. Третий раз объяснил, уже сам всё понял, а они всё не понимают!»

Если говорить о локальном знании, например, о знании какого-то предмета, то понимание последнего означает умение объяснить его состояние сейчас, предсказать его состояние в другое время (обычно речь идёт о предсказании в будущем, но хорошее понимание даёт возможность столь же надёжных предсказаний прошлой истории предмета) и определить его место в картине мира.

А если мы говорим о глобальном знании, то речь идёт о формировании непротиворечивой и полной картины мира, объясняющей происходящее в мире во всём его многообразии, и позволяющей описывать его эволюцию в прошлом и будущем. Обладание такой замечательной картины мира в обиходе называется мудростью.

Вот только у мудрости есть важное свойство, без которой мудрость — не мудрость. А именно, мудрость не терпит однозначных и при этом полных ответов. И это от того, что при действительном понимании «вещей», — что бы мы под «вещью» не понимали, даже если это и не вещь, а вообще любое понятие любой природы и абстракции, но имеющее непосредственно отношение к реальности, — так вот действительное понимании любой такой «вещи» шире любого объяснения. То есть понятие шире возможностей знакового выражения. Любое объяснение всегда «не до конца», и в ту щель, которая остаётся между объяснением и сущностью объяснимого понятия, сколь бы она мала не была, влезть при известных обстоятельствах может такое, что объяснение становится не годным от слова совсем. Об этом нам говорит поговорка, что «дьявол в деталях». Действительно, в мельчайших и незначительнейших на первый взгляд деталях может скрываться такой дьявол, который от всей картины мира может камня на камне не оставить.

Значит, напрашивается вывод, что мы должны быть внимательны к деталям? Верно.

Значит, мы должны не упускать из виду ни малейшей из них? Нет! Но наше «Нет!» не значит, что детали можно и нужно игнорировать. Оно значит, что мы не должны «упираться рогом» и бояться упустить какие-то из них из виду. Детали — очень и очень важны, игнорирование их можно завести далеко и на долго. Но они не первостепенны.

Потому что, если мы начинаем все дьявольские детали ловить, коллекционировать и держать в уме во что бы то ни стало, то их обладатель (неспроста же они названы дьявольскими) начинает с нами играть шутки его имени. А именно: в конце концов за деревьями мы перестаём видеть лес. Наша картина мира становится дьявольски (приходится снова использовать этот эпитет) точна и непротиворечива в описании, и это самая непротиворечивость не оставляет того самого зазора в понимании понятий, который характеризует мудрость. И это половина беды. Вторая половина, что мы забываем, на чём что стоит, и впадаем в прелесть рацио. Мы отказываемся от веры. А заметим, вера — это не в церковь ходить свечки ставить (это-то как раз может одинаково сопутствовать вере и безверию), и не обязательно принадлежность к какой бы то ни было конфессии. Вера — это всегда фундамент любого действительного знания, любой той полной и непротиворечивой картины мира, о которой мы только что говорили. Это может быть вера в Бога, может быть верой в действительность каких-то фундаментальных понятий (без которых, как мы уже отмечали выше, ни одно полной знание не бывает, любое объяснение в конце концов упрётся во что-то, что не требует объяснения, что приходится принимать просто так: на веру).

Со значимости веры мы начали. Веры терять не следует, это плохо. Не потому, что кто-то осудит, просто безверие плохо кончается для того, кто её потерял. Человек без твёрдой веры — жалкое, душераздирающее зрелище. Как здание без фундамента. Святой без веры превращается в кликушу, учёный в научного сотрудника, средняя личность из человека в человека-желудок.

Каким образом избежать этой ловушки говорится в текстах, трактатах и трудах любого мало-мальски приличного вероучения (к которым я причисляю и науку, конечно). Но, находясь «внутри» и попав под прелесть «всё понятно», воспользоваться этими советами не всегда предоставляется возможность. Обыкновенно предоставляется возможность обратная — в упор эти советы не видеть. Что, впрочем, не удивительно. «Гулять в трёх соснах», пересчитывая шишечки и иголочки всяко спокойнее, чем пробираться сквозь чащу.

Но есть к этому противоядие. Которое стоит принимать при первых симптомах попадания в ловушку. Самый первый симптом — излишняя самоуверенность в понимании окружающего и обладания истиной в последней инстанции в чём бы то ни было, даже если это рецепт приготовления яичницы. Смотреть на всё по-разному. Что это значит «по-разному»?

Андрею Владимировичу Смирнову принадлежит две гениальные формулы: «Что и Какое» и «То же Иначе».

Первая обозначает квинтэссенцию любой большой культуры, или, что то же, парадигму формирования Картины мира: что из окружающего нас мирового хаоса мы выделяем как базовый структурный элемент и каков он. Например, в большой культуре христианской парадигмы (вероучения), «что» — это субстанция. «Какое» — это её, субстанции, акциденции или признаки. Другими, простыми словами, «что и какое» — это что и как мы понимаем.

Вторая формула определяет разницу между большими культурами: на языке одной парадигмы говорится о том же, что в другой всегда иначе.

Например. Что такое идентичность одного другому? Полное совпадение, или произрастание из общего корня? Из чего мы складываем мир? Из вещей, с их признаками, или связей между вещами (где признаки связей — это вещи на их концах)? Сумма всегда больше её частей, или могут быть варианты (например, при выполнении ряда условий, равняться самому большому из слагаемых)?

Сами по себе приведённые примеры, в котором каждая альтернатива взята не с потолка, а из соответствующей ей культуры, ничего кроме сумятицы в голове не создают. Но это только когда они берутся отдельно от целого, где целое — это та культура понимания (простите меня за этот вольный термин), где они естественны как рыба в воде. Соответственно, чтобы научиться смотреть на всё по-разному (что Смирнов называет «То же иначе»), надо освоить хотя бы ещё одну культуру понимания, чтобы смотреть с твёрдых её позиций на другую. А лучше взять несколько. То, что следует как следует освоить свою родную, это само собой разумеется. А как это сделать?

Не сказать, что рецепт освоений другой культуры простой. Но он понятный и его применение как минимум увлекательно. Человечество породило не одну такую культуру. Некоторые уже далече, некоторые — рядом. Но, главное, вероучения и мировоззрения многих из них богато описаны.

Обыкновенно описание вероучения представляет собой один или несколько (немного) базовых текстов, закладывающих принципиальный фундамент понимания мира. Они не очень понятны в том смысле, что при их написании использован довольно метафорический язык. Но этот недостаток оборачивается достоинством: метафора позволяет их воспринимать сразу, без предварительной подготовки. Правда, поверхностно, но понимать. Понять их глубже помогают созданные в изобилии толкования и комментарии. Следующим слоем — исследовательские (учёные) работы, — и здесь есть хорошая новость: если культура древняя, то до нас дошли в основном только очень хорошие исследовательские работы. А поскольку люди, по большому счёту, не меняются, и интересуют их в базе одни и те же вещи, то и темы этих работ не теряют своей актуальности.

Мы с вами находимся в привилегированном положении: мы обладаем не только достаточным (для нашей цели) количеством переводов на родной язык, но ещё и большим количеством научных работ, посвящённых их пониманию и сравнению. Тут, правда, надо разбираться: где автор сознательно натягивает сову на глобус (то есть пытается чужую культуру понять в категориях своей), а где добросовестно пытается влезть в чужую шкуру. Но в целом, если принять за данность, что чужая культура не только чужая, но и чуждая нашему привычному способу понимания, то отличить одних от других не составляет большого труда.

А что же это за базовые тексты? В христианстве — это Библия. В исламе — Коран. В индуизме — веды и упанишады. В буддизме базовой книги как таковой нет, речь там идёт о корпусе текстов, но они заботливо собраны в «корзины» и не составляет большого труда разобраться в их структуре (а если сложно, то не так сложно найти «путеводители» по ним). Современная наука, к слову, — плоть от плоти и кровь от крови католической ветви христианства (вплоть до того, что современная классно-урочная система, как мы её знаем, и к какой мы привыкли — это практика, введённая католическими монахами; а университеты, как явление — это стопроцентное порождение католической церкви, основанное, разумеется, на её догмах и правилах). Поэтому для понимания родной культуры, даже если ограничиваться строго научной картиной мира, до Библии всё-таки придётся докопаться.

Умение посмотреть на мир чужими глазами и чуждым взглядом даёт массу преимуществ. Во-первых, медленно, но верно приходит действительное понимание, что мир настолько сложен, что на языке одной культуры полностью не описываем. Всегда остаются лакуны, которые можно заполнить только встав на позицию другого вероучения/мировоззрения. Во-вторых, вслед за пониманием, в голове формируются сложные базовые и общие для нескольких разных культур понятия, которые мы начинаем понимать по-разному и видеть «в объёме». И в-третьих, само понятие веры начинает играть совсем другими красками: наступает опять-таки понимание, что догмы и ритуалы — это не вера. Но и в каждой вере есть свои догмы и ритуалы неспроста. Что с одной стороны, даёт прививку от догматизма любого рода, а с другой не позволяет свалиться в противоположную крайность абсолютного нигилизма. Карабкаясь по лестнице знания, не ограничивая себя одной единственной культурой, мы, хотим того, или не хотим, укрепляем веру.

И здесь, конечно же, напрашивается вопрос: «Веру во что?».

Хоть вера несёт исключительно индивидуальный характер, какой-то ответ на этот вопрос надо дать. И дать его просто, если заменить сложное слово «вера» на более простое и понятное: «убеждения». И мы можем добросовестно это сделать, так как вера — это ни что иное, как твёрдые убеждения, сформированные личным опытом и размышлениями, не выводимые строго рациональными методами (потому что если они выводятся строго рационально, то это не убеждения, а факты или гипотезы).

Почему углублённое изучение комплекса мировоззрений способствует формированию твёрдых убеждений?

Потому что они не «дружат». Во-первых, разные культуры не поддаются прямому сравнению в силу их чуждости друг другу (в силу различных принципов смыслообразования). Во-вторых, в виду многомерности мира как такового во всём его многообразии и сложности, который они описывают, точки зрения на один и тот же предмет могут не совпадать в разной степени: от конфликтов по частным вопросам до полного несовпадения друг с другом. Это нормально и не удивительно, когда касается любого сложного многомерного предмета, взять тот же цилиндр: с одной стороны он круг, с другой — прямоугольник. И то, и другое — точное его описание с какой-то определённой точки зрения, и при этом описания совершенно разные. Пример грубый, но принцип расхождения в точках зрения об одном и том же с разных позиций иллюстрирует точно и верно.

И если мы занимаемся изучением не с целью коллекционирования мнений, описаний и картин мира, а с целью формирования собственной интегральной картины, включающей их все настолько, насколько позволяют наши способности и возможности, то мы вынуждены заниматься их синтезом. Мы вынуждены самостоятельно разрешать все конфликты и находить общее, включающее и обобщающее в себя частные чуждые и конфликтные картины. Да ещё и так, чтобы это не противоречило нашему личному опыту. И, если мы этим заняты всерьёз и навсегда, то мы обязательно приходим к тем или иным твёрдым убеждениям. Которые, надо заметить, имеют свойство меняться тем больше (и глубже), чем больше и глубже мы занимаемся изучением и синтезом. Но чем дальше, тем они становятся крепче и выдерживают большие испытания: как новыми знаниями, так и свежим опытом.

Если же заниматься простым коллекционированием, то это здорово повысит общую эрудированность, но никак не повлияет на развитие понимания и формирование убеждений. Пятигорский, которого мы обещали ещё раз вспомнить, таких людей называл «эрудированными идиотами».

Приведённые рассуждения приводят к замечательным результатам.

Установив курс на понимание, и занявшись наращиванием знания путём изучения самых разных целостных картин мира, в компанию которых обязательно входят чуждые друг другу, и их синтеза в свою собственную картину, рост нашего знания и понимания начинает коррелировать с формированием и развитием личных убеждений. При этом не важно, что мы изначально возьмём за ориентир: понимание, или убеждение. С развитием одного неизбежно происходит развитие другого.

Ну что ж. На этом мы остановимся и вернёмся к кризису среднего возраста. То есть, вспоминая нашу метафору, стоим на вершине и грустно смотрим в долину. И, вот ведь незадача, у нас есть выбор, от которого нам не отвертеться.

Хорошо, если мы обладаем твёрдыми убеждениями и можем весело и бодро по инерции лететь под гору выбранным курсом. А если нет? Тут, как говорится, «два путя» выхода из кризиса. И теперь можно кратко их охарактеризовать.

Первый — попытаться начать всё заново, как будто бы с нуля. В этом выборе есть своё рациональное зерно. В конце концов, жизнью своей в целом мы обыкновенно довольны, за исключением сущих мелочей. Это потеря новизны, совершённые ошибки и их последствия. Новизну можно купить или подобрать, последствия обнулить, уйдя «на второй круг» жизненного пути, а от ошибок избавиться повторением своего опыта, но уже без них. Рецепт звучит хорошо. Проблема в том, что это не работает. Мы уже другие, чем в начале пути, контекст другой, ошибки исправляются не все, к ним добавляются новые, да и время не ждёт. Наконец, горы-то впереди нет, гора-то за спиной. Что вместо неё, мираж? Но это же просто смешно. В первую очередь — со стороны. Смешно буквально до слёз. Слёз жалости. Ну, если кто-то кушать не может без того, чтобы его не пожалели, отговаривать не будем.

А второй путь — это путь осознанного спуска в долину. Альпинисты с крутых стен спускаются по верёвкам. Подниматься по верёвкам заведомо дано не всем, кому-то приходится их провешивать, а вот спускаться может каждый, при двух условиях: наличии верёвки и точек, на которых их можно надёжно закрепить. Наши точки — наши убеждения. Наши верёвки — наше понимание ландшафта. И, вообще говоря, это не менее захватывающе, чем подъём (и не проще: статистика говорит, что на спусках несчастные случаи происходит чаще). Горные туристы это хорошо знают, и не гонятся за вершинами, хотя и они встречаются у них на пути. Да и смысл жизни — это, всё же, не покорённые на пути вершины, а сам жизненный путь.

Осознание значимости пути как такового — это есть и выход из ловушки кризиса перехода и первый шаг в следующий этап эволюции человеческого. Так что, друзья, вера и знание, знание и вера.

Ещё эту парочку, бывает, называют «осознанностью».