Мiр
“Без параллелей история превращается в вечернее чтиво”. К.В. Чайковский
V век до нашей эры. Афины возглавляют Афинский союз из 200 городов. Возглавляет союзное государство — эсимнет Перикл. Эсимнет — это тиран, но получивший власть не силой, а через выборы. Афиняне выбрали Перикла главой, а там он уж подобрал лежащую власть в свои ежовые рукавицы и никому её более не отдавал, пользуясь всей полнотой тиранической власти.
“Золотой Периклов век”, как его называли в эпоху Ренессанса.
Власть держалась, как водится, на двух китах: деньгах и силе.
Деньги Афины получали из монополий.
Основная монополия — финансовая. Ещё во времена войны с персами, афиняне забрали из всех городов — греческих, да, греческих — их казну, которая впоследствии оказалась в Афинах. С городами, с которыми о казне договориться не получилось, поступили жестоко. Уничтожили напрочь — к слову, в скорой войне со Спартой, где Афины потерпели позорное и сокрушительное поражение, сами Афины победителями разрушены не были. Единственным требованием победителя было срыть городскую стену. Города Спарты стенами не окружались.
Финансовая монополия поддерживалась Лаврийскими серебряными рудниками. Серебро добывали рабы. Средняя длительность жизни раба на руднике редко превышала год, поэтому рабы требовались постоянно и в большом количестве. В добыче рабов Афинам помогала монополия на море: их флот господствовал в Эгейском и отчасти в Чёрном морях. Флот был склонен к поощряемому Афинами пиратству, ибо пиратство давало рабов, а рабы давали серебро, которое поддерживало финансовую монополию.
Рабство в “золотой век” было нормой не только на рудниках, но и в быту. Жизнь раба в Афинах была печальна. Судьба илотов в соседней Спарте была тоже не сахар, но спартанский илот в сравнении с афинским рабом был человеком вольным. Раб в Афинах не имел права на имущество, семью и даже на собственное слово. В случае судебных тяжб между свободными гражданами, процедурой предусматривался обязательный допрос рабов истца и ответчика под пыткой. Считалось, что раб своего слова в принципе иметь не может, и по добру по здорову будет излагать волю хозяина. Соотвественно правду он может сказать только под пыткой и никак иначе.
Свобода, кстати, не гарантировалась. Рабом мог стать каждый в одночасье. Тиран и суд вполне могли её лишить — например, по доносу: жанр сей процветал. И не на время —временное рабство как институт не предусматривалось — а навсегда. Раба мог освободить только его хозяин по собственной прихоти. Внешнее принуждение к тому не предусматривалось.
В Афинах процветал кредит. Соответственно капитал распределялся, как ему и полагается в этих условиях, неравномерно. Богатые богатели, бедные беднели. Поскольку денежной массы было довольно, имущественный разрыв был тоже впечатляющ. Мелким рыбёшкам приходилось выбирать: или на дно, или бежать на острова или колонии, или в найм к дельцам покрупнее.
О нравах стоит сказать особо. Современника того времени спросили: “Чем заняты афиняне?” Он ответил: “Дают взятки, берут взятки и непрерывно пишут доносы друг на друга”. Вообще, когда углубляешься в изучение тогдашнего афинского общества, картина выглядит чудовищной. Инцест и педерастия полагались нормой. Равно как и многожёнство. Стоит напомнить, что то было время расцвета софистов, полагающих за девиз изречение Протагора: “Человек — есть мера всех вещей”. А следовательно, сама истина мало кого интересовала, вопрос стоял лишь в убеждении. Потому и в суде стороны боролись не фактами, а красноречием. Факты судей не волновали вовсе. Судей достаточно было убедить. И по надёжным свидетельствам, софисты в этом здорово поднаторели. Главным инструментом их красноречия были псевдологичные уловки, ныне известные как манипуляция. Классический пример софизма (софизм «Рогатый»): «Всё, что ты не потерял, то твоё. Рога ты не терял. Значит, ты рогат». Вот на такие уловки афиняне ловились запросто, что, кстати, говорит заодно об среднем интеллектуальном уровне правящей прослойки. Если кратко подытожить основы нормы афинского общества, то это — алчность, ложь и разврат. Не очень согласуется со школьными учебниками истории, но что делать.
А что представляла из себя правящая прослойка?
Структура власти была нехитрой.
Ниже — выборный совет. Выбирали с обязательной периодичностью раз в год, без оглядки на прошлый опыт, простым голосованием собрания граждан. Более того, вхождение в совет, если ты уже успел ранее побывать его членом, было прямо запрещено. То есть говорить о каком-то опыте государственного управления у членов совета не приходится. Равно как и об отвественности управляющих. Через год — взятки гладки и хоть трава не расти.
А ещё ниже — образованная (в том смысле, что грамотная) бюрократия. Писцы, советники и еже с ними. Их никто не выбирал и внимания на них обращали мало. А зря, ибо, по большому счёту в их руках находились вся подготовка властных решений и оформление итогов. А жили они долго и, в силу ограниченной грамотности населения, заменимы были слабо. Если прибавить к этому повсеместное взяточничество и доносительство — письменное, конечно, — то портрет правящей бюрократии обретает характерную палитру запахов и красок.
Что ценилось обществом? Хлеб и зрелища. Афины были сытым местом, способным кормить массу безхозяйственных бездельников. Это привлекало туда интеллектуалов со всего античного света. Интеллектуалы пользовались хлебом, а Афины — их умом и искусствами. Но если интеллектуал позволял себе лишнего, бегство было для него самым лучшим исходом. В противном случае могли засудить в рабство, а то и попросту придать смерти.
Такая вот свобода слова. Формальной идеологии будто бы и нет. Говори что хочешь, но если не понравится что сказал — то пеняй не себя.
Осталось только добавить в качестве вишенки на торте неизбывное презрение афинян к чужеземцам, полагаемым за людей второго сорта, и портрет эпохи можно считать завершённым.
Тут бы сказать, что начиная с Возрождения на протяжении столетий лучшие умы Европы так желали возродить афинские порядки — долгое время не зная, конечно, всех перечисленных подробностей — что в пору бы поставить тег “мечты сбываются”. Но мы здесь про мiр, поэтому не будем, пойдём дальше.
И вот именно в этих Афинах жил Сократ. Сократ вёл праздный образ жизни, не особо заботясь о хлебе насущном и чужом о себе мнении. Он был глубоко порядочным и мудрым человеком. Говорил только правду, не взирая кто перед ним стоит. Поэтому с одной стороны, он был уважаем как философ и мудрец, а с другой — дико ненавидим (а порой и бит) обывателями, которым одно его наличие было костью в горле.
Время своё Сократ проводил в диалогах. Не отвечая прямо на поставленные вопросы, Сократ задавал вопросы встречные, вынуждая собеседника задуматься и придти к ответу самостоятельно. Но однажды — благодаря Ксенофонту нам это известно — он дал прямой ответ на поставленный вопрос.
Афины готовились к войне со Спартой. И общество поляризовалось: за войну и против войны. Шли бесконечный споры и диспуты, и раз группа пытливых обратилась к Сократу.
— Скажи, Сократ, ты за войну или против?
— За, — подумав, скромно ответил философ.
— Сократ! — изумились собеседники, — Ты же всегда говорил, что война — зловонна, омерзительна, отвратительна, что в ней нет ничего хорошего! И ты говоришь, что ты за войну?
— Да, — сказал Сократ, — я был на войне, и знаю, что это такое. Война — это зловоние, мерзость, грязь. В войне нет ничего хорошего. Но вы, афиняне, погрязли в своих пороках настолько, что стали хуже войны! И я думаю, что может быть, война сделает вас чуть лучше.