Триангуляция философии понимания

В упоении читаю “Бытие и ничто” Ж.-П. Сартра. Одно дело идти путём философа, то есть проторенной тропой европейской философии. И совсем другое уйти с этой тропы на принципиально иной путь, вернуться обратно и посмотреть на его путешествие имея за плечами опыт альтернативного поиска. Это придаёт известную свободу впечатлению.

И в процессе чтения, на очередной заметке на полях, пришла в голову мысль.

Всю философию человечества, как, впрочем, и само человечество и что угодно другое, можно разделить на две категории. Одна категория — это философия объяснения. Другая — философия понимания. Между философами первого подхода и второго есть существенное отличие. Если первые строго придерживаются строгой изначальной аксиоматики — если не догматики — и вся их мысленная энергия направлена на объяснение мира, или какой-то его части на выбранной ими аксиоматической базе, то вторые к любого рода безусловным утверждениям относятся легче и фривольнее. Труд их менее благодарен и тяжёл, ибо объяснить так или иначе можно всё, а вот понять — далеко нет. Идя на пути объяснения мы можем как древние римляне на века мостить проторенную дорогу, зная и будучи уверенные в том, что никакой другой дороги нам уже более не понадобится. Другое дело — путь понимания. Это путь следопыта, который не выбирает и не прокладывает дорог. Зачастую их нет и быть не может. Мы вынуждены продираться через что-угодно, изредка лишь, выбравшись на возвышенность, имея возможность обозреть ближайший путь в выбранном направлении. Но и только. Мы не можем запечатлеть свой путь как истинный в виде схемы. Мы держим в голове топос исследуемого пространства и, если повезёт с талантом и возможностью, имеем счастье обрисовать его карту, столь же далёкую от схемы железных дорог, как железная дорога далека от джунглей Амазонки.

Мне давно стало неинтересно что-то себе объяснять. Понимать — гораздо более увлекательное и захватывающее занятие. Требующее, кроме всего прочего, постоянного поиска и напряжения мысли и никогда не позволяющее остановиться на достигнутом (объяснять другим, то есть делиться собственным пониманием — совсем иное дело).

В области понимания в европейской философии мне видится линия: Декарт — Юм — Кант — Гегель — Гуссерль (рядом ранний Хайдеггер) — Сартр. Список не претендует на полноту и исключительность, но как не крути, если уж намечать “стрелу понимания мира” в европейской философии, то перечисленные философы обязательно на ней окажутся в приведённой последовательности. Каждый из перечисленных, обладая собственной уникальной самостью, так или иначе принял эстафету у последователя и продолжил его дело. Продолжил не с том смысле, что принял целиком и полностью, а, скорее, впитал, воспользовался опытом, осмыслил его критически — даже если и отверг — и по-возможности объективно. “Встал на плечи”. И Ж.-П. Сартр на этой стреле философской мысли, конечно, на острие.

Но куда направлено это острие?

И, коль уж мы заговорили о карте и топологии, то отчего бы не воспользоваться методом триангуляции. И, если у нас есть другая стрела, в руках иного лучника, иной культуры, школы и традиции, незнакомого с первым, если, наконец, этот лучник целиться в ту же невидимую ему цель, и если пути двух стрел пересекаются в одной конечной точке, то эта конечная точка, представляющая в понятийной философии модус понимания картины мира, не может не вызвать большего доверия, как если бы это был пункт назначения единичного пути. Ведь любая стрела мысли может оказаться не более чем игрой интеллектуального воображения, как игрушечные стрелы в руках ребёнка, который стреляет из лука не во что-то конкретно, а куда-нибудь, получая удовольствие о самого процесса (это, собственно, и есть процесс объяснительной философии — каждое объяснение уникальной квартиры мира может быть по-своему захватывающе и прекрасно, но слабо приближающее к её пониманию).

Буддийская философия — это такая другая стрела. Минимум два с половиной тысячелетия непрерывной философской традиции, независимой от европейской и построечной на принципиально чуждых ей началах служат достаточным основанием рассматривать её как альтернативный путь в поисках понимания мира.

И вот что удивительно. Траектории пересекаются. Несмотря на чуждость подходов друг другу, планов наблюдения, культуры мышления и так далее, и Сартр, и буддийская философия приходят к одним и тем же выводам.

Сартр родился в 1905 году. В 1930-м — 25-ти лет от роду — он начал работать над “Бытием и ничто”. Отринув в значительной части картезианство гигантов-предшественников и феноменологию Гуссерля, САМ. В 38 лет он его закончил. За 13 лет в одиночестве Сартр прошёл пусть, эквивалентный пути сотен безымённых (и десятков поименованных) великих буддийских философов прошлого за 2500 лет. Безусловный гений.

И книга, конечно, чудесная. Хоть и требующая основательной предварительной подготовки для её собственного понимания.