Столкновение рефрижератора с подводной лодкой в бухте Золотой рог
21 октября 1981 года, в Японском море у пролива Босфор Восточный погибла подводная лодка "С-178".
В нее врезалось рефрижераторное судно ледового класса водоизмещением пять тысяч тонн. Лодке и рефрижератору "повезло". Если бы удар пришелся в 1-й отсек, это бы вызвало взрыв (на борту находился полный боекомплект из восьми торпед) и спасать никого не понадобилось бы. Командир заметил идущее на таран лоб в лоб судно за 40 секунд до столкновения и успел отдать команду: "Право на борт". Именно из-за этого не раздался взрыв. Удар получился не лобовой. После рокового столкновения, семь человек, находившиеся на мостике подводной лодки, включая командира ПЛ – капитана 3-го ранга Валерия Маранго, оказались за бортом. Личный состав кормовых отсеков погиб практически сразу. В носовых остались несколько офицеров и два десятка матросов. Получив смертельный удар, подлодка легла на грунт с огромной пробоиной в шестом отсеке...
Аварийную ситуацию создал оперативный дежурный бригады кораблей ОВРа Приморской флотилии, не заметив «Рефрижератор-13», а его помощник, прибыв с ужина, не задумываясь, дал добро на вход «С-178» в бухту Золотой Рог.
Старпом Курдюков, руливший на мостике, умышленно завёл рефрижератор в район боевой подготовки, запрещённый для плавания гражданских судов. Экипаж судна, гружённый кирпичом, 21 октября пьянствовал по случаю дня рождения старпома на рейде бухты Диомид (район Владивостока) и в результате опоздал с выходом. Чтобы уложиться в график и успеть пройти боновые ворота (вход в пролив) до закрытия рейда в связи с получением неблагоприятного прогноза погоды, капитан «Рефа» принял решение выйти из бухты «по-тихому». А чтобы проскочить незаметно для береговых постов наблюдения и связи, на «Рефе» не стали включать свои ходовые огни.
Увы, но на пути оказалась подводная лодка. После удара всех кто был на мостике лодки выбросило в воду кроме механика капитан-лейтенанта Валерия Зыбина, который в последнее мгновение каким-то чудом успел нырнуть в центральный люк и захлопнуть за собой крышку.
Командование принял старший помощник – Капитан-лейтенант Сергей Кубынин. Связь с четвёртым отсеком прекратилась через минуту-полторы, и можно только предполагать, как страшно погибали там парни - 14 человек, которые не успели даже включиться в «идашки». Они всё сделали правильно, перекрыв поступление воды в центральный и пожертвовав собой, спасли нас.
Когда стало понятно, что центральный не отстоять, Зыбин принял решение перейти в относительно благополучный второй отсек. От попадания воды в аккумуляторную яму, замкнуло шину батарейного автомата и возник пожар. Личный состав при помощи бортовой системы пожаротушения ликвидировал возгорание. Сравняв давление между отсеками, подводники перешли во второй, в котором оказалось 15 человек. Угарный газ из отсека никуда не делся, и максимум через четверть часа они попросту задохнулись бы. К тому же, из-за нарушившейся герметичности переборочных дверей, вода начала просачиваться из центрального отсека.
Единственным спасением оставался первый отсек, в котором вместе с начальником штаба бригады капитаном 2 ранга Владимиром Каравековом, которого свалил сердечный приступ, собралось 11 человек. С переходом в торпедный отсек оказалось сложнее. Моряки, наученные службой и знавшие назубок золотое правило подводника, не спешили отдраивать межотсечный люк. Пришлось убедить их пойти на нарушение корабельных правил. Это спасло им жизнь.
Капитан-лейтенант Сергей Кубынин вместе с командиром БЧ-5 капитан-лейтенантом Валерием Зыбиным они приняли решение вывести уцелевшую часть экипажа через трубу торпедного аппарата. Однако людей в носовом торпедном отсеке оказалось гораздо больше штатного состава и спасательных комплектов ИДА-59 для выхода из затонувшей подлодки на всех не хватало... Тем временем командование ТОФ развернуло спасательную операцию, и появилась надежда, что спасатели смогут передать недостающие «идашки» на борт.
Одного офицера и матроса отправили на разведку через торпедный аппарат, чтобы они доложили фактическую обстановку и сколько спасательных комплектов снаряжения нам недостает. Но их сразу же без лишних расспросов - штабу спасения наверху оказалось виднее - поместили в барокамеру. Они были первыми спасёнными.
Ждать спасателей пришлось трое суток. Темнота, холод, отравленный воздух... К началу вторых суток нахождения на дне обстановка начала «накаляться». Внутриотсечная температура сравнялась с температурой забортной воды (7-8 градусов), по всему чувствовалось, что моряки начинают заболевать. Время тянулось убийственно долго. Силы подводников таяли, несмотря на то, что это были молодые крепкие ребята 19–20 лет. Кубынин был самым старшим – ему перевалило за 26 лет. Как старший по возрасту, званию и должности, он был просто обязан воодушевить подчиненных, вернуть им надежду на лучшее... Построив в кромешной тьме личный состав, Кубынин зачитал приказ о повышении всем званий и классности на одну ступень, не поленившись сделать соответствующую запись в военные билеты и закрепить ее при тусклом мерцающем свете аварийного фонаря корабельной печатью...
После этого каждому моряку был вручен знак «За дальний поход» (коробку с ними случайно обнаружили во втором отсеке). Настроение в полузатопленном отсеке резко поднялось, все мгновенно забыли о температуре и воспалении легких, которым на третьи сутки уже болели все поголовно.
Получив недостающие комплекты ИДА от спасателей, прибывших к месту трагедии на подлодке-спасателе «Ленок», Кубынин и Зыбин начали выпускать моряков. Люди тройками заползали в торпедный аппарат, который затем задраивался, заполнялся водой, после чего открывалась передняя крышка. А на выходе из аппарата поджидали водолазы, препровождавшие их в декомпрессионную камеру на борту лежащего на грунте по соседству «Ленка». Тех же, кто по той или иной причине всплывал на поверхность, подвергали той же процедуре в барокамере надводного судна...
Выпустили ещё троих, двоим из которых требовалась срочная врачебная помощь. Старшим в тройке выходил Дима Ананин, который должен был страховать двух ослабевших. Парни вышли в штатном режиме, методом шлюзования торпедного аппарата, но все трое пропали странным образом. После их так и не нашли. Непонятно куда подевался и матрос Виктор Леньшин - я лично обеспечивал его выход, закрывая за ним крышку торпедного аппарата. Следом за ним вышли ещё пятеро, всех подняли на водолазные боты, а Виктора никто так и не видел. По-видимому, он попал под винты аварийно всплывающей спасательной лодки «Ленок».
Сердце начальника штаба бригады остановилось прямо в трубе торпедного аппарата во время выхода третьей группы. Он не дополз всего двух метров до передней крышки. Мы «похоронили» его в каюте командира. А матрос Петя Киреев умер, потому что один из торпедных аппаратов оказался «замурован». Водолазы с «Ленка», решив помочь нам продуктами и дополнительным снаряжением и загрузили всё добро в резиновом мешке во второй торпедный аппарат. Хотели как лучше, но… У матроса не выдержали нервы, он потерял сознание и погиб.
Самым последним, как и подобает командиру корабля, покинул «С-178» Сергей Кубынин. И сделать это одному человеку было чертовски сложно! Предстояло затопить первый отсек и, дождавшись, когда вода достигнет казенной части торпедного аппарата, нырнуть в него и проползти 7 метров железной трубы калибром 533 мм… Гул в воспаленном мозгу, работа на пределе человеческих сил и откровение на выходе из аппарата – вокруг никого! Как позднее выяснилось, спасатели решили что спасли уже всех и свернули операцию! Кубынин выбрался на надстройку, решив добраться до рубки, а уж затем всплывать на поверхность. Не получилось – потерял сознание, и гидрокостюм вынес его на поверхность... Его чудом заметили среди волн со спасательного катера.
Сергей пришел в себя в барокамере на спасателе «Жигули». В вену правой руки была воткнута игла капельницы, но боли он не ощущал – находился в полной прострации. Врачи поставили ему семь диагнозов: отравление углекислотой, отравление кислородом, разрыв легкого, обширная гематома, пневмоторакс, двусторонняя пневмония, порванные барабанные перепонки… По-настоящему он пришел в себя, когда увидел в иллюминаторе барокамеры лица друзей и сослуживцев: они беззвучно что-то кричали, улыбались. Не испугавшись строгих медицинских генералов, ребята пробились-таки к барокамере...
Потом был госпиталь. В палату к Кубынину приходили матросы, офицеры, медсестры, совсем незнакомые люди; пожимали руку, благодарили за стойкость, за выдержку, за спасенных матросов, дарили цветы, несли виноград, дыни, арбузы, мандарины. Палату, где лежал Кубынин, в госпитале прозвали «цитрусовой»...
Сергей Кубынин совершил в своей жизни по меньшей мере три подвига. Первый, офицерский – когда возглавил уцелевший экипаж на затонувшей подводной лодке; второй – гражданский, когда спустя годы сумел добиться, чтобы на Морском кладбище Владивостока был приведен в порядок заброшенный мемориал погибшим морякам «С-178». Наконец, третий, чисто человеческий подвиг – он взял на себя заботу об оставшихся в живых сослуживцах. После увольнения из армии, долгое время работал спасателем.
Сегодня, особенно после трагедий атомных подводных лодок «Комсомолец» и «Курск», стало ясно: то, что совершили капитан-лейтенант Сергей Кубынин его механик Валерий Зыбин в октябре 1981 года, не удалось повторить никому. Разве что капитану 1-го ранга Николаю Суворову, организовавшему выход своего экипажа из затопленного атомохода «К-429».
Звание Героя России так и не было вручено, хотя ходили слухи что оно было подписано Главкомом ВМФ СССР адмиралом флота Чернавиным.
Именно после этого ЧП тот же главком адмирал флота Советского Союза Горшков потребовал, чтобы на всех подводных лодках загорелись оранжевые огни кругового обзора.