Корфу и Коринф
Сравнение со Спартой, может льстить самолюбию тех, кто вырос на Болливуде Голливуде, но для знающих расклады чуть подробнее — это фактически приговор.
"Ненависть города владеющего даром слова".
Да и положа руку на сердце — сравнение 404 и Афин, последних оскорбило бы до глубины души.
Хотя бы, потому, что афиняне — народ морской, что очень сильно отразилось на психологии их как морских пиратов просвещённых мореплавателей.
А "білокам'яна столиця, українських моряків" всегда вызвала хохот, смешанных с брезгливым недоумением.
Скорей уж спартанско-афинские разборки можно спроецировать на планетарный масштаб, с известной степенью натяжения совы на глобус.
С тем уточнением, что Афины наших дней — это два смертельно ненавидящих друг друга города, в массовом сознании скреплённые воедино словосочетанием "англосаксы".
Что даёт существующему пока что в проекте Лакедемону от Порто до Магадана немалые шансы на победу.
Божественная аналогия, с нашей войной, у Фукидида, тем не менее имеется — это война коринфян и керкирян за Эмпидамнский угольный бассейн.
Параллелей можно провести действительно много.
1) Керкира — колония Коринфа, что пользуясь своим выгодным положением, на метрополию плевала, чем долгие годы доводила коринфян до белого каления.
Они (коринфяне — прим. Г.М.) полагали, что Эпидамн одинаково можно считать как их колонией, так и колонией керкирян; вместе с тем они обещали помощь и из ненависти к керкирянам, потому что те, будучи их колонистами,пренебрегали ими. И действительно, керкиряне на всенародных празднествах не предоставляли коринфянам установленных обычаем почестей и не давали ни одному коринфянину (как это было принято в прочих колониях) права первенства при жертвоприношениях.
2) Чёрной неблагодарностью она метрополии платила по причине крайней милитаризации, и как они считали — лучшей подготовленности к войне.
"Только сунетесь — усїх порвёмо".
Керкира по богатству стояла наравне с богатейшими эллинскими городами, да и к войне была подготовлена лучше других. Керкиряне гордились своим весьма сильным флотом и тем, что когда-то прежде на Керкире обитали славные мореходы феаки (по этой-то причине керкиряне придавали особое значение флоту и действительно были достаточно могущественны: в начале войны у них было 120 триер).
Про "білокам'яна сталицю" повторяться не буду. Тут ключевое слово — "когда то прежде". И славными мореходами тут были отнюдь не сами керкиряне.
3) Ещё до того, как воронка разразившейся на Пелопонесе Мировой войны втянула туда и спартанцев, и афинян и всех кого только можно, и речь шла о локальном конфликте, керкиряне себя ПОКАЗАЛИ.
В тот же самый день, по совпадению, керкирянам, осаждавшим Эпидамн, удалось принудить город к сдаче под условием, что поселенцы будут проданы в рабство, а коринфяне в оковах будут ждать окончательного решения своей участи.
После этой морской битвы керкиряне воздвигли трофей на мысе Левкимме (что на Керкире), а потом казнили всех остальных пленников, попавших им в руки, кроме коринфян; коринфян же заключили в оковы.
Истинные хозяева своего слова — хотят дают, хотят берут обратно. "Військова хитрість".
4) Как только они выяснили, что сквозь пальцы на осаду Эмпидамна Коринф смотреть не будет, сразу включили заднюю и устроили торг с перебрасываемым как мячик через сетку предложением:
"— Отведите войска. — НЕТ ВЫ!"
"...Войну они не хотят начинать. Если же коринфяне прибегнут к силе, заявили керкиряне, то они также будут вынуждены искать себе иных друзей, хотя бы и нежелательных, вместо тех, что у них есть теперь. Коринфяне же отвечали им: если керкиряне уведут свои корабли и варваров от Эпидамна, тогда они и будут обсуждать этот спор с ними. Но пока Эпидамн в осаде, им, коринфянам, не пристало здесь заводить тяжбы с керкирянами. Керкиряне возражали на это: если коринфяне уведут свои военные силы из Эпидамна, то они готовы сделать то же. Они согласны также на то, чтобы, оставаясь на прежних местах, заключить перемирие до решения дела в третейском суде
Потерпев поражение в первой войне с бывшими колонистами, Коринф начинает готовиться к войне всерьёз — строит флот, собирает союзников, закладывает жён и детей. (А делать нечего — керкиряне жгут союзные города, в порядке мести за позицию по Эмпидамну. По всему видно, что ЭТИ, сами не успокоятся).
На Керкире эти приготовления видят, и понимают, что стратегия "отобьём первый натиск — дальше сами рассыпятся" не сработала и жареным пахнет уже всерьёз, и в случае поражения придётся плохо. Очень.
Ибо на Пелопонесе на них точат зуб многие (считай что все), и при первой возможности шанса не упустят.
Надо заниматься новым и непривычным для себя делом — ИСКАТЬ СОЮЗНИКОВ. Причём среди центровых, упирая даже не на ЧУДОВИЩНЫЕ ГОНЕНИЯ (к чести керкирян, в отличие от...), а на голый прагматизм.
Прежде всего, у нас с вами общие враги, а это самый надежный залог прочности союза; притом враги отнюдь не слабые, которые могут причинить своим противникам немало вреда. А так как предлагаемый нами союз — морской, а не сухопутный, то отказ от него для вас особенно нецелесообразен. Ведь вам следует по возможности не допускать, чтобы кто-либо другой, кроме вас, держал флот; если же вы не в состоянии этому помешать, то должны, по крайней мере, иметь на своей стороне того, у кого флот наиболее сильный.
Якщо ви не допоможете нам сьогодні, воюватимете з ними самі.
И конечно, тонко намекнули на основное английское афинское кредо — не допускать нигде строительства сильного флота, иначе как у себя.
(Англичане решали вопрос при помощи "морячков", афиняне жили в менее изощрённые и искушённые времена и им приходилось воевать).
Послы из Коринфа также прибывают в Афины — и произносят речь, иные отрывки которой, вполне можно было бы повторить и сейчас — если бы дипломатия не впала в ничтожество изощрённого протокола, а ООН не был бы декоративным органом, несравнимым с агорой прошлого.
В действительности же они вовсе не относятся добропорядочно ни к другим, ни к нам. Хотя они и наши колонисты, но с давних пор совершенно отделились и теперь даже воюют с нами, да еще утверждают в свое оправдание, что не для того выселились, чтобы терпеть от нас несправедливость и обиды. Мы же говорим: не для того и мы вывели колонию, чтобы керкиряне и их послы нагло оскорбляли нас, а чтобы стоять во главе их и пользоваться подобающим уважением согласно обычаю. По крайней мере, все остальные наши колонии оказывают нам этот почет, и колонисты нас очень уважают. Ясно, что если большинству мы пришлись по душе, то это доказывает, что и у керкирян нет оснований для недовольства. И мы не пошли бы войной против нашей собственной колонии, не встретив с ее стороны столь вызывающего пренебрежения. Но пусть даже мы в самом деле виноваты: керкирянам сделало бы честь считаться с нашим недовольством, а нам было бы стыдно применить силу, видя их скромность. В своем высокомерии, кичась богатством, керкиряне решили, что могут наносить нам всяческие обиды, и ныне силой захватили наш Эпидамн, о котором, пока он был в беде, они вовсе не заботились, а теперь держат в своей власти.
И это только малая часть. Указывают они и на заслуги прошлого (мы в ваши территориальные споры не лезли), и на печальные последствия созданного прецедента ("не вводите в обычай брать под защиту отпавшие чужие города"), и на многое другое.
И резюмируют: военный союз с вами был бы неплох и взаимовыгоден, но ежели нет — ОТОЙДИТЕ В СТОРОНУ.
Не лезьте в спор славян между собою, мы вполне удовлетворимся нейтралитетом.
Ежели рискнёте влезть... Выбора у нас не будет, обратимся в Лакедемон. Последствия представляете?
В общем и целом, коринфяне предложили Афинам Дело.
"Будущая война, которой стращают вас керкиряне, уговаривая вступить с ними в союз, может и не состояться, но ваш союз приведёт к большой войне с гарантией ... уже сейчас."
Афиняне же выслушали обе стороны и даже созывали народное собрание дважды. На первом собрании афиняне склонились скорее на доводы коринфян. На следующий же день, на вторичном собрании они передумали и приняли решение вступить в союз с Керкирой..."
Люди колебались. Стратегические аргументы боролись с тактическими доводами.
С одной стороны — большая война с усилившимся сверх меры Коринфом конечно возможна.
С другой — война с и так неслабым Коринфом сейчас — неизбежна.
Часа весов колебалась — но в итоге победили доводы за "игру вдолгую".
"...правда, не такой, чтобы иметь общих друзей и врагов (ведь требование керкирян напасть вместе с ними на Коринф с моря означало бы для афинян нарушение договора с пелопоннесцами)."
Влезать сходу в большую войну афиняне, тем не менее всё равно не хотели.
Так — поучаствовать на полшишечки.
"Химарсы вам, так и быть отправим, а вот воинский контингент — ніт".
Но коготок увяз — всей птичке пропасть.
После ожесточенной битвы коринфян с сепаратистами с Корфу, куда Афины таки направили ограниченный контингент, случился один народ moment:
После такого ответа афинян коринфяне начали приготовления к отплытию домой и воздвигли трофей на материке у Сибот. Керкиряне же подобрали обломки своих кораблей и тела погибших1, вынесенные течением и поднявшимся ночью ветром, который повсюду выбросил их на берег, и также поставили трофей2 на Сиботах как победители. Обе стороны приписывали себе победу по следующим основаниям: коринфяне остались победителями в морском сражении до наступления ночи, им удалось убрать свои поврежденные корабли и трупы погибших; они также взяли в плен свыше 1000 человек и привели в негодность около 70 кораблей противника. Потому-то они и воздвигли трофей. Керкиряне же поставили свой трофей, потому что уничтожили до 30 кораблей3 и по прибытии афинян подобрали на своей земле тела погибших и обломки кораблей, а коринфяне, увидев накануне аттические корабли, стали грести назад, начав отступление, и по прибытии афинян уже более не осмелились напасть на них из Сибот. Так каждая из сторон приписывала себе победу.
Озлобление Коринфа перешло в бешенство, и не видя больше для себя никаких иных вариантов они развязали против Афин гибридную войну (с восстаниями на подконтрольных им территориях, отправкой гоплитских контингентов и.т.д.) и отправили послов в Лакедемон.
Спартанские старички, в войну вступать (как и афиняне до того) не хотели и раскололись на "голубей" ("На суше мы их, так и быть размотаем — но ведь у этих сволочей огромный флот. Нужно подождать, потянуть время и подготовиться лучше) и "ястребов" ("Некогда ждать — зима на носу и газа в обрез, не ответим сейчас — отвечать будет нечем.").
"Ястребы" победили, и всё заверте...
Так, локальный конфликт, начавшийся с вероломства и скотского отношения коринфской колонии к своим "старшим братьям", привел к чудовищной по масштабам Греции Разделочной Мировой Войне, во время которой:
Никогда не было захвачено и разрушено столько городов — будь то варварами или воюющими сторонами (иным после завоевания пришлось даже испытать еще и смену населения); никогда еще не было столько изгнаний и кровопролития (как в ходе военных действий, так и вследствие внутренних распрей). То, что раньше было известно только по преданию, а в действительности не всегда подтверждалось, теперь оказывалось обычным делом: страшные землетрясения одновременно распространились на большую часть страны, затмения солнца стали происходить чаще, затем возникла засуха (в некоторых областях даже голод), и, наконец, разразилась ужасная моровая болезнь, погубившая значительную часть населения Афин. И все эти бедствия обрушились на Элладу вместе с нынешней войной.
И на десерт — совсем печальная историческая параллель.
Из числа керкирских пленников коринфяне продали 800 человек (которые были рабами), а 250 оставили в плену и обращались с ними хорошо, чтобы по возвращении на Керкиру те могли оказать им содействие (к тому же, как оказалось, большинство пленников принадлежало к числу знатнейших граждан города).
И тут же — примечания переводчика.
Фукидид не сообщает, как поступили керкиряне с коринфскими пленниками.