Страсти по бересте. Ч.4. "Я иду долиной. На затылке кепи…"

О Василии Алексеевиче Городцове, писали и пишут в основном в панегирическом духе - с одной стороны, как о рязанском самородке, трудом и упорством заслужившим себе место в пантеоне отцов русской археологии XX века, с другой - как о трудолюбивом и образованном дореволюционном сверхчеловеке, передавшим советским "историкам с лопатой" огонь традиции.

Не стал исключением из общего хора панегиристов и неизбежный (все таки об археологии пишем) товарищ Клейн.

Вообще выражение "N божьей милостью" встречается как у Клейна (марксиста) подозрительно часто (при общем пафосе борьбы с "клерикализмом"), и не только у него - давние читатели Дмитрия Евгеньевича, помнящие его новгородскую серию возможно вспомнят, что ровно тем же выражением ("филолог божьей милостью") аттестовал Зализняка поющий ему осанну Немзер.
Такие вот советские "твердокаменные атеисты". Божьей милостью.

Лев Самуилович тут рисует излишне широкими мазками, и от того грешит против истины, так что поправим.
Во-первых, если хроническая неуспеваемость в рязанской семинарии, с истиной состыкуется, то "конфликт с попом" - это поздняя стилизация читателя Помяловского (откуда вы думаете "бурса" в скобках возникла?) и Дарвина, с "рубкой икон" и прочим джентельменским набором разночинца Узревшего Свет Истины.

Умер Э.Б.Тэйлор 85-летним стариком. Это один из любимых моих авторов юношества. Дарвин, Леббок, Уоллес, Тэйлор, Бокль, Лайель — это мои учителя при прохождении курсов высшего самообразо­вания. Я им очень обязан, от всего сердца благодарю их и всегда с по­чтением отношусь к их памяти. Мир же праху твоему, бессмертный Тэйлор! Интересно отметить на память. Первыми и самыми любимыми моими учителями при самообразовании были англичане. После меня за­нимали немцы, но специализировали французы. Из всех моих иностран­ных учителей наибольшее влияние на мое мышление оказал Ч. Дарвин, портрет которого украшает стену над моим письменным столом вот уже 30 лет. Я приобрел его из какого-то иллюстрированного издания и, не­смотря на всю бедность свою, приобрел старую рамку, отремонтировал ее и поместил в нее изображение любимейшего человека и 30 лет не рас­ставался с ним. Интересно заметить, что при первом чтении Дарвин мне не понравился. Эволюционизм его мне был противен, и я всячески хо­тел опровергнуть его, не замечая, что мной руководят идеи воспитания и православной религии. Но когда мне удалось подметить последнее, я с гадливым чувством их отбросил и всецело последовал эволюцио­низму, проводя его, может быть, даже дальше, чем следует. Во всяком слу­чае, и до сих пор эволюционизм для меня — фундамент всяческого зна­ния в изучаемых мной областях. (с) Городцов, Дневники 1916-1917 г.г.

Во-вторых, дослужился он не до штабс-капитана, а до подполковника - именно в таком звании, он вышел в отставку в 1906 году.

Военная его карьера сложилась конечно не блестяще, но и не столь провально, как карьера семинарская - Станислава III степени, и личное дворянство он получил в конце 80-х, что до потомственного - ему не хватило до него всего одной звезды (т.е. звания полковника).
Дослужился ли бы - большой вопрос, впрочем это в любом случае значения не имеет, поскольку в конце 80-х случилось еще одно событие (помимо ордена) с которого он впоследствии отсчитывал свою научную (!) карьеру - он женился.

Когда мы доходим до жены Василия Алексеевича, возникает парадоксальная ситуация - получается о родителях и предках бедного поповича Городцова (во многом с его слов, но все же) мы знаем достаточно много, а вот о родителях и предках (!) дворянки Руслановой ... ничего. СОВСЕМ.

(Так что очень может быть, дворянкой она стала только после брака с молодым, подающим надежды офицером).

О ней самой, впрочем известно не больше - только то, что впоследствии решил записать в дневниках ее муж (даже в них он почтительно именовал ее Елизавета Евгеньевна, и никак иначе).
Были у нее в жизни две отличительные черты - искренняя поддержка хобби супруга, по собиранию костей и черепков (потому он свою научную карьеру от момента женитьбы и отсчитывал)...

...и пожизненная преданность учению Льва Николаевича, о непротивлении злу насилием, за что в семье ее ласково называли "наша толстовка".

(Влияние ее на Городцова переоценить сложно - в дневниках его Толстой, через запятую после Будды и Христа, поминается с завидной периодичностью, а впоследствии при Советах, после ее смерти, он регулярно посещал кладбище, где она похоронена, описывая эти походы как "ходил до памятника Толстому").

Но так или иначе, начавший с дилетантских раскопок на родной рязанщине Городцов, впоследствии дорос (отдадим должное упорству и трудолюбию, без всяких кавычек) до выступлений на X Археологическом съезде в Киеве в 1899 году, где на скромного рязанского офицера обратили внимание Люди.