На Внутреннем Фронте. П.Н.Краснов ч.2
С передовой, где под немецкую канонаду ежедневно убивают его друзей и товарищей свои же солдаты, Петр Николаевич попадет в качестве одного из важнейших действующих лиц в Корниловское «восстание».
И раннее «мятеж», и позднейшее «восстание», я беру в жирные прежирные кавычки по одной простой причине – от этой истории прямо-таки несет Провокацией, как от помойной ямы засыпанной хлоркой.
Вместо подготовки – Тяп-Ляп, «Хренак, Хренак и в Продакшен».
И это при том, что руководит всем – вроде как всамделишный боевой генерал, долгие месяцы боровшийся с разложением в этой армии.
И глядя с этой точки, на происходившие тогда события, к Лавру Георгиевичу возникают Вопросы.
Хороша оговорочка по Фрейду, не находите?
Краснов потом будет иронизировать – смотрите, дескать, Лавр Георгиевич, я под следствием и в плену, сижу во Пскове, и выполняю ваше «поручение», вы ведь не такого исхода хотели, я полагаю?
Поэтому и остался жив «после всего», и даже поучаствовал в белом движении – на начальных этапах.
При всех патриотических порывах, чутье с самого начала подсказывало Петру Николаевичу, что дело - швах.
И здесь, настает важный момент, когда необходимо отдельно остановиться на фигурах Корнилова, Крымова, и окружавшем их Контексте.
Обладатель бараньей головы и львиного сердца Лавга Гельджирович Дельдинов обрел всероссийскую популярность, после третьей по счету попытки побега, из австрийского плена, оказавшейся благодаря соотечественникам Богемика удачной.
Говорят, что назначение его командующим Петроградским Военным Округом утвердил еще Николай II. Иные дописываются, аж до того, что назначение это он подписал вместе с отречением, надо полагать, все тем же Карандашом.
Если же спуститься с горних высей литературных фантазий, на грешную землю задокументированных фактов, то окажется, что 2 марта 1917 года, на эту должность его утвердило Временное правительство, причем главным его покровителем в нем был … Гучков.
После чего, они вместе отправились в Царское село – арестовывать императрицу. Современные историки, симпатизирующие Белому Делу, пытаются представить все так, что арестовать, он конечно арестовывал, но как… С болью в сердце, скрипя зубами, с кошмарами, преследующими его по ночам остаток недолгой жизни… Может быть, может быть.
На этом, однако, сотрудничество его с Гучковым не закончилось, напротив. Как пишет Вики, они боролись с разложением в армии, незаметно расставляя на важных постах своих людей. Як партизаны.
Не окажись их «работа» сизифовым трудом, впору было бы выпускать учебник: «Как остановить разложение армии, не привлекая внимания санитаров Керенского».
Гучков с утроенной энергией пропихивал, и в итоге пропихнул его на должность Верховного Главнокомандующего.
После чего и начался, этот странный «путч».
Корнилов (сам или по подсказке "добрых" родзянок), дошел до "светлой" мысли - повышения боеспособности армии, путём создания частей сформированных по национальному признаку.
И к началу выступления частей этих создали порядочно.
Только были это, в основном, не осетинские или дагестанские части, что было бы логичным (кадровый резерв будущего путча), а части украинские.
Генерал, а впоследствии гетман Скоропадский - это оттуда.
Керенский, Терещенко и Церетели отвесили братьям Шрёдингера столько незалэжности, сколько те смогли унести, а добрый генерал Дельдинов снабдил их армией.
Крымов. Ох, даже не знаю, что тут сказать…
Начать хотя бы с того, что по свидетельству Берберовой, в 1915 году, Гучков посвятил его и многих других генералов в масоны. Скорей всего – ВВНР, но это надо смотреть.
В январе, он встречался с думской оппозицией, и заверял ее, что в случае переворота, он путч поддержит.
И вообще был «с Пушкиным на короткой ноге». Публика вроде Терещенко и проч. была для него друзьями и соратниками.
Ах да, еще вкусного довеска вам – за авторством Маннергейма. Верить этому или нет – решайте сами, но мне имеющихся фактов вполне достаточно, чтобы поверить. Ибо все в «масть».
И этого человека, Корнилов поставил во главе армии идущей на Петроград.
Низлагать все тех же Терещенко и К.
Одно из двух – или человек был идиот, или…
Или к августу 1917 назрела необходимость утилизировать массу недовольных правых, чье число достигло массы критической.
В конце концов процессом управляли люди, когда-то поставившие на лыжню черносотенное движение (и превратившие его в грушу для битья).
На роли спасителей нации поставили двух гучковских протеже, один из которых спектакля не пережил.
Ну что поделаешь – и в театре бывают несчастные случаи.
Иногда вместо холостого заряда закладывают боевой.
А здесь игралась пьеса в театре политическом, в котором на одной бутафорской крови далеко не уедешь.
Тем временем, бедолага Краснов, бесконечной далекий от мрачных дум криптоисториков XXI века, переживших Триэсэр, с ужасом обнаружил, что его худшие опасения, относительно того, как все будет, подтвердились.
Его безнадежные метания довели его, сперва до Пскова (где он в режиме реального времени наблюдал, как до основания разлагаются его войска), а вскоре и до Луги, где и произошла историческая встреча.
Встреча генерала Краснова и генерала Бонч-Бруевича.
Того самого, борца за отдельную кухню, в уплотненной квартире.
И вновь – слава Гиперинформации! Благодаря ней, мы имеем отличную возможность сопоставить показания – ведь Бонч-Бруевич тоже выпустил книгу воспоминаний, с говорящим названием «Вся власть Советам», где не преминул упомянуть о разговоре с Петром Михайловичем.
Сопоставление одного с другим более чем красноречиво.
— Ваше превосходительство,- сказал комендант, — простите, что беспокою вас так поздно. Но по платформе ходит какой-то приезжий генерал и делает резкие замечания солдатам, не отдавшим ему чести. Боюсь, как бы чего не случилось с этим генералом, — признался он, видимо, зная уже о событиях в Выборге.
Я глянул на часы — было около двух часов ночи. Кто мог быть этот генерал, мне и в голову не приходило. Но возможность самосуда на станции меня встревожила, и я сказал коменданту:
— Попросите этого генерала к вашему комендантскому телефону.
Через несколько минут комендант сказал, что передает трубку. Я спросил:
— Кто у телефона?
— Генерал Краснов, — услышал я.
Мне было уже известно, что Краснов назначен командиром III конного корпуса в помощь генералу Крымову, получившему от «верховного» задание сформировать особую армию. Конный корпус я уже приказал вернуть с пути и сосредоточить в Пскове — начальник штаба был занят разработкой соответствующих распоряжений по фронту.
Краснов, таким образом, появился как нельзя кстати; важно было лишь сразу поставить его на место, и я нарочито грубым тоном сказал:
— У телефона главнокомандующий Северного фронта генерал Бонч-Бруевич. Предлагаю вам немедленно прибыть в штаб фронта и явиться ко мне. Мой адъютант приедет за вами на автомобиле.
— Слушаюсь! — не без почтительности в голосе ответил Краснов, и я понял, что взял с ним верный тон.
Краснова, как и Корнилова, я знал еще по Академии генерального штаба. Краснов был на курс старите меня, но, окончив Академию по второму разряду, в генеральный штаб не попал. Состоя на службе в лейб-гвардии казачьем полку, он больше занимался литературой и частенько печатал статьи и рассказы в «Русском инвалиде» и в журнале «Разведчик».
Мне всегда не нравился карьеризм Краснова и бесцеремонность, с которой он добивался расположения сильных мира сего, не брезгуя ни грубой лестью, ни писаньем о них панегириков. Знал я, что генерал Краснов при внешней вышколенности внутренне совершенно недисциплинированный и неуравновешенный человек. Мне было известно, наконец, что между Керенским и Корниловым произошел полный разрыв, и хотя первый и сместил верховного главнокомандующего с его поста, тот решил не подчиниться и идти войной на Петроград.
Пока я разговаривал с Красновым по телефону, начальник штаба отредактировал и перепечатал телеграмму о том, чтобы эшелоны III корпуса были остановлены повсюду, где бы их ни застало мое распоряжение, и немедленно отправлены обратно в район Пскова. Телеграмму эту я успел подписать еще до появления Краснова в штабе. Сумел я вызвать и начальника военных сообщений фронта и приказать ему принять все меры к обратной перевозке частей корпуса.
Резюмируя встречу двух генералов - Люди разошлись крайне недовольные друг другом.
Однако личная неприязнь - це одно, а вопрос с управлением массой казаков оставленных фактически без начальства - це совсем другое.
Да и имевший Градус Бонч-Бруевич понимал, что перед ним - карточный болван, которого использовали вслепую и как и всех офицеров, что пошли за Корниловым и Крымовым.
Так что история с арестом Краснова достаточно быстро сошла на нет ("обознатушки-перепрятушки"), и спустя несколько дней они вновь побеседовали - в последний раз.
— Ничего не поделаешь. Настоящая власть находится сейчас не в наших руках, а у Совета. И порядок в городе я поддерживаю только потому, что действую с ним в контакте. И вам, генерал, придется с этим считаться. Тем более, что Ставка утвердила вас командиром корпуса и вам не один день придется провести в Пскове
Не желая, чтобы он истолковал свое назначение как победу корниловщины, я тут же огорошил Краснова сообщением о том, что корпус расквартировывается в районе Пскова, а штаб возвращается в самый город.
— Кстати, — с нарочитой небрежностью продолжал я. — Крымов-то застрелился... Так-то... — выжидающе поглядел я на побледневшего генерала. — А теперь ступайте к генерал-квартирмейстеру, он укажет вам пункты для расквартирования частей корпуса, — сказал я все еще не пришедшему в себя генералу и отпустил его.