"Временное правительство" В.Д.Набокова. Ч.1. Писательский вояж (1)
Рассказ о злоключениях молодой латиноамериканской республики, некогда бывшей первоклассной европейской монархией, Набоков начинает с сухой выжимки воспоминаний, долженствующей пояснить нам, «чем вы занимались до 17-го года».
Удивительно – но почти что ничем. В 14-м году его призывают в ополчение, вскоре он оказывается в тыловой части под Ригой, а уже в 15-м благополучно (и СОВЕРШЕННО НЕОЖИДАННО для себя) покидает фронт, и заступает на службу в Азиатскую часть Главного штаба.
На этой должности его, с головой погруженного в дела штабные и застает революция, явившаяся для него полной неожиданностью – ведь он с начала войны не поддерживал былых знакомств среди кадетской или околокадетской публики, да и вообще – от политики устранился. Как и от печати.
Впрочем, с последним выходит заминка. В сноске, подальше от невнимательных глаз, он сообщает, что за все эти годы, лишь единожды нарушил «обет молчания» - выпустил книгу, составленную по следам путешествия его и пяти других русских литераторов в Великобританию.
О, гиперинформация! Тебе я воздаю хвалу свою. Читатель конца прошлого века едва ли обратил бы внимание на эту сноску, а если и обратил бы – то едва ли сумел бы найти хоть один экземпляр книги «Из воюющей Англии», еще дореволюционный, отпечатанный не самым большим тиражом. Меня же, от чаемого сборника фельетонов (как скромно обозвал свое творение Владимир Дмитриевич) отделяли шесть кликов манипулятором, именуемым в народе мышью.
Решив не останавливаться на достигнутом, аз грешен возжелал ознакомиться с воспоминаниями оставшихся членов великолепной шестерки, посетивших тогда еще будущую нашу криптометрополию главного союзника России в Антанте.
И предо мной открылась бездна.
Судите сами.
Всего на Туманный Альбион убыло шестеро. Отчасти писателей, отчасти журналистов, отчасти политиков, не чуждых «марания бумаги» (для РИ обычное дело, в отличие от РФ, где чтение телеграма Дмитрия Анатольевича вызывает изумление и чувство «а не сплю ли я?»).
Ефим Александрович Егоров, от «Нового времени». Из характеристики, что его наградила Гиппиус.
Рекомендуя Егорова, Тернавцев весело хохотал: «Лучше и не выдумать секретаря. Ловкий пёс! Удивительный! Шестидесятник; ни в Бога, ни в черта не верует!»
Какой он там был «шестидесятник» — трудно сказать, но уменье его обращаться с «попами» и дружба с Антонином, тогдашним духовным цензором, были, действительно, полезны. Дружба закадычная; вместе ходили по трактирам, а запрут лаврские ворота — Антонин к Егорову ночевать. Между приятелями было что-то общее. Грубоватость какая-то, диковатость…
<…>
И сразу сдружился с «попами». Особенно с архимандритом Антонином. Вместе шатались они по трактирам, — где Ефим непременно заказывал себе кушанье постное, Антонин же непременно скоромное; вместе забегали к нам; если Антонин «опозднялся» в городе, то у Ефима и заночевывал.
Увы, но даже гиперинформация не всесильна. Номера «Нового времени» за 1916 год, где и должны были печататься атчоты Ефима Александровича о вояже в Великобританию в сети отсутствуют (или лежат на серверах мне неведомых, по ссылкам доступным лишь обладателям особой Степени Посвящения).
Его дальнейшая биография особого интереса не представляет – во времена Февраля и Октября он занимался неведомо чем, потом бежал к белым и позже эмигрировал, скитался и осел в Париже.
Александр Александрович Башмаков. Панславист, русский националист, черносотенец и просто хороший человек.
Увы – номера «Правительственного Вестника» за 1916 год постигла та же судьба, что и родственные им по времени выпуска номера «Нового времени».
«Там на неведомых дорожках…».
Его воспоминания было бы почитать интересней всего, но увы.
Судьба же его, почти, что полностью повторяет судьбу Егорова, вплоть до итогового оседания в Париже.
Люди как люди. Если не знать подробностей.
А именно – кем были их четверо соседей по делегации.
Немирович-Данченко от «Русского слова». Казалось бы, что тут скажешь. «Увы, но повторилась та же история. Номера журналов за 1916 год…».
«А они нам и не особо нужны, ответим мы».
Для добавления пары эффектных штрихов они сгодятся, но общий контур картины виден и так.
Откройте русскую Википедию – и вы увидите аккуратный провал между 1898 и 1917 годом, в биографии нашего героя.
После революции он идет в гору, не вылезает с зарубежных гастролей, а в 1940-м году, в апофеоз сталинщины, становится почетным и бессменным председателем Комитета по Сталинским Премиями в области Литературы и Искусства.
До 1943 года он сидел на лагерной хлеборезке руководил Комитетом, и в этом качестве дважды вручил Сталинскую Премию Первой степени Алексею Толстому (с которым в далеком 1916-м году ездил в Великобританию).
За роман «Петр I» (1941) и роман «Хождение по мукам» (1943).
Увы, дальнейший процесс награждений прервала Великая Примирительница Споров, в народе именуемая Смертью – в 1943 году, Немирович-Данченко покинул юдоль скорбей и Сталинграда, и переместился, вероятно в лучший из миров.
Или в нижний из миров – если вспомнить Даниила Андреева.
Впрочем, чтобы картина, не получилась выполненной совсем уж грубыми мазками, немного забежим вперед и обратимся к набоковской "Из воюющей Англии", на страницах которой периодически возникает наш герой.
Отношение английских хозяев показательно – ползать по глиняным траншеям, рискуя ежесекундно получить пулю в висок или осколок мины в брюхо отправляют Набокова с Толстым, а господина режиссера с комфортом и в автомобиле возят по снесенному до состояния щебенки Ипру.
Поскольку номера «Русского слова», где будущий вручатель Сталинских Премий делится впечатлениями от инспекции английского фронта мной все еще не обнаружены, поговорим о контексте.
А точнее – о его семье.
Семья нашего героя была довольно велика, и разбор всех ее представителей «от Рюрика до наших дней», занял бы недопустимо много времени, а поскольку мы не герольдмейстеры связанные контрактом, выделим лишь несколько душистых ветвей, и поговорим о них.
О брате, сыне и двух племянниках.
(Тем более, что многие из представителей этого славного рода, удивительно нефотогеничны, и не склонны оставлять после себя следы, пригодные для написания хоть мало-мальски связной биографии).
О его брате Василии Ивановиче Немировиче-Данченко сообщается, что он масон и один из основателей ложи «Возрождение», под эгидой французского масонства.
Правда при этом не всегда добавляют, что масонская карьера нашего героя на этом только началась – через несколько лет он станет членом «Полярной звезды», в числе основателей которых был Николай Морозов, невольным последователям которого вы и обязаны появлению спекулятивной истории, человек с новохронологической по меркам XX века в Советской России биографией.
Русская Википедия, к слову, дает весьма скудную информацию о его жизни и злоключениях, а посему позволю себе ее дополнить.
При всей своей подробности, увы – ответа на сакраментальный вопрос, а именно: «Чем вы занимались в феврале 1917 года?» она не дает. Все покрыто мраком неизвестности.
Впрочем, дальнейшие его "злоключения" показывают – человек с советской властью был на короткой ноге, а уехал в эмиграцию без особых проблем, как Замятин (это не булгаковские метания в попытках подкупить капитана парохода, или устроить себе смертельную болезнь в надежде получить возможность уехать на лечение).
Дальше был эмигрантский кордебалет, канкан и гопак, тем не менее, не помешавший его брату сделать блестящую по советским меркам карьеру.
Теперь сын, Георгий Владимирович. Окончил Училище Правоведения…
*долгий понимающий смех в зале
…ага, и я о том же. В феврале занимался непонятно чем, впоследствии участвовал в гражданской войне на стороне белых, эмигрировал, и дальше начался все тот же эмигрантский канкан – только на порядок похлеще, чем у дяди Василия.
Например он близко сошелся с Шойбнер-Рихтером, тем самым, с которым были хорошо знакомы Таборицкий и Шабельский-Борк, убийцы Владимира Дмитриевича Набокова.
(Так состоялась вторая и последняя встреча семейства Набоковых и семейства Немировичей-Данченко, пусть и через два рукопожатия).
Ну и дальше Кирилл Владимирович – император всероссийский, сотрудничество с Фелькишер Беобахер и смерть в 1939. Скоропостижная. Так, что вполне возможно, и подмели.
Первый – не имеет ни фамилии, ни биографии – лишь краткие выписки. «Морячок», причем красный, дважды осуждался (один раз в 1938!), оба раза приговаривался к расстрелу, оба раза приговор заменялся десятью годами каторги – в первый раз он выпущен на свободу, не досидев и года, второй раз умер в лагере.
Так это или нет, судить не берусь, однако подозреваю, что случись в реальности такая оказия, с чекистов, допустивших подобное сняли бы очень толстую стружку. В сантиметр толщиной, как минимум.
А вот второй племянник – человек намного более известный. Порфирий Артемьевич Подобед.
«Морячок», на сей раз дореволюционный, проживший долгую жизнь вплоть до 1965 года.
Чем занимался в 17-м официально неизвестно, но неофициально – как говорится очевидно.
Умер, тем не менее своей смертью.
Ну и складываем пазл.
Брат - масон и видный эмигрант, сын - масон, сотрудничающий с нацистами, племянники - морячки.
У всех слепое пятно размером с февраль 17-го в анкетных данных, почти все несмотря на причудливые извивы своей биографии не испытывали никаких проблем с советской властью (окромя Константина, хотя тут большой вопрос - не случись с ним несчастного случая на стройке в 38-м, вполне возможно через год бы выпустили.).
И посреди всего этого безобразия - Ладимир Иванович.
"Не участвовал, не привлекался".
И сделал головокружительную карьеру при Дядюшке Джо - при таких то родственничках.
Чудеса, да и только.
Ну вот, мы наконец и добрались до первой из жемчужин нашей коллекции – воспоминаний А.Н.Толстого, автора «Хождений по мукам» (как помнят его увлеченные историей жители СССР), «приключений Буратино» (для безразличных к истории обитателей Триэсера) и «Петра I» (для ценителей одного подзабытого писателя из 90-х).
Свои впечатления от поездки и гораздо более отдаленные от 1916 года воспоминания Толстой скомпоновал в книгу «В Англии. На Кавказе. По Волыни и Галиции.», которую вы в Интернете не найдёте.
А если обнаружите – с меня причитается.
От былого великолепия остался жалкий огрызок – глава/новелла «Уэллс», посвященная встрече кубышки делегации с Гербертом Уэллсом.
Но это как раз тот случай, когда по когтям узнают льва.
Начнём с затравки.
Они ничего так не ценят, как молчаливое мужество в несчастье, как ясное человеческое лицо со сжатым ртом от преодоленной боли. Они больше всего любят детей, и каждый англичанин до старости хочет быть простым, как ребенок.
Это, если вы не поняли – об англичанах.
«Его бьют – а он улыбается, и тем самым просит ещё». Для нации прирожденных садистов – это ценняк, с большой буквы Ц. Такие народы воистину сами напрашиваются на английское управление – ведь это народы по Теме.
И когда они почувствовали в нас простоту и слабость, которую мы не скрывали, и мужество, которым не гордились, и спокойную волю, сердце Англии раскрылось.
Путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
Путь к сердцу англичанина – через self-harm.
Ничего другого, этот несчастный народ, увы не понимает.
Одним из переменивших свое отношение к России был Уэллс. До войны он, как и многие, опасался нашей внешней политики, писал даже по этому поводу статьи. Сейчас оба его сына учатся русскому языку, а сам он считает, что в будущем Россия должна включить в свою жизнь английскую и, как соединительное звено, американскую культуру.
Сейчас Уэллс пишет статьи на тему ближайшего будущего. Он думает, что задача писателей — раскрыть немцам глаза на действительность, и не сомневается, что Германия кончит революцией.
Но все это конечно мелочевка, пригодная разве что для беззубого зубоскальства (стратегическая обреченность немцев была видна еще в 1914-м).
Жемчужина этого короткого очерка – вот.
Идя впереди с Набоковым, Уэллс говорил сначала о неорганизованности здешних сельских рабочих, получающих сравнительно скудную плату, и тот из них, кто смог скопить 50 фунтов, считается здесь богачом. Затем разговор перешел на Россию, где Уэллс был до войны. Он находит, что наша страна, богатая хлебом, лесами, минералами и скотом, здоровая и непочатая, пойдет по пути американской культуры, где, конечно, на первом месте — сельское хозяйство и разработка естественных богатств. Союз наш с Англией нужен и чрезвычайно желателен. И я думаю (Уэллс этого не договорил), старая, видавшая всякие виды Англия слишком хорошо знает цену вещам и суррогатам и убережет нас близостью своей от излишеств, которым поддался Новый Свет.
Впереди было столетие войн, террора и чудовищной по своей жестокости британской каторги. Все участники той пророческой беседы уже давно лежат в земле (и самым везучим, отбывшим в мир иной без посторонней помощи тут оказался как ни странно Толстой).
Остались лишь государства – хорошо знающая цену вещам Великобритания по сей день уберегает не столь здоровую и давно уже початую страну от излишеств Нового Света.
О Корнее Чуковском, Николае Корнейчукове, а по-хорошему и вовсе Николае Левинсоне, можно сказать много и разного.
Можно встать на точку зрения официальной (советской) историографии, и сказать, что это знаменитый детский писатель, переводчик и поэт. Умный, образованный, любящий свое дело и людей (детей особенно), приложивший немало сил к нравственному воспитанию молодежи. Жил долго и достойно, по праву заняв место в пантеоне нравственных авторитетов русского народа в XXI веке.
(Что это за пантеон? Представьте пантеон советский, а потом уберите оттуда дедушку Ленина и подобных ему. Кто остается? Правильно – Лихачевы, Чуковские etc.)
Если копнуть чуть глубже, и подробно изучить материалы, не вошедшие в ПСС, впечатление сменится на противоположное – одноклеточный подлец, графоман и вообще, человек с ПРОБЛЕМАМИ.
Ну а докопавшись до самого дна, периода Первой Окончательной Разделочной Войны, и подняв из придонной мути брошюру «Англия накануне победы» 1916 года выпуска, наконец получается сложить «ы то, ы другое», получив перед мысленным взором окончательную картинку.
Литератор средней руки, не лишенный дарований попал в случай, всю жизнь варился в революционной грязи, а в канун войны понял «с кем надо пить» и на кого работать, а главное, как – и стал батрачить на своих хозяев со всей возможной отдачей и талантом.
Награда не заставила себя долго ждать – его оставили в живых. И хорошо упаковали на зоне. От чего человек обнаглел, полностью утратил страх Божий и к 30-м годам дошел до особой степени подлости и одичания.
В этом качестве он сохранился в русской культуре, и колупать окаменевший культурный слой детской литературы made in
Что выросло - то выросло. Или вырастили.
Вернемся в 1916. Особенно подробно разбирать «Англию накануне победы» смысла нет – перед нами панегирик, написанный в состоянии верноподданнического восторга.
«Наши, наши идут! НАШИ ИДУТ!».
Для всех желающих прикрепляю брошюру отдельным файлом, зайдите и причаститесь. Чтение, без шуток, увлекательное – особенно если читать в очечках.
Остановимся на наиболее вкусных кусках этого рождественского торта англофилии, украшенного цукатами милитаристской пропаганды.