Ощущение праздника
Спросите у того, кто рядом, у бармена наливающего вам пинту темного, пока вы это читаете, или у жены пролистывающей «ленту инстаграмма», что приходит в голову, ассоциации или воспоминания, связанные с новым годом. Вы услышите набор клише, истории про запах мандарин и ёлочные иголки, ожидание чуда, праздник.
Я всегда завидовал людям, которые так легко могут каждые 12 месяцев переходить в режим «праздник к нам приходит…» и излучать позитив. Видимо у меня отсутствует какой-то винтик, или в скриптах просто не прописана такая модель. Но это здорово, здорово и то, что все люди разные, и то, что часть из нас умеет радоваться жизни; ну, или делать вид.
Что я знаю про праздничное настроение? Да всего две вещи, это то, что тени на грубом мокром и грязном асфальте начинают бежать быстрее и то, что есть ритуал жертвоприношения, который почему-то забыли отменить.
Обо всём поподробнее.
Я был маленький. Зимой день становится короче, и крайнюю часть разрешенного бабушкой времени на прогулку неминуемо захватывала тьма. Листва деревьев уже не создавала тени от фонарей. Трава уже перестала выполнять функцию естественной грязезащиты. Дождь и снег, в купе с отсутствием солнца и близкой к нулю температурой большую часть декабря и января делали дороги внутри комплекса пятиэтажных домов постоянно мокрыми, грязными и блестящими. Летом такой асфальт был сухой, а если и намокал то чаще выглядел чистым. Зимой же он словно становился глазированным дешевым шоколадом. Толи это была только грязь с подошв обуви и протектора шин различных машин, толи песочная смесь от гололёда, не знаю. В то время все лампы освещения были ртутно-дуговые (ДРЛ), они имеют характерный оранжевый свет, «теплый» свет спектра, как стало принято говорить в эпоху LED источников. Асфальт был очень фактурный грубый и разный. Не такой как сейчас, не такой как на автобане в Европе. Минимум битума, никакого топинга. Просто множество круглых и не очень кварцевых и гранитных камешков влитых в нечто песчано-бетонное, что их связывало. Именно из-за такой структуры асфальта в местах с плохим водоотводом образовывались лужи и выбоины, в последствии заполняемые камешками похожими на речные, которые мы использовали для создания так называемых «суриков» (самодельные пиротехнические изделия, на основе корабельного сухого красителя «сурика» и сухой алюминиевой пудры «серебрянки»).
В общем, такой фактурный асфальт в ночи являл собой целое светопреставление, так как в этом изумительном блеске грязного мокрого декабрьского асфальта отражался теплый свет уличного светильника. Исходя из одной точки свет отражался от асфальта и попадал в зону видимости под ногами, расходясь в разные стороны. При движении (от или к источнику света) динамика такой игры света была похожа на разбегающиеся или, наоборот, собирающиеся лучи. То обстоятельство, что у бабушки я оказывался на новогодние каникулы, естественно приводило к тому, что я не наблюдал переходных процессов, и погружался в это простое но оттого не менее совершенное волшебство игры света и бликов сразу и с головой.
Люди, бегущие домой с работы, быстрее от того что не хотели мерзнуть, или по причине подготовки к новому году, создавали тени, тени перекликались друг с другом и вносили как дополнительный звуковой ряд так и периодические затемнения в игру света на мокром асфальте.
Самое интересное, что если восстановить в сознании хотя бы примерно эти образы, они подтягивают за собой и витающий в воздухе позитив и алюминиевые тазики с салатом оливье у большой соседской семьи и беспардонное ожидание подарков и мелкие кислые мандарины и многое другое, в том числе детские лица моих приятелей, части которых, как и многих других, увы, уже нет.
А как же ритуалы, спросите Вы.
А ритуалы они такие, кто-то овцу зарежет, кто-то чучело сожжет, кто-то, как учил синеватый цвет лампового кинескопа, на новый год ходил с друзьями в баню, упиваясь там до ужасного состояния.
Часть ритуалов сохранилась, часть трансформировалась, часть ушла. Что-то ушло прямо на нашем веку. Многое, наоборот, на нашем же веку и зародилось. Говоря о самом «Новогоднем» предприятии, есть сильный риск свалиться в общую массу пресловутых клише, и булькнувшись в котёл первородного бессознательного водить пьяный хоровод вокруг подсвеченной светодиодной гирляндой искусственной ели. Я хотел поведать о другом.
В начальных классах, или позже, помню мы только вышли на учебу после нового года. Все были полны сил, историй о том кто где и как провел новогодние каникулы, рассказы о подарках, обновки, мороз, румяны на лице. Мы не могли наиграться в снежки на крыльце, а когда снег таял, не унимаясь искали новых приключений.
В один из таких дней мы выбежали на перемену. Ребята побежали куда-то в соседние к школе дома, трехэтажные дома так называемого сахарного завода. По дороге один из них поделился из кармана брюк сухим обычным рисом со вторым. Мы забежали в подьезд, ребята позвонили в первую дверь. Дверь открылась, тут двое ребят стали сеять рисом и кричать какую-то похожую на языческую прибаутку песню, затем хозяйка вынесла печенья, конфеты и мелочь, выдав каждому из нас. Так мы за одну перемену обработали весь подъезд. Следующий день я был под впечатлением. Меня просто прорубило. Я не мог понять, как это работает, но конфеты в карманах говорили о том, что это выгодно в любом случае.
«Сею вею посеваю, счастья и добра желаю…» говорил я, одиноко бомбящий район мальчишка, повторяя этот фокус не меньше трёх лет в последствии. Не то, чтобы я нуждался в деньгах или провизии, скорее наоборот; я просто не мог себе в этом отказать.
Сотни дверей, за ними сотни разных людей, разных возрастов, разного достатка. Начало девяностых. Я «работал» один, так не надо было делиться. С конкурентами тёрок не было.
И казалось бы, нормальный человек скажет «да это же рэкет! В то время, когда взрослые в кожаных куртках делали тоже самое в более крупных объёмах с рынками магазинами и мелкими фирмами, такие вот дети проходили подготовку на обычных людях, своих соседях…»; но я считаю, что мы просто выполняли вековую древнюю роль, толи сборщика десятины, толи притворника оракула… Просто обычай и традиция сначала превратились в одно, потом трансформировались во второе, и к концу своего существования явились в искаженном отголоске на время моего детства.
Сейчас ко мне не приходят «колядовать» или «посевать», совсем. Я вообще не вижу ничего подобного. Может люди перестали открывать другим двери, или хранить дома мелочь? А может просто злее стали.
Так или иначе, для меня каждый год, то сильнее то еле заметно, как плавник дельфина на водной глади закатного зеркала, всплывают похожие на замедленные искры бенгальского огня - отблески уличных фонарей на грубом мокром асфальте из детства, люди открывающие тебе двери со словами «только не сори рисом, я уже дважды подметала…» и ощущение того, что всё будет хорошо.
Всё обязательно будет хорошо.