ИСТОРИЯ ПРО ЗВУКИ НЬЮ-ЙОРКА

За полчаса до того, как начнут петь птицы в будильнике, душа возвращается в тело. Ничто уже не спит и всё начинает ворочаться. Солнце намазывает себя на помятое лицо и прохладные руки, за окном движется первая жизнь. Голосят мужчины и женщины, бывает проедет машина, цок-цок-цок собака коготками, шуршит пакетик для какашек. Глаза ещё не готовы, поэтому жизнь приходит в ощущениях и звуках. Пока лежишь - слушаешь и понимаешь, что проснулся, но ещё рано. Скрипит кровать соседа, который непонятно по какому графику просыпается, но уходит всегда в одно и тоже время. А иногда - не в одно и то же. Скрип глохнет под грохотом утреннего поезда, рельсы которого проложены по воздуху на соседней улице. И как этого не замечаешь когда спишь. Ведь поезд-то не первый - они здесь ходят круглые сутки. Но этот, услышанный, становится утренним петухом. Звонит будильник. 

По дороге на работу в ушах играет радио, которое и не радио уже вовсе, а подкаст. Три самые главные новости прошедшего дня за 10 минут. Пока идёшь, приходится прижимать наушники несколько раз, потому что утренние поезда заглушают самого Господа Бога. Где-то совсем рядом 9 раз бьёт колокол. Католическая школа. Детки, ростом с дядек, плетутся в школу, одетые как пацаны с района - в трениках и кроссовках. На перекрёстке дежурит колоритная дама с тёмной-тёмной кожей и в розовых очках. Одетая в оранжевый жилет, предполагается, что она должна следить за движением транспорта и не дать ему раздавить детей. Дама исправно справляется с задачей, одновременно разговаривая то по телефону, то со своими товарками. Недалеко от станции метро переговариваются мужчины-индусы: стоя у своего магазинчика, у своей прачечной, у своего газетного киоска. Железнодорожные пути в воздухе заворачивают через дорогу и слышно, как дама объявляет “This is a Flushing - Main Street bound 7 local train. The next stop is Court Square - 24th Street”. Каждый день одно и то же. 

На работе в лобби толпятся люди: кто выжидающе смотрит на лампочки над лифтами, кто водит пальцем и глазами по телефону. “Going up” говорит женский голос из колонок и все принимаются крутить головами как совы, чтобы понять какой из шести лифтов приехал. Кто успел - забегает внутрь и нажимаются кнопочки. Зайдя, все возвращаются к прерванному - смотреть в телефон, смотреть внутрь себя. Знакомые люди начинают щебетать бодрыми голосами, обсуждать погоду и как-у-тебя-дела. Женщина-лифт объявляет новый этаж, отношения разрушаются, люди прощаются, желают друг другу хорошего дня и пространство постепенно пустеет. 

На кухне закипают чайники, дамы обсуждают дела насущные. Хлопает дверь в туалет и в холодильник. По ковру шаркают ноги, губы посасывают кофе через трубочку, некоторые желают всем доброго утра, некоторые поглощены своим собственным эго и молча прошаркивают к своему столу. Удивительно, как много глаз смотрят прямо перед собой и словно поезда проносятся мимо друг друга, полные дум. А бывает, глаза робко бросаются в ковёр. И тишина. Тем временем совсем рядом люди несутся в других поездах по своим работам. Бездомные и попрошайки пока не работают - не протолкнуться. Кто-то с подружкой обсуждает что-нибудь важное или какое-нибудь говно по-американски громко и, как показалось бы чьей-нибудь маме, - с интонациями проститутки. Как и из лифта, из вагонов люди высыпаются по своим жизненным путям и появляется чем дышать. 
А в марте всё оборвалось и звуки стали другими. 

Рано утром птичка свистит свистком через равные промежутки времени. Может быть повезёт, и за окном идёт дождь и воет ветер. А может повезёт, и на улице прекрасная погода с солнцем и облаками тут и там. В одно утро на балкон прилетела птица и принялась говорить по-совиному. Я сперва подумал, что это, конечно же, сова (или Филипп Киркоров со своими ремейками), но засомневался, ибо раннее утро и я не в лесу. Так мы познакомились с плачущей горлицей, потому что сидя на ветке она славит Создателя протяжными минорными уханиями. Когда гуля обустроилась на балконе, прилетел её супруг и сел рядом. Телом он был больше, а манерами агрессивнее. Сначала птички сидели бок к боку и молчали. Потом что-то ударило в голову и стали целоваться. Клювами это делать не очень удобно и выходило, что они будто бы затачивают их друг о друга. А может быть он кормил её тем, что наклевал до этого. Страсть накалялась под утренним солнцем. Я оставил печатать письмо и стал смотреть не стесняясь. Голубь-горлица (Горлицин?) взобрался на спину молодой жене и стал топтаться. Но вдруг соскользнул. Она сама стала двигаться очень бодро и взобраться, не то, чтобы удержаться, стало проблематично. Мужчина на это дело плюнул, они ещё немного поцеловались и вспорхнули прочь с таким вот звуком, как наши советские голуби, только мелодичнее. 

В другое утро на балкон прилетел ничем не примечательный воробей. Сел туда же, где днём ранее пытались заниматься любовью голуби. За ним прилетел второй и закрепился рядом. Первый воробей распустил перья и стал себя есть. Второй просто смотрел. Следом где-то сверху, вне поля моей видимости, сел третий и его тень легла большим чорным пятном между сидящим двумя. Смерть, подумал я. Через секунду второй воробей соскочил с балкона и его забрала неизвестность. Тень метнулась прочь. Забрала, подумал я. Оставшийся продолжал себя есть как-будто не произошло никакой греческой трагедии. 

Третьим утром я услышал кваканье. Что-то подсказало мне, что это не настоящая лягушка (а Филипп Киркоров со своими ремейками). Я подошёл к окну и стал искать источник. Разумеется, лягушек нигде не было. В пустом дворе между домами шевелились кусты, светило солнце и всё было как прежде. Только вот кто-то квакал! Напротив окна натянуты кабели разной толщины для того, чтобы белкам было удобно ходить по делам. Когда они подходят к остановке моего окна, кабели шатаются и дёргаются. Иногда одна, две или даже три белки проскачут мимо. Мои уши дали понять моим глазам куда смотреть, я глядел вниз. Ведь именно внизу будут сидеть лягушки, в которых я уже перестал верить, но надеялся. Я стал всматриваться выше и дальше пока глаза не упали. На проводе вдали, рядом с серым как белка столбом сидела серая как белка белка. Смотрела уставившись в никуда и квакала. Конечно, у белок есть голос, но чтобы такой, уже похожий на гуся? - Это стыдоба. После этого открытия я перестал выглядывать в окно каждый раз, когда слышал кряканье. Кваканье. И так каждый день.

Малиновка, птица с кучей дел и без особых замашек, прилетела на следующее утро. Просто посидеть на углу балкона. Глянула направо, налево, опять направо, приняла решение и упорхнула в левую сторону. Она редкая гостья.  

Ближе к 10 утра просыпаются люди и медведи в них. Соседи сверху дают волю бегающему туда-сюда ребёнку. Ему лет 6, он не кричит, не ноет, мало и серьёзно говорит. И топает. Ему нравится бегать из одной комнаты в другую и обратно. В квартире справа живёт молодой человек с чорными волосами и глазами. Когда (он думает, что) его никто не видит и не слышит, то громко, долго и грубо разговаривает по телефону, орёт на мать и проводит свои рабочие совещания словно это паспортный стол где оранье - золото. Он живёт один и никаких других звуков из его квартиры не слышно, потому что никто не захочет жить жить с паспортисткой. Иногда он вскрикивает так, как будто кто-то забил гол и надо праздновать. Видимо все остальные звуки он получает через наушники. Вот они, прелести жизни в многоквартирном доме с тонкими стенами, потолками и полом. 
В 11 часов в доме слева, стоящем в двух метрах от моего, открывается окно, включается телевизор и дикторы, то с британским, то с американским акцентом, ведут беседы о последних новостях. Мой сосед считает, что этот человек забыл включить слуховой аппарат, потому что все голоса звучат так громко, будто дикторы расположились прямо у него дома. Потом происходит пересменка. Дикторы уходят. Приходят три-четыре тётки и начинают орать друг на друга, обсуждая какое-то говно. Видимо, товарищ приплачивает им за истеричность и театральность. Через 20 минут всё пропадает. Мой сосед говорит, что там смотрят шоу сестёр Кардашьян, но я то лучше знаю - к нему приходят проститутки. 
Время после полудня проходит без особенных звуков. Раз в час заиграет флейта. Что-то простое, ритмичное и короткое. Одна и та же мелодия. В 4 часа раздаётся мужской сдавленный стон - одна за другой короткие волны - и за ним следует глухой далекий звук падения чего-то тяжёлого на пол. Вскоре мужик снова сильно тужится (совершенно, должен вам сказать, не здоровое поведение в туалете), выдаёт сдавленный стон и снова слышится глухой звук - тяжёлые каловые массы железной руды вываливаются из бедного мужчины и падают в яму. Весь дом трясётся. Видимо, мой сосед - трансформер. 

Ровно в 6 вечера открываются все окна, из них высовываются руки и головы, и принимаются кричать, свистеть, хлопать в ладоши, стучать в кастрюли, улюлюкать, петь, рвать глотки, тихо улыбаться. Так Ньюйоркцы благодарят тех работников ключевых профессий, которые каждый день выходят на работу. В частности персонал больниц, водителей автобусов и поездов в метро, доставщиков еды. Это стало традицией, но положили начало ей то ли в Италии, где карантин начался гораздо раньше, и где люди выходили петь на балконы от нечего делать и чтобы не сойти с ума. Через 10 минут все умолкают, чтобы начать заново в 7 вечера. И так каждый день. 

После того, как солнце село и до того, как все легли спать, некая парочка начинает заниматься сексом. Не важно при этом, открыто у них окно или закрыто, всё равно слышно. Зачинает девица. Громкими протяжными стонами она даёт понять мне, моему соседу, всем соседям и тому, кто вставляет ей, что всё идёт хорошо. Звуки прерываются, возвращаются снова, снова исчезают и наконец на обоих участников (а не на всех, кто вовлечён в слушание) обрушивается оргазьм. Женщина томно стонет, мужик тоже даёт волю чувствам и громко исторгает романтичное: “Fuck, oh fuck, yeah”!

Ночью, если выйти на улицу, можно услышать ветер в листве. У некоторых домов стоят флагштоки с американским флагом. Железные кольца механизма стучат о стальную трубку. Развеваются 50 звёзд и 13 полос первых колоний над пустыми улицами. Кое-где включён кондиционер. Должна быть веская причина включать его, когда на улице ещё совсем не жарко. Но у богатых людей свои причуды. У причудливых людей свои причуды. 

Поездов совсем не слышно. Расписание значительно сократилось. Зато стабильно проносятся скорые с включёнными сиренами и мигалками. Когда одна такая подъезжает к моему перекрёстку, огни постепенно меняют цвет угловых домов и окрашивают деревья в красный цвет. Сирена разрывает тишину на части и воет, как Сицилийские плакальщицы, за всех умерших вместе взятых и за тех, кто их потерял. И также по убывающей исчезает  красный свет и красный звук по пути к соседнему госпиталю. 

И так каждый день. 

Подписывайтесь на канал: https://t.me/TolstayaTrashbags