край «живой» и край «мертвый»
Несмотря на компьютеризацию технологий, бумажная книга стремится к «теплому ламповому» виду. Увы, чем точнее техника, тем меньше приятных глазу шероховатостей. Печати это касается в меньшей степени (хотя офсет на современной высокоточной печатной машине и хорошей бумаге внешне уже слабо отличим от цифры), поэтому говорим о всяких прихотях на уровне верстки.
«Живой край» (или «свой край») и «мертвый край» — не полиграфические термины, а умозрительные понятия, сленг. И применяются эти края умозрительно. Живой (далее без кавычек) край вообще подчиняется только чувству меры прекрасного, а не расчетам и установкам. Нельзя установить в параметрах стиля «отступ живого края на 0,5 мм» по всей верстке и продолжить работу на автомате. Живое — всегда индивидуальное.
Итак, что такое живой край и мертвый край?
На примере текста — это всем известное визуальное выравнивание правой линии при выключке на ширину. Левая сторона текстового блока «оживает» естественным путем: капли, засечки, плечи, овалы, чередование строчных букв с прописными, тире в диалогах и прочие бесконечные случайности. Правая же сторона по умолчанию визуально «мертва». Она оживет, только если включить «визуал» (Туре -> Story | Текст -> Материал).
Но это текст, с ним более-менее все понятно, а речь пойдет про объекты и картинки.
Взять хотя бы линию-разделитель в приведенной выше иллюстрации. Она идеальна и при любом типе печати сегодня останется таковой — один пункт толщины с абсолютно параллельными ста одиннадцатью миллиметрами длины. Конечно, при такой толщине редкий глаз запнется о ее геометрическую точность, однако при увеличении размера неестественность, мертвенность линии становится более очевидной.
Добавим пунктов — и линия превратится в аккуратный межстрочный гробик дяди Степы...
...но этот гробик становится заметно веселее, если у него скруглить края даже стандартной опцией в параметрах обводки.
Однако это скругление сделано по радиусу, равному ½ толщины линии, и с какого-то момента (в общем-то, даже на последнем примере это видно), оно начинает выглядеть нелепо и, опять же, слишком искусственно — живет, но мучается. Гораздо лучше смотрится не линия, а прямоугольник высотой в те же 7 пунктов и скривлением углов на 0,5 пт. Даже при компьютерной точности и одинаковости такие углы уже перестают спорить со шрифтом. Их края становятся живыми.
При условии, что есть желание экспериментировать и время на эксперименты, можно использовать для такого разделителя растровый, а не векторный объект — скажем, линию, проведенную сухой кистью в «Фотошопе». Она смотрится максимально естественно и живо даже на экране.
Однако линия была лишь утрированным примером живых и мертвых краев. На офсете механическое растискивание с большой вероятностью вдохнет жизнь в векторную линию и без дополнительных ухищрений.
На первый взгляд, при уменьшении и на экране, никаких различий между квадратами подложек у буквиц нет. Между тем первый квадрат нарисован стандартным инструментом InDesign, а второй — сделан из известной супрематической картины ради все тех же живых краев. При увеличении это становится довольно заметно.
Да, упомянутое растискивание краски способно немного оживить векторную линию (хотя на дорогой бумаге типа GardaPat она все равно останется ровненькая, как кардиограмма у пациентов морга), но опыт показывает, что с массивными объектами такой фокус проходит не всегда, поэтому изначально живая подложка предпочтительней — она будет намного более естественно смотреться в напечатанной книге.
И наконец, рисунок. С рисунками все просто и сложно одновременно. Для примера возьмем карикатуру Сергея Корсуна «Окулист в военкомате» и произвольный текст, как будто все это у нас в книге. Вот разворот с живым (со своим) краем рисунка. Низ иллюстрации самую малость свисает с линии набора, сохранена вся оригинальная штриховка, и то, что картинка немного у́же полосы, вообще никак никому не мешает.
А вот что получается, если картинку зарезают фреймом — например, чтобы подчеркнуть границы полосы набора.
И это ситуацию спасает нетронутый низ. Если бы штриховка обрамляла графику целиком — художник трудился, считай, зря.
С живописью еще хуже. Вот, например, иллюстрация из старой советской «Книги для чтения». Вроде бы и перекошена картинка слегка, и верх акварели закруглен, нижний правый угол вжат, а все равно выглядит естественно и ничуть не безобразно.
Похуже обстоит дело в более позднем, «бархударовском» учебнике по русскому языку 1980-х годов. Здесь видно, что паспарту знаменитую картину не очень-то спасает — ее лучше было бы поставить навылет, чтобы мертвость края обуславливалась резом полосы. И все же за счет размытой пестроты что-то еще теплится.
Вернемся чуть назад, спрямим в фотошопе края старой иллюстрации и убедимся, что только дешевая типографская бумага, на которой она напечатана, слегка выправляет положение. По большей же части, особенно по углам, картинка смотрится неестественно положенной на бумажную основу.
Любопытно, что фотографии, в том числе черно-белые, не требуют подобных ухищрений с краями (если не поставлена конкретная задача). Видимо, дело в привычке восприятия: графические рисунки имеют собственные абрисы, живопись маслом — рамы с тенью или фактурные подвороты холстов на подрамнике, и идеальные линии их уродуют. Фото же изначально ровненькие, как сам прямоугольник кадра или фоторамка-ограничитель при печати, и принцип живого и мертвого краев на них не распространяется.
Итого: живой край — это растровый или собственный «аналоговый» край изображения, изначально существующий или аккуратно добавленный искусственный. Мертвый край — неестественно ровный векторный или же «зарезанный».
Сказанное не обозначает приоритета живого над мертвым либо наоборот, все зависит от случая, от задачи, от отведенного на работу времени, от типа и качества печати. И все-таки я предпочитаю живые края везде, где возможно. Растровые, а не векторные фризы, рамки и виньетки, «оживленные» дополнительные рамки и подкладки, разделительные линии из сканов натурального пера, нарисованные кистью астеризмы и т. п. Так сказать, версткою смерть поправ и сущим во цифре живот даровав.
И да, этот материал — для верстальщиков. Толковый дизайнер и без досконального знания программ верстки и скриптов, на заплатках и подпорках, с заданными пробелами абзацными отступами и центрированием на глаз, на одном художественном чутье способен сделать книгу оригинальной и привлекательной (я много раз такое встречал). Сугубый верстальщик идет дорогой цифр, сеток, расчетов и автоматизации, и вовсе не факт, что его дотошность оценит рядовой читатель. Рассказ о живых и мертвых краях — попытка немного нивелировать профессиональные весовые категории.