Это текст про чёрствый хлеб

Решила писать лонгрид, чтобы лишний раз собой никого не раздражать. С момента начала войны от меня отписалось ±40 человек (и после этого текста отпишется еще больше), среди них несколько очень близкий людей. Кому-то не нравится читать про войну, кому-то не нравится читать не-про-войну, кому-то в целом не нравлюсь я. Это можно понять. Мне тоже много чего не нравится.

В этом лонгриде я бы хотела обсудить всякие штуки, которые обсуждаются в российском анти-военном публичном пространстве типа ссор с родственниками, чувства вины, эмиграции, империализма, стиральных машинок и всего такого.

Рассуждать о чужом опыте переживания войны я не буду: у меня в Украине нет ни дома, ни семьи, я там не росла и этой страны не знаю. Это не мой дом ровняют с землей, не моих подруг насилуют, не я просыпаюсь по 5 раз за ночь от воздушных тревог. Я не могу себе представить, как люди переживают это, поэтому права рассуждать у меня тоже нет. Мне очень жаль, что это происходит. Я не знаю, можно ли это было предотвратить и как это сейчас остановить.

Короче, поскольку я из России, логичнее говорить про российскую оптику на происходящее. Мне кажется, это тоже важно.

Оптика на происходящее

Прошло больше двух месяцев с начала войны и это странно писать, потому что, во-первых, я даже не думала, что может начаться какая-то война. Это сейчас изо всех щелей говорят, что, как же, все было как на ладони, еще 2 года назад все знали. Но мне кажется никто не знал и не верил, что возможна война таких масштабов, чтобы ночью ракетами по Киеву начали стрелять. Это же какой-то бред.

За неделю до начала войны Янош прилетал в Швецию и мы с ним это немного обсуждали, но скорее больше в шутку. В последний день перед вылетом был разговор, что может быть ему стоит остаться еще на пару недель, посмотреть, что будет. Решили, что панику разводить смысла нет, он слетает обратно в Украину, а потом прилетит уже в мае, когда будет тепло, чтобы пожить в Швеции подольше. Теперь я не знаю, прилетит ли он когда-то в принципе. Мне жаль, что я не уговорила его остаться.

Из-за того, что никто всерьез о войне не думал, когда она началась, я даже не поняла сначала, что именно началось и где. А когда стало понятно, я верила, что все закончится быстро. Сначала за неделю, за две, за месяц, за полтора, за два. Мне кажется все в это верили. Теперь я не верю, а просто хочу, чтобы война когда-то закончилась.

Первые три дня я не спала, читала новости и каждый час проверяла, все ли живы. Потом уже спала, но с телефоном в руках. Я пропустила 2 недели учебы и почти не работала, потому что каждый раз, когда не читала новости, было ощущение, что вот именно в этот момент прилетела ракета и все уже умерли. Потом появилась иллюзия, что если ракета прилетит, то перед смертью мне успеют об этом написать.

Каждая голова проходит через какой-то свой процесс осознания происходящего. Для моей первым шоком стало осознание, что близким в Украине ты ничем не можешь помочь. Вторым — что ты ничего не можешь сказать, чтобы это как-то помогло. Вчера вы общались с человеком как обычно, а сегодня ты боишься написать, потому что не знаешь, как он отреагирует. Это касается как друзей в Украине, так и в России. Страшно услышать «Больше никогда мне не пиши», еще страшнее — «Так им и надо». Мне повезло, пока я не услышала ни того, ни другого.

Я еще никогда так не боялась: так долго и сразу за такое большое количество людей. Ракеты, взрывы, танк, который каким-то образом в первый же день заехал к Юле в Оболонь, — с более страшным в жизни я еще не сталкивалась. Но из-за того, что мозг не может в полной мере представить, как это переживать, этот страх притупляется. Аресты, репрессии, закрытые границы, отсутствие еды и лекарств, — это я хорошо представляю. Поэтому за семью и друзей в России я боялась еще больше.

Мне кажется с Аней и моей мамой мы созвонились в первый же день и еще сколько-то дней обсуждали, что надо срочно уезжать. Для человека, который вообще никогда уезжать из страны не планировал, это нифига не простое дело: наличной валюты нет, карты за границей не работают, работы за границей нет, билетов на самолет нет или они стоят космических денег. Надо куда-то деть съемную квартиру, кошку, детей. И это если есть загран.паспорт и виза. А что если их нет?

В России сейчас опаснее, чем когда-либо было до этого, и будет еще опаснее, но при всем при этом в чужой стране тебя никто не ждет. Российский паспорт сейчас прокаженный: тебе не дадут визу, не откроют банковский счет, не сдадут квартиру, вне зависимости от твоих политических взглядов и действий. Так не везде, но не столкнуться с подобными сложностями сейчас — это скорее везение.

Меня это очень злит. Меня безумно злит тот факт, что в России персоналистская автократия последние 10 лет и абсолютно всем странам было насрать на это. Никто не писал об этом в газетах, не обсуждал на ТВ, не накладывал санкции и не предлагал помощь российской оппозиции. В то время, как Навальный чуть коней не отдал, а 30 тысяч человек в честь этого было задержано, ни у одной страны мира не было проблем с тем, чтобы встречаться и торговать с Путиным и прочей российской «элитой». Россия оттяпывала по куску чьей-нибудь земли каждый второй год, но, опять же, всем было безразлично. Пропагандистские каналы по ТВ до сих пор транслируются спутником французской медиакомпании. Теперь у нас диктатура и во многом благодаря этому.

Мне уже несколько раз вкатили, что типа «Это ваша внутренняя политика, могли бы устроить свой Майдан». Когда весь мир инвестирует в новые автозаки, униформу для Росгвардии, пропаганду, и царь сидит не в Кремле, а где-то в бункере на Алтае, «устроить свой Майдан» достаточно сложно. Те 500 тысяч человек, которые выходили на улицы за свободные выборы и права человека в 2013-2015 годах, ничего, кроме сроков, не получили.

Вот этот момент добавляет мне кучу злости. Как и то, что у нас по-прежнему лежит тело Ленина на Красной площади и никто не видит в этом проблемы. Как и то, что ни в одном учебнике не написано про то, сколько людей было репрессировано и убито советской властью. Режим, который начался с расстрела 11 человек и гражданской войны, намеренно отрезавший Россию от международного сотрудничества, превратившись в конченную диктатуру, до сих пор культивируется властью и людьми как что-то, что заслуживает ностальгии и восстановления. В моей голове это не укладывается.

Все это противоречит тому факту, что я не верила ни в какую войну. Вот думаешь про все это и война с Украиной кажется чем-то логичным. В конце концов не первая война в истории современной России. Просто до этого всем было все равно. Нам в том числе.

Суть в том, что как и все, я не знаю, как себя сейчас вести. У меня регулярно сдают нервы, я постоянно рыдаю и мечусь между тем, чтобы делать хоть что-то и тем, чтобы не делать ничего. Я стараюсь поддерживать других людей, потому что нахожусь в самой привилегированной позиции из возможных. Но мне тоже пригодилась бы поддержка. Просто не все люди ее могут оказать и не у всех я могу ее просить.

Изначально война заставила меня разочароваться в людях, а потом я посидела, подумала и поняла, что люди всегда такие и были. Просто не было настолько критической ситуации, чтобы всем так массово на нее пришлось реагировать. Мне казалось, что где-где, а уж в России слово «война», да еще и с Украиной, вызовет государственный переворот за 2 секунды. У каждого в семье есть погибшие во время второй мировой, вроде как все про это знают и помнят. У каждого есть коллеги, друзья, члены семьи из Украины. Как в подобной конфигурации можно продать людям наличие нацистов, бандеромобилей, биолабораторий с птицами-убийцами русских? Как в подобной конфигурации можно молчать и продолжать жить как ни в чем не бывало? Людей из первой категории вокруг меня не много, но из второй — дофига. За 2 месяца я прочитала про спираль молчания, солидаризацию с агрессором, механизмы работы пропаганды, защитные стратегии, так что рационально могу объяснить происходящее. Но принять не могу и, наверное, никогда не смогу.

У меня небольшая семья, но ее половина в той или иной степени верит в то, что транслирует пропаганда. Мы не ссоримся по этому поводу, просто не обсуждаем. Мне кажется, что если человек слово в слово транслирует телек, то воспринимать это как его личное мнение бессмысленно.

Я поняла, что вне зависимости от политических взглядов, подавляющее большинство россиян войны с Украиной не хочет, просто контекст разный. Кто-то не хочет, потому что война идет уже 8 лет, и мы пришли ее остановить, чтобы защитить украинцев, которые спят и видят, как Россия придет их освободить. Кто-то не хочет, потому что Россия напала на Украину, а российские солдаты уже убили и продолжают убивать всех подряд, уничтожать города и деревни, грабить, насиловать и похищать людей. В общем мы вроде как за одно, но объясняем себе происходящее по-разному. Оговорюсь, что первую точку зрения я не уважаю, считаю ее неверной, а свою — правильной. Потому что войну ничем оправдать нельзя и война — никогда не выход.

У меня нет чувства вины, но есть чувство коллективной ответственности за эту войну и очень много стыда. Я перестала разговаривать с украинцами, белорусами, грузинами на русском даже если знаю, что они его знают. Каждый раз, когда меня спрашивают «Where are you from?», я на автомате делаю неловкое лицо. Неважно, сколько денег я жертвую, сколько вещей отвожу и на какое количество митингов хожу, я чувствую, что этого недостаточно. Вокруг меня такое количество волонтеров, которые напрямую работают с беженцами, координируют помощь, устраивают фандрайзинги. Мне стыдно, что я этим не занимаюсь, но я не могу бросить учебу, работу и не могу ездить в Стокгольм чаще, чем раз в неделю: билеты на поезд стоят 300 крон, а расходов сейчас много.

Мне стыдно, что я в безопасности, а мои родные и друзья нет. С этой мыслью я просыпаюсь каждый день с начала войны.

Недавно мы говорили с Юлей про империализм России, который сейчас широко обсуждают. Про то, как в России относятся к национальным меньшинствами и вообще саму эту формулировку — «меньшинства», «малороссия» и подобное. Про то, что у нас автоматически все советские писатели — это русские, вне зависимости от их национального происхождения. Про то, что у русских своей национальной культуры нет, а есть только советская, а если у кого-то из народов своя национальная культура есть, так это сразу «национализм». Ну реально, нет у нас праздников, когда кто-нибудь в кокошник наряжается, играет на балалайке и ожерелье из бубликов носит, разве что в каких-то деревнях. Мне гораздо чаще доводилось носить форму по типу пионерской и петь советские песни.

О том, что Россия — империя, я никогда не думала, никто это не обсуждает. Но когда мы говорили с Юлей, я осознала одну вещь. Я никогда не была в Украине, Узбекистане, Грузии, Армении и многих других странах СНГ. Была в Белоруссии и Молдове, но не специально. Потому что для меня поездка в страны СНГ никогда не ощущалась как поездка «за границу». Типа если в стране тебя понимают по-русски, то это все равно как в Татарстан или Калмыкию съездить. Да, культура разная, есть свой язык, но с точки зрения восприятия это все равно, что поехать в один из регионов России.

Мне это никогда в голову не приходило, а теперь кажется каким-то неадекватом. Сидя в Швеции я полностью осознаю, что каждая из этих стран — самостоятельное государство, потому что туда надо специально билеты покупать, визу оформлять, пару дежурных фраз на местном языке учить. В России это так не ощущалось и мне кажется, это хорошая иллюстрация «имперскости». Думаю, что я не единственная, кто такие же чувства испытывает.

Неверное она еще в чем-то выражается. Мне не нравится, когда отменяют «вообще все русское» как будто бы его и нет, потому что это неправда. Мне кажется, что советских писателей, ученых, художников и всех корректно называть «советский _вставьте профессию_ украинского происхождения» или типа. Потому что такое время было, нельзя его совсем из контекста стереть. Но разобраться, чьи достижения кому в итоге принадлежат и в каких условиях были достигнуты, все равно нужно. Рудольф Нуриев вроде как советский артист балета, а то, что он татарин/башкир по национальности и стал «невозвращенцем» предпочитают не вспоминать. Просто «наш великий русский балет».

Мне особо не с кем об этом поговорить, потому что бытовуха, и взрывы, и аресты выходят на первый план. Но я думаю об этом, потому что мне кажется, это уроки, которые надо извлечь из происходящего. Хрен ли оно тогда нужно, если ничего не извлечь.

Я читала пост в фейсбуке от какого-то известного чувака, который делил россиян на условно просвещенных айтишников-интеллигентов и тех, кто стиральные машинки по СДЭКу пересылает. Что мы, дескать, цивилизованные люди и надежда России, а они звери и нелюди. Я эту точку зрения не разделяю, потому что чтобы быть айтишником-интеллигентом, надо в хорошей семьей среднего класса родиться, выучиться, работу хорошую найти. Не всем так в жизни везет. Для кого-то единственный социальный лифт — пойти в 19 лет в армию, подписать контракт и пойти воевать в надежде получить 100 тысяч рублей, если вернешься. Никто не заставляет тебя убивать мирных людей, но если ты всю жизнь в униженном положении жил, а тут до власти дорвался, даже это, наверное, можно логически объяснить. Я, конечно, когда первый раз увидела все эти новости и про изнасилования, и про СДЭКи, тоже подумала, что так только животные могут поступать. Но по факту это такие же люди как и все. Просто им не повезло родиться в таких обстоятельствах.

В такой атмосфере разделиться на правых и неправых, разосраться со всеми, — это прям милое дело и я им тоже активно пользуюсь. Когда вижу тех, кто топит за войну, и тех, кто молчит, и тех, кто понаехал в Армению и рассказывает, что им Ламоды не хватает. Не хочется ассоциироваться с этими людьми, потому что кажется, что тебя будут судить по их поведению, хочется откреститься. Но люди есть люди, мои сограждане, мы в одной стране выросли, выросли разными. Если кто-то будет судить обо мне не по моим словам и поступкам, а по чьим-то чужим, этот человек будет неправ. Поэтому я вроде как стараюсь сраться со всеми меньше.

Одна из вещей, о которой я страшно жалею, это то, что теперь куча людей — это поколение войны, может быть и не единственной. Опять. Я помню своих бабушек и дедушек, и всех этих ветеранов на улице, и преференции в очередях в магазинах, и все это «со слезами на глазах» и мне казалось, что это так ужасно, но уж мы такими-то не будем. А тут мы разговаривали с Юлей и она говорит «Не могу выбросить хлеб, когда знаю, что там в Мариуполе люди от голода умирают». Хотя хлеб черствый. И мне так горько, потому что много проблем и наших родителей, и наших тоже — они идут из войны, из голода, из 90-х. И то что у нас детей растят и учат одни только женщины, потому что мужчин адекватных мало, все травмированные. И то, что главный праздник — 9 мая и война — основной повод для гордости, потому что 20 миллионов человек погибло и это надо как-то оправдать. И то, что до сих пор школьники песни группы «Кино» поют, потому что головой все в том, что было 30 лет назад. Даже те, кто только родились.

До всех этих мыслей я дошла за 2 с лишним месяца и наверное еще до каких-то дойду. Что не изменилось, так это то, что я считаю важным писать про войну. Я ужасно от этого устаю, потому что нет никаких перемен к лучшему, а только все хуже и хуже. И я совершенно не представляю, как жить теперь, с этим опытом и этим знанием. Смотреть людям в глаза, которые потеряли дома, близких, себя и свою страну. Бояться вернуться к себе домой. Не знать, что будет дальше.

На последнем митинге, куда я ходила, было много беженцев, которые приехали из-под Киева, из Харькова, из Мариуполя. Они пели «Ой у лузі червона калина» и рыдали. Одна девушка разрыдалась, когда читала речь. Я этой песни не знаю и стояла, смотря на все со стороны. Вот это, наверное, лучшая метафора ко всему, что я чувствую. Смотрю со стороны и невыносимо.

Мне кажется, за это время я задела чувства многих людей. Если так, то простите меня, это не специально. Каждый новый день я просыпаюсь с новыми мыслями, новыми чувствами, но всегда со злостью, страхом и беспомощностью. Все это периодически куда-то выливается. Если я задела в вас что-то личное, напишите мне, обсудим.