Профессия «хороший человек», действующее вещество – «благородная тупость».

Людское как доминирующий дискурс первой книги.

В конце первой книги «Государства» Сократ упрекает себя самого, что он, не разобравшись, что есть справедливость вообще, рассуждает о том, добродетель это или же недостаток и невежество. Но в ходе спора между Сократом и Полемархом, как и Фрасимахом, можно проследить еще одну дилемму: это добродетель, присущая просто хорошему во всех отношениях человеку, или это необходимость, призванная обеспечить само существование общества. В любом случае, разговор всегда идет по кривой дорожке «а как оно у людей» и не пытается дать определение собственно справедливости. В итоге Сократ сам попрекает себя этим, но это похоже на кокетство, потому что справедливость вообще и справедливость у людей, скажем так, могут несколько расходиться. Просто справедливость вообще может означать твою частную никем незамеченную смерть ради общего порядка, если связывать справедливость с порядком и гармонией (вспомнив того же Гераклита). Спор с Полемархом заканчивается утверждением, что справедливость никому ни в чем не вредит. Здесь можно наблюдать и то, как Сократ оперирует чистыми категориями. И потому главное его расхождение с оппонентами скорее в том, что Сократ говорит, как должно быть, а ему рассказывают, как есть. Можно наблюдать и то, что справедливость рассматривается как форма существования одного человека и всего общества. Итак, первая книга «Государства» о людях и для людей. Что это? Так получилось или так надо? Скорее второе. Понимание справедливости универсализируется, но все же ограничивается миром людей.

Универсальное благо.

В споре с Полемархом, где тот все пытался выяснить, кто нам друг, а кто враг, как разглядеть хорошего человека и не ошибиться, а как вовремя узнать плохого, Сократ рассматривает справедливость как универсальное благо для всех, которое никому ни в чем не вредит. В споре появляются с одной стороны «хорошие люди» - носители справедливости, с другой стороны строители и врачи, которые должны выполнять свой профессиональный долг, иначе они просто перестанут быть строителями и врачами. Никому и в голову не приходит рассуждать о справедливом враче или справедливом строителе. То, что врач, например, должен распространять свое врачебное благо на всех и стремиться спасти, а не погубить, - все это предустановлено в его профессии, приложение  «Справедливость» уже содержится в заводских настройках врача. По этой же логике хороший человек уже также содержит это приложение, иначе он перестанет быть хорошим человеком. А так как справедливость – это достоинство, то есть то, чем каждому так хочется обладать, сама человеческая «хорошесть» становится необходимостью. Появляется первая установка без объяснения техники ее выполнения: слыш, хорошим будь!

Выгода и поношение ея.

В спор врывается Фрасимах с резонным заявлением, что человек, будь он хорош или еще недостаточно преуспевший этом, но он прежде всего заботится о собственной выгоде. Это заявление стоило бы рассмотреть, не привязывая его к понятию о справедливости, просто как данность, которая естественным образом присутствует. Но уже поздно. Справедливость уже стала обязательством, хороший человек уже закомплектован. Хоть Сократ и смеялся над Полемархом, когда предлагал идти войной на всех тех, кто, условно говоря, не желал не вредить, теперь впору посмеяться над самим Сократом, глядя, как он натягивает лягушку простой человеческой выгоды на глобус справедливости. Лягушка погибает. Помянем. А выгода превращается в явление сознательного гражданина народу. Когда Сократ и Фрасимах рассуждают о справедливом (или нет) правителе, Сократ допускает, что наградой правителю могут быть деньги или почет, правда, в контексте, что ни один порядочный человек не станет добиваться власти без крайней необходимости… ты что управлять хочешь?... ты что, не порядочный?.. а ну иди сюда…  Так вот наградой могут быть деньги и почет, но будет еще и наказание, если необходимость появилась, а гражданин управлять отказывается (уже второе наказание в одной книге).

«Так вот хорошие люди потому и не соглашаются управлять – ни за деньги, ни ради почета: они не хотят прозываться ни наемниками, открыто получая вознаграждение за управление, ни ворами, тайно пользуясь его выгодами; в свою очередь и почет их не привлекает – ведь они не честолюбивы. Чтобы они согласились управлять, надо обязать их к этому и применять наказания. Вот, пожалуй, причина, почему считается постыдным добровольно домогаться власти, не дожидаясь необходимости. А самое великое наказание – это быть под властью человека худшего, чем ты, когда сам ты не согласился управлять».

Так Платон через 2,5К лет присылает нам телеграмму с дельным обоснованием того, почему следует участвовать в политической жизни своей страны.

Так что же Фрасимах? Его заявления о том, что лучше правителю быть несправедливым и следовать своей выгоде – это не мечта о моральном разложении общества, это попытка поставить само управление на рельсы системы, независимой от моральных качеств конкретного человека. Фрасимах как будто более логичен, чем Сократ. Принимая понимание справедливости и профессиональной деятельности человека в одном ключе, Фросимах своими заявлениями в пользу несправедливости и его благ не пытается устранить справедливость как феномен, он пытается построить деятельность человека без использования зыбких моральных условий. Он потому в последствие так легко и соглашается с обратным (с тем, что справедливость есть благо, достоинство и дальше по тексту), что деятельность, управленческая в данном случае, должна быть подкреплена прежде всего выгодами ее исполнения. Пусть лучше человека ждет благо за исполнение, а не наказание за неисполнение чего бы то ни было, а вопрос о качестве исполнения вторичен по отношению к вопросу о его стимуле.

(Внимание! Лирическая маргиналия: Странно, но кажется, что причина спора Сократа с другими людьми часто не в том, что Сократ и его оппонент иначе смотрят на вещь, а в том, что они говорят о разных вещах)

Справедливость для людей и вообще.

Помнишь, в начале этого текста говорилось, что Сократ сокрушался о том, что столько рассуждал о справедливости, не дав, прежде всего, определение понятия справедливость. Можно возразить, что он этим только и занимался, но также, как я и упоминал уже, нужно отметить, что справедливость рассматривалась лишь как социальное явление. Только в одном месте Сократ пытается придать справедливости качество более общего, физического порядка. Он говорил, что справедливость должна рождать справедливость так же, как теплое греет. В остальном же справедливость – достоинство хорошего человека, которое организует благополучное сосуществование его с другими людьми в обществе и позволяет ему быть в ладу с самим собой. Диалектика Сократа развивается вокруг таких «человеческих» понятий, как благо и хороший человек, являющийся источником блага для себя и других. Друзья, и это самое лучшее, что могло произойти со справедливостью в этой первой книге. Не знаю, что там нас ждет в других книгах (подозреваю, что ничего хорошего много всего интересного), но вот этот просоциальный дискурс, мать его, это то поле, в котором понятие справедливости только и может жить без вреда тому, кто это понятие определяет, а тем более тому, кому его определили. Рассуждение о справедливости, как о трансцендентном понятии – как о том, что недоступно опытному познанию, - в гераклитовых, к примеру, масштабах, определение справедливости как основы существующего миропорядка, конечно, приветствуется. Вот только смешивать это вселенское добро и простое человеческое «хорошо» не следует. Если больше не читать «Государство», закрыть эту книжицу и пойти пинать мячик, можно представить, что неделание вреда – это тот оплот справедливости, который тебе необходим, чтобы успешно пинать, чувствовать себя хорошо, а других чувствовать очень хорошо. Если ты вступаешь в партию «Благо», то ты должен остановиться, без устали иметь в голове идею, а в кулаке сжимать вещь, становление которой необходимо контролировать, чтобы идея не влияла на нее слишком сильно, а человек был счастлив, пребывая во свете блага и в тепле незнания. Справедливость становится имманентным явлением, которое можно потрогать, как бабушку, которую ты сейчас вот перевел через дорогу. Очень многие счастливы, а философы обрели слишком длинные рукава, которые приходится завязывать за спиной, но общий анализ мочи показывает концентрацию счастья так же выше среднего.

Совсем другое дело, когда постигается истина, доводы, максимально приближены к идее, transcendens и deducere  так плотно наполняют лексикон, что оконные стекла начинают плавиться, а мозги – кипеть. Гении курят тебе в носок, а справедливость, выведенная как божественный принцип, накрывает наше пресловутое благо тазом из меди, так как ты со всеми своими носками, книжками и аккаунтом «..» становишься просто тенью в отхожей пещере, а потом узнаешь, что единственная, истинно реальная справедливость – это то, что ты не можешь постичь; не можешь постичь не по определению, а потому что ты – тень, а справедливость – свет, а то, что тебя отбрасывает, не существует.

Короче, все это – лирика. Важно то, что прикладная справедливость, человеческая «хорошесть»  и «благородная тупость» - это отличное предложение, принятие которого даст представление о том, как можно жить с себе подобными, исходя из принципа элементарного блага, которое само по себе не бох весть что, с одной стороны, а с другой стороны, это необходимое условие твоего морального равновесия, которое позволит тебе, даже тогда, когда очередной собачий сын плюет тебе на ботинок, прекрасно понимать, что ты не замараешься от этой грязи, потому что ты плевать не будешь.