Бубер о предназначении

"В волении свободного человека нет произвола. Он верит в действительность; это значит: он верит в реальную связь реальной двойственности Я и Ты. Он верит в предназначение и в то, что оно нуждается в нем: предназначение не водит его на помочах, оно ожидает его, он должен прийти к нему и все же не знает, где оно; он должен выйти навстречу всем своим существом, это ему ведомо. Будет не так, как это подразумевает его решение; но то, что сбудется, произойдет лишь в том случае, если он решится на то, что может хотеть. Свою малую волю, несвободную, подвластную вещам и влечениям, он должен пожертвовать своей великой, которая уходит от предопределенности и приходит к предопределению. Тогда он уже не вмешивается, и при этом все же не дает просто случаться тому, что случается. Он прислушивается к тому, что возникает из себя самого, к пути сущего в мире; не ради того, чтобы оно носило его, но ради того, чтобы самому претворить его в действительность так, как оно, в нем нуждающееся, этого хочет – духом и деянием человека, человеческой жизнью и смертью. Он верит, сказал я; но этим сказано: он встречает. Своевольный человек не верит и не встречает. Связь ему неведома, он знает лишь охваченный лихорадочной суетой мир, который там, снаружи, и свою лихорадочную страсть – использовать этот мир; надо лишь дать использованию древнее имя, и оно будет ходить среди богов. Когда своевольный говорит "Ты", он подразумевает: "Ты моя возможность использования"; а то, что он именует своим предназначением, есть лишь оснащение и узаконивание его возможности использования. Поистине у него нет предопределения, а есть лишь предопределенность, т. е. обусловленность вещами и влечениями, которую он исполняет, ощущая себя самовластным, т. е. по своему произволу. У него нет великой воли; лишь произвол, который он выдает за волю. Он совершенно неспособен на жертву, хотя и неустанно утверждает обратное; ты распознаешь его по тому, что он никогда не бывает конкретным. Он беспрестанно вмешивается, причем с той целью, чтобы "дать этому случиться". Как же не помочь предназначению, говорит он, как же не привлечь доступные средства, потребные для такой цели? Подобным образом видит он того, кто свободен; он не может видеть его иначе. Но у того, кто свободен, нет такого, чтобы здесь у него была цель, а там – он бы изыскивал для нее средства; есть у него лишь одно: снова и снова лишь его решение – прийти к своему предназначению. Он принял это решение, он будет – время от времени – на каждом перепутье его обновлять; но скорее он может поверить тому, что он не живет, нежели в то, что решения великой воли недостаточно и оно нуждается в поддержке средствами. Он верит; он встречает. Но отвергающий веру мозг своевольного не может воспринять ничего иного, кроме неверия и произвола, установления целей и измышления средств. Без жертвы и без милости, без встречи и без настоящего, обусловленный целями и опосредствованный мир – вот его мир; и иным он быть не может; а это и зовется роком. Так он во всем его самовластии неисходно запутан в недействительном; и всякий раз, когда он, опомнившись, приходит в себя, он знает это – поэтому наилучшую часть своей духовности он направляет на то, чтобы предотвратить или хотя бы сокрыть это памятование."