Как исчезают великаны

В моем любимом "Доме, который построил Свифт" есть один диалог, который всегда трогает до глубины души. Он о том, как великие люди становятся обыденными. Ведь каждый человек рождается великаном, каждый человек (без исключения) предназначен для великих свершений. Но как-то так удивительно получается, что некоторые великаны "опускаются". Григорий Горин очень тонко это подметил.

Доктор стоял посреди комнаты, опираясь на меч. Открылась дверь. Патрик ввел в комнату невысокого полноватого человека с печальными глазами.

Патрик. Джентльмены, разрешите вас представить друг другу. Мистер Глюм, великан. (Жест в сторону доктора.) Сэр Ланцелот.

Глюм. Доблестный рыцарь, я рад, что вы приняли мой вызов! Надеюсь, поединок наш будет честным и бескомпромиссным!

Доктор (отложив меч). Я не люблю глупых шуток, мистер Глюм. Я приехал драться с великаном. Вы же человек среднего роста. Футов шесть, не больше...

Глюм. Пять футов восемь дюймов. И все-таки, сэр, я действительно великан. Самый настоящий! Я понимаю, в это трудно поверить, но это так. Я опустился.

Доктор. Каким образом?

Глюм. Если хотите, расскажу.

Доктор. Только, пожалуйста, коротко.

Глюм (печально). Хорошо.

Доктор. Садитесь к столу. А вы, Патрик, задерните шторы. Нечего на нас глазеть!

Патрик слегка задернул шторы, к явному неудовольствию глазеющих

зрителей.

Глюм (заискивающе). И если можно, бокал вина... Патрик вопросительно посмотрел на доктора, тот кивнул. Патрик ушел за вином, недовольно ворча.

Доктор (рассматривая Глюма). Давно пьете? Г л ю м. Давно. Но это не пьянство, это – лечение. Впрочем, разрешите все по порядку... Так вот, сэр Ланцелот, я на самом деле великан, хотя сегодня в это трудно поверить. Другое дело мой отец, Глюм-старший. В нем было двести футов росту, он был выше Дублинского собора. Это казалось святотатством, и местный епископ требовал, чтобы отец ходил согнувшись. Бедняга так и проходил всю жизнь, словно больной радикулитом. Родом он был из Бробдингнега. Это страна великанов, описанная Свифтом. Вы, конечно, читали о ней?

Доктор. Ну, предположим. Дальше.

Глюм. Отец попал в Англию во время кораблекрушения и прожил здесь недолго, мучительно страдая. Сначала его показывали в цирке как диковину, потом зрелище всем надоело, и отца бросили на произвол судьбы... Он очень тосковал, просился назад в Бробдингнег, но ему никто не мог предоставить нужного корабля. Так он мыкался, перебиваясь случайной работой: перетаскивал камни в горах, прочищал трубы в высоких зданиях. Последнее время служил маяком в гавани. Целыми ночами простаивал у причала, держа огонь на вытянутой руке. Здесь и погиб во время сильной грозы. Молнии, сэр, всегда выбирают высокие объекты... Черт возьми, где же Патрик? Можно ли так долго ходить?

Появился Патрик с подносом.

Патрик. Потише, сэр! Здесь не пивная! Пришли на поединок, так ведите себя прилично.

Глюм. Да-да, извините! (Залпом выпил вино и продолжал). Так вот, об отце. Незадолго до смерти он женился на высоченной англичанке – Высокой Анне. Может, читали в газетах? Ну не важно. Важно, что в результате этого странного брака появился на свет я, Глюм-младший, полувеликан, полуангличанин, несчастнейшее существо. Несчастье мое состояло еще и в том, что кроме огромного роста родители наградили меня непомерным мозгом, из-за чего я начал стремительно развиваться. Разговаривать начал пяти дней от роду, причем сразу на нескольких языках. Писать, читать, считать стал в колыбели. Курс гимназии прошел за три дня, колледж – за месяц. Через год, занимаясь исключительно самообразованием, достиг уровня знаний члена Британской академии... Сначала это восхищало соотечественников, потом стало раздражать. Непомерно развитой мальчишка оскорблял достоинство седовласых ученых. А я продолжал углубляться в науки, открывая законы и истины, и тут же понимал их несостоятельность и необходимость новых законов и новых истин, «ибо, умножая знания, умножаем скорбь»... А тут еще я начал расти не по дням, а по часам, поднимаясь фут за футом над уровнем сограждан. Скоро я уже наблюдал свою землю с высоты птичьего полета. Я видел, как она прекрасна, как живописны ее холмы и горы, но я видел, как ее губят, как жгут леса, как бездумно полосуют наделами без всякого плана и мысли, как люди убивают друг друга из-за акра земли. Сэр, у великанов, к сожалению, все чрезмерно – зрение, слух, совесть. Каждый выстрел отзывался в моих ушах, каждая смерть рвала на части мое сердце... Я решил сделать страну счастливой. Мне казалось, я знаю, как помирить всех и в чем смысл бытия... Я пошел к королю. Он меня не принял... Сэр, прикажите Патрику принести еще рюмочку. Мы подходим к печальному моменту.

Патрик. Это уже лишнее, сэр!

Доктор. Принесите, Патрик!

На улице зашумели. В окно стали стучать.

Патрик (недовольно приоткрыл штору). Тихо! Спокойно! Скоро начнут! Я говорю – скоро! Разминаются... (Задернул штору, ворча, удалился).

Глюм. Король меня не принял! Он сказал, что не намерен выслушивать чьи-то советы, глядя снизу вверх. Я сказал, что готов упасть перед ним ниц. Но король сказал, что советы снизу ему не интересны. И вообще, сказал король, неужели в Англии не найдется смелого рыцаря, который бы проучил этого выскочку? Так мне объявили войну! Десятка полтора рыцарей двинулись в поход на великана. Я бы мог их положить одним ударом руки, но это были мои соотечественники. Я понял, что сильный должен уступить. Я готов был погибнуть и хоть этим принести славу отчизне... Я вышел на бой с рыцарями! (Встал из-за стола и принялся расхаживать по комнате.)

Доктор напряженно наблюдал за ним.

Мне чертовски не везло! Рыцари оказались бездарными! Их кони сбрасывали седоков, их стрелы летели мимо, их копья даже не пробивали моих штанов... Король направил мне тайное письмо: «Перестань позорить Британию! Уезжай отсюда на все четыре стороны!» Я написал в ответ: «Ваше величество, здесь моя родина! Я хочу принести ей пользу. Не гоните меня! Я сделаю для нее все, что вы прикажете!» Король ответил запиской: «Тогда не валяй дурака, стань таким, как все!»

Вошел Патрик, поставил перед Глюмом новый бокал вина.

Патрик. Это последний, сэр! Больше не просите. (И, отойдя в сторону, принялся слушать беседу.)

Глюм (с отчаянием). Итак, я стал уменьшаться! (Выпил вино.) Это самое страшное из всех наказаний. Всякий знает, как трудно взбираться наверх, но обратный путь всегда тяжелей. Не спрашивайте, как я это делал. Специальная гимнастика, диета, разнообразные поклоны, приседания... Я спускался вниз, как по тропинке, фут за футом, ежедневно приближаясь к уровню сограждан. С головой было труднее всего, но тут помог алкоголь. Ежедневный трехкратный прием алкоголя, и ты очищаешь свою башку от ненужных знаний и мыслей. Первый год я с трудом забывал все то, что усвоил в академии, затем пошло легче. За месяц я забыл колледж, за неделю – гимназию. На забывание философии ушло дня три, на историю – сутки. Потом на эту... как ее... ох, господи... В общем, ее забыл почти без напряжения часа за два. Одним словом, постепенно превратился в нормального господина средних размеров. Устроился здесь, в Дублине, нашел службу в одной конторе, неплохо зарабатывал. Женился, построил домик... Отличный домик, сэр. Маленький, с участком. И вдруг этот декан Свифт начинает звонить в колокол и собирать безумных. Мы с женой сначала просто посмеялись, а потом закралась у меня мысль: не тряхнуть ли тебе стариной, Глюм?! Не подняться ли снова до облаков?! Риск, думал я, небольшой. Посмеюсь, подышу озоном... Выпить дадут!

Патрик. Я говорил! Все дело в выпивке на дармовщинку...

Доктор. Принесите вина!

Патрик. Но, сэр...

Доктор (строго, тоном приказа). И мне тоже. Патрик, недовольно ворча, удалился.

Глюм. Я сам построил эти башмаки, на это у меня хватило соображения. А потом, когда встал на них и снова поднялся к облакам, вы знаете, мистер Ланцелот, что-то шевельнулось здесь (он ткнул себя в лоб). Еще не все потеряно! Я стал вспоминать... Понемножку... Понемножку... Там, наверху, чистый воздух. Мысли начинают бежать быстрее. И снова, сэр, захотелось что-то сделать для страны. Как великану мне в жизни не повториться, но, может быть, в смерти, сэр? Вот поэтому я послал вызов Ланцелоту... Я очень благодарен, что вы отозвались. Я слышал, вы – смелый и бесстрашный рыцарь, сэр, и не откажетесь сойтись со мной в поединке?! Ваша победа прославит родину!

Доктор изучающе посмотрел на Глюма. Тот в ответ посмотрел спокойно и печально. Доктор не выдержал взгляда.

Доктор. К сожалению, это невозможно.

Глюм. Почему?

Доктор. Я не испытываю к вам никакой вражды, и вообще я против дуэлей.

Глюм. Это не дуэль, а турнир. Здесь торжествует смелость и ловкость. Вы видите, как народ жаждет поединка. Люди соскучились по мужественным бойцам. Нам нужны герои. Ну?! Смелее, сэр Ланцелот.,

Доктор. Я доктор. Доктор Симпсон.

Глюм (зло). Я не люблю глупых шуток! Можно сказать, что я сумасшедший, а вы доктор, но я встану на ходули, а вы наденете шлем – и великан с Ланцелотом сойдутся в схватке.

Доктор. Проводите его, Патрик.

Глюм. Трус! Будете хвастать в пивных прошлыми победами, а когда настал миг проверить себя – в кусты? О Англия, у тебя не осталось героев!

Патрик. Пойдем, пойдем... Набрался, приятель.

Глюм (свирепо). Ну нет! Если ваша рука разучилась владеть мечом, то моя – не дрогнет... (Рванулся к доспехам и, прежде чем доктор смог ему помешать, выхватил меч.) Я сниму грех с вашей души. Вам останутся только аплодисменты! (Распахнул дверь и закричал.) Да здравствует бесстрашный Ланцелот! (Вонзил меч себе в грудь.)

Доктор. Что мы натворили, Патрик?!

Патрик. Успокойтесь, доктор, успокойтесь... Это несчастный случай.

Доктор оттолкнул дворецкого, бросился к дверям. Ему навстречу ворвалась ликующая толпа горожан. Толпа подхватила его, начала подкидывать вверх, восторженно крича: «Да здравствует смелый Ланцелот!», «Слава герою!» Гремела песня:

Как хорошо, что стали вновь

турниры воскрешать.

Пускай рекой польется кровь.

Пусть кости затрещат!

Пусть череп лопнет пополам

И полетят мозги!

Ведь надо же когда-то нам

Их показать другим!

Да здравствуют наши традиции –

Сражаться при всей амуниции!