День 27. 🌅 Музыка в лучах заката
Бризвиль, древнегреческий амфитеатр, 27 июля
Сегодня тётя Эля с самого утра была в приподнятом и одновременно умиротворённом настроении.
— Вечером, — сказала она, — идём дарить подарки.
— Бризвилю, — улыбнулась она. — В последнее воскресенье июля, в благодарность за его щедрое лето, дарим ответный подарок. Старый Маэстро будет давать свой закатный концерт. Он собирает в музыку саму душу этого места, которая ярче всего проявляется летом, и возвращает её городу, морю, небу, в знак признательности. Это его гимн-импровизация Бризвилю.
Когда солнце начало клониться к морю, мы отправились в путь. Шли по старой, вымощенной камнем тропе, которая уводила из города вверх.
На склоне, прямо над морем, расположился древний, полуразрушенный амфитеатр, который напоминал раскрытую раковину. Каменные ступени, поросшие травой, спускались к круглой сцене, за которой не было стены — только бескрайнее, пылающее небо и море. Воздух был прозрачным и звонким, будто специально созданным для музыки.
Зрителей было немного, словно все свои. Сидели тихо, прямо на тёплых камнях. Некоторые принесли с собой маленькие подарочки — красивые ракушки или цветы, которые обычно после концерта оставляют на берегу.
На сцене стоял старый, похожий на волшебника Маэстро и его инструмент — фисгармония — маленький орган, который нужно качать ногами. Маэстро в потрёпанном пиджаке поправлял ноты, которых не было — лишь несколько камешков, разложенных на крышке инструмента.
Полилась музыка. Это была не Бах и не Моцарт. Это была мелодия самого Бризвиля.
Я закрыла глаза, и музыка стала видимой. Увидела тётины руки, которые мешают глину. Услышала рёв шторма, стук капель дождя, шёпот старого букиниста, запах свежескошенной травы. Гулкий аккорд стал голосом Каменного Стража, а быстрые пассажи — танцем радужных зайчиков в кофейне. А вот глубокий, протяжный звук — это гул моей большой ракушки. Короткие, высокие ноты — это смех дельфинов.
Эта музыка была дневником моего лета, написанным звуками. Связала все мои дни в одну мелодию.
Маэстро играл, солнце садилось. В тот самый миг, когда последний краешек огненного диска коснулся воды, музыка достигла своего пика — пронзительного, чистого и немного грустного аккорда.
В этой абсолютной тишине, которая повисла после, над нами пролетела Мика. Она сделала один, медленный и величественный круг над амфитеатром, словно принимала дар от имени всего Бризвиля. А потом с моря подул тёплый, ласковый ветерок, будто говорил ответное спасибо.
Мы возвращались домой молча. Слова были не нужны. Я уносила в себе эту музыку. Теперь я знаю — у каждого места должна быть своя мелодия. И у каждого лета — свой последний аккорд. Главное — найти того, кто сможет её сыграть. Кажется, я нашла саундтрек к своему лету.
В дневнике нарисовала старый амфитеатр на фоне закатного моря, где каждая ступень стала нотным станом. Силуэт Маэстро за его загадочным инструментом. В облачке над Микой, которая парит в последнем луче солнца, записала то, что поняла сегодня: «Благодарность — это игра в горячую картошку с миром. Ты ловишь его подарок, согреваешь своим дыханием — и быстро кидаешь обратно, пока чудо не остыло».
P.S. Ночью проснулась от тихого шума прибоя — не за окном, а в себе. Поняла: вчерашняя музыка не закончилась, просто перешла в ту тихую тональность, в которой звучит все важное, что мы носим внутри.