нерецензируемое
May 18, 2021

Прачка из корабелки

Каждый раз, приезжая в Питер, я останавливался у своего одноклассника Сани. Он жил в двух шагах от Автово, в маленькой комнатке общежития корабелки. На нашу встречу я опоздал, приехал почти ночью, но Саня стоял на холоде и ждал. Через парадный вход я бы не прошёл — там стояли турникеты, — поэтому он повёл меня к серой железной двери во дворе. В фанерной каморке за дверью сидела крепкая тётка.

— Это мой двоюродный брат, родители оставили его присмотреть за мной, пока я болею. Он надолго не задержится.

Я своей легенды до этого не слышал, поэтому еле сдерживал улыбку. Санёк и правда болел: несколько дней за ним приглядывали родители. Как только он пошёл на поправку, родители уехали, и их место занял я. Тётка, щурясь, осмотрела меня с ног до головы и кивнула. Мы прошли в коридорный полумрак.

— Честно говоря, я и не думал, что всё получится, — вполголоса сказал Саня, вставляя ключ в замок. — Во-первых, общага закрылась полчаса назад. Во-вторых, это самый злой комендант. Так что сегодня тебе повезло.

Надо сказать, всё общежитие в далёком прошлом являлось больницей. Саня жил один на первом этаже, десятки комнат за деревянными дверями по непонятным причинам были пусты — всех остальных студентов селили наверх, и входить им полагалось строго через главный вход. Это одиночество давало ему некоторые преимущества. В его власти находился весь этаж, а именно: два туалета, душ и большая комната с раковинами, которая во времена больницы называлась моргом. В душе не имелось шторки, зато в стене зияло двухметровое окно. У окна занавесок тоже не было, поэтому мыться приходилось только днём и при выключенном свете, когда за окном было достаточно светло и с улицы трудно было что-либо рассмотреть. Отношения с вахтёрами у Санька были прекрасными — он мог расположить к себе любого, — поэтому ему позволялось водить к себе кого угодно почти в любое время.

Рано утром меня разбудил тихий стук. Я открыл глаза — кровать Санька была пустая. Стучали в дверь. Я молчал, пытаясь себя не выдать. Дверь медленно открылась, из-за неё показалась старушка в фартуке и смешном чепчике. В руках у неё висел полупустой бельевой мешок. Я вскочил с кровати.

— Саша! Саша! – Она увидела меня и застыла в удивлении, — Ты не Саша…

— Да, я… Я брат его, я тут это… Меня родители оставили. Присматриваю за ним, пока болеет. Вот, чеснок, видите, — я схватил головку чеснока со стола и потряс ей как колокольчиком, — он простыл, лечится.

Тут в комнату вошёл Саня. На нём не было футболки. Старушка возмутилась:

— И ты, значит, ходишь тут раздетый, а твоя нянька нежится в постели? Так, а ну ложись! Болей, как полагается.

Санёк послушно нырнул под одеяло.

— А ты вставай! — крикнула она мне со всей строгостью, — Поможешь мне с тяжестями.

Прачка дала мне минуту на сборы. Собрав в мешок наши грязные вещи, она сунула его мне, и я потащился по длинной лестнице в подвал, где уже лежала дюжина таких же мешков. Там прачка дала мне указания собрать грязное бельё со всех этажей и загрузить его на стирку.

— Потом дам ещё одно задание, — она махнула рукой и села на покосившийся деревянный стул.

Почти час я мотался по лестницам бывшей больницы и стучал по комнатам. Когда комнаты закончились и последний мешок был загружен в машинку, я, голодный, не выспавшийся, уставший, уже был настроен отказаться от любого дела и пойти досыпать своё. Но задание прачки было предельно простым:

— Открой форточку, а… Душно.

Низенькая старушка не могла дотянуться до верха подвального окна самостоятельно, а на табурет встать боялась.

Тут я понял, что всю работу она выполняет обычно сама. Прачку обглодала старость: трясущимися ногами она шаркает по лестницам и коридорам, заполняет мешки нестираным тряпьём и по одному — сразу два её иссохшимся рукам поднять уже не под силу — спускает их в тёмный подвал. На это уходит не час, а день. Она сидела, сложив руки на коленях, пальцы слабо колыхались и вздрагивали. Мне хотелось спросить, что её держит здесь, но я только взглянул напоследок в её мелкие воспалённые глаза и увидел в них благодарность.