Русская идеология. \r Часть 2. Нравственность (душа).

Через понимание диалектической структуры человеческой природы и наличного бытия в целом мы пришли к выводу, что при формулировании идеологии нам необходимо разложить общественное и государственное бытие на три составляющих, на три уровня:

- экономика, которая представляет собой тело общественной жизни;

- идея как таковая, которая является духом общественной жизни;

- нравственность, которая суть душа общественной жизни.

Первая часть статьи была посвящена описанию экономики (тела). Мы остановились на том, что русскую экономику нужно строить исходя из естественной, органической природы экономики, а не искусственных, механистичных моделей. Это полное отторжение хрематистики (жажды обогащения) и возврат к реальной экономике как хозяйству. Утверждение главных принципов экономики: удобство и безопасность территории, извлечение и создание достаточных для жизнедеятельности материальных благ, создание гармоничной социальной атмосферы добродушия и взаимовыручки. Достижение умеренности как в производстве, так и в потреблении. Постановка экономики на её иерархически верное место в структуре общественного бытия, уход от экономикоцентризма и культа экономики.

Описывая структуру человеческой природы, в качестве диалектической противоположности материальному и лишь тварному телу мы определили нематериальную душу, содержащую в себе Божественную часть. Поэтому для надлежащего и последовательного изложения уже в рамках данной работы я также перейду к противоположности тела общественной жизни (экономики), а именно – к душе общественной жизни (нравственности). А уже после можно будет описывать синтез этих противоположностей – идею как таковую (дух). Эти аналогии обусловлены, как было уже замечено, диалектической структурой всего наличного бытия, которое с необходимостью представляет собой проявление вовне Божественной природы (в определённой степени).

Итак, переходим к существу вопроса.

Душа и душевность, пожалуй, рассматриваются в двух аспектах: (1) как бессмертный элемент человека, его в некотором смысле ядро, корень, и (2) как чувственный, эмоциональный элемент человека, отчего мы собственно и имеем такое явление, как психология (дословно – наука о душе).

Если мы поставим цель эти два элемента привести к общему знаменателю, то должны понять, что является, с одной стороны, вечным и нерасторжимым связующим звеном между человеком и Творцом, а с другой стороны – что можно в то же самое время отнести и к чувствам, эмоциям. Этим критериям полностью соответствует любовь. Таким образом, любовь самым непосредственным образом связана с душой – и как с носительницей чувств, эмоций, и как с Божественной частью человека. Ну и кроме того, душевность безусловно связана с нравственностью: душа бывает светлая, нравственная или чёрная, чёрствая, безнравственная.

При этом нравственность принято воспринимать как набор норм благочестивого поведения, отождествлять её с моралью, которая на самом деле является плавающим понятием, зависит от социальной среды. По существу, моральное поведение – это лишь такое, которое соответствует общепринятым нормам той общности, в которой живёт человек. Не буду вдаваться в исследование слова «нравственность» на других языках, но в русском оно так или иначе неразрывно связано со словом «нрав». В свою очередь, нрав понятие гораздо более естественное, чем опосредованное. Именно нрав зачастую сдерживают, нрав бывает буйным и т.п. Следовательно, когда мы говорим о нравственности, куда правильнее будет формулировать так: нравственность есть естественное стремление к добру (и благу в смысле добра). По поводу естественности далее немного подробней.

В нагорной проповеди Христос даёт людям заповеди блаженства, являющиеся вершиной нравственности и при этом представляющие собой в некотором роде моральный кодекс, перечень как конкретных действий, так и чувственных реакций на те или иные ситуации. Об эти заповеди сломаны уже все возможные копья (в особенности это касается любви к врагам и второй щеки). Повседневная, банальная мысль любит утверждать, что эти заповеди противоестественны. Однако в действительности всё ровно наоборот. Христос говорит о том, как надо чувствовать и что надо делать для того, чтобы преодолеть тварную природу и достичь обожения – конечной цели всего христианства вообще, возвращения творения к Творцу. Причём, это делание должно быть стремлением к постоянной, интенсивной, осознанной практике во всех жизненных ситуациях и обстоятельствах, универсальной реакцией на всё. Сразу никто не преобразится, не полюбит врагов на следующий день. Постепенно, через вышеуказанное постоянное стремление и практическую, сознательную работу, самовоспитание, происходит изменение человека. Преображается его нрав. Он становится нравственным. И поскольку, как выше сказано, суть этого движения есть движение к Творцу, к Истоку и Отцу всего, то именно такое состояние является в высшем смысле естественным для человека, это есть возвращение к его фундаментальной сущности. Это освобождение от всех тенденций, которые искажают первозданную человеческую природу, которая суть образ и подобие Творца. Таким образом, показано, что Христос даёт человеку наиболее естественные для него установки. Нравственность нагорной проповеди – это сама суть человека, алгоритм его полной реализации.

Итак, мы пришли к тому, что душа (душевность) выражается, реализуется через любовь и нравственность; что нравственность есть естественное (в высшем смысле) стремление человека к добру. Стремление в обратную от добра сторону является противоестественным, так как угождает именно тварной природе человека, которая с необходимостью содержит умаление Божественного, то есть истинного, то есть реального, то есть естественного, инспирированного самим Творцом.

Рассмотрим теперь проблематику любви.

В настоящий момент в мире, в России в том числе, происходит полная девальвация и искажение смысла любви. Её реальное содержание подменяется симулякрами в промышленном масштабе. В самом лучшем случае любовь преподносится как сладкая романтическая сказочка с цветами и сердечками. Вариант похуже мы встречаем, когда из любви делают пугало и представляют её как какие-то бесконечные страдания, скандалы, страсти, расставания/воссоединения, нервотрёпку, суицидальные тенденции, ревность, в общем – этакую тёмную романтику. Пожалуй, самые худшие искажения это сведение любви к физиологическим/химическим реакциям или, что отчасти идёт под руку, фактическое устранение любви в пользу меркантильных соображений (институт содержанок и т.п.). Если взять ещё шире, то вообще сведение любви к эмоции это уже непростительное упрощение.

Перечисленные выше девиации неизбежно разлагают общественную жизнь, ведут к деградации социальных отношений, поскольку искажают сознание граждан, а искажённое сознание влечёт деструктивное поведение, которое влияет на всё общественное бытие. В связи с чем, естественно, вопрос любви приобретает государственную важность. И только через понимание реального смысла любви и его реализацию на практике возможна по-настоящему нравственная жизнь души, а через нравственность, в свою очередь, общественное бытие с неизбежностью приобретёт гармоничный характер – в силу того, что нравственный человек реально свободен от страстей и соблазнов, которые как раз и толкают на то, чтобы за счёт других людей и нарушения закона удовлетворять личные потребности.

Перейдём непосредственно к действительному содержанию любви, которое в конце концов необходимо довести до сведения людей через воспитание, образование, культуру и все остальные инструменты, подвластные государству и обществу.

Итак, первый и, возможно, главный аспект реальной любви: обоюдная жертвенность. В самом своём корне любовь подразумевает единение, определённое слияние в одно, она как бы произрастает из ощущения этой неразделённости. Естественным следствием такого положения вещей является то, что любящие люди спокойно готовы жертвовать ради друг друга: комфортом, какими-то благами, спокойствием, энергией (отдавать силы), личными интересами и т.д. – поскольку объект, в пользу которого ты жертвуешь, от тебя в общем-то не отделён. И неотъемлемым условием, элементом такой жертвенности является её обоюдность, поскольку в противном случае (односторонняя жертвенность) получалась бы не любовь, а что-то вроде рабства. И вот этот основополагающий принцип жертвенности идёт вразрез с набравшими силу в современности представлениями о том, что любовь и любимые люди якобы должны/обязаны быть удобными и доставлять только удовольствие; и что если возникают неудобства, а вместо удовольствия какие-то конфликты и требующие разрешения сложные ситуации, лишения, то это или вовсе не любовь, или какая-то неправильная любовь, от которой лучше как-нибудь избавиться.

При этом жертва есть краеугольный камень любви и проходит красной нитью через всё её существо. В конце концов, если мы обратимся к высшему аспекту любви, к Божественному, то вспомним классическую концепцию кенозиса, самоуничижения Христа через вочеловечивание вплоть до принятия крестного страдания и смерти – самая великая жертва во имя любви. Далее можно упомянуть и несколько модифицированный вариант идеи кенозиса, когда само творение мира квалифицируется как самоумаление Бога: поскольку помимо Бога невозможно помыслить иного существования, а мир не равен Богу и содержит в себе иное, то творение такого мира трактуется как жертва Бога частью своей природы, как бы её некоторое упразднение в пользу несовершенного, и опять же приносится эта жертва по той причине, что Любовь, которой является Бог, нуждается в отличном от себя объекте. Таким образом, снова получаем жертву не просто во имя любви, а как фундамент любви, её исток, её начало, её побудительную и целевую причину одновременно. В качестве более приземлённого примера можно привести родительскую любовь, когда родители безусловно жертвуют ради детей на постоянной основе (время, ресурсы, всё что угодно) и не имеют никакого права заявить, что эта любовь слишком обременительна и не всё время доставляет удовольствие. Наша повседневность, наше информационное поле напрочь лишено такого понимания любви и жертвы. Это понимание не культивируется, людям не помогают к нему пробиться, а ровно наоборот.

Переходим ко второму аспекту любви, который закономерно вытекает из первого. Этим вторым аспектом является воспитание как абсолютный приоритет и цель. Указанный первым принцип взаимной жертвенности с необходимостью предполагает так же взаимные уступки и компромиссы, которые в свою очередь, по существу, представляют собой постоянное чередование самоутверждения и самоотречения. В результате имеем такой процесс, в ходе которого любящие люди неизбежно вынуждены совершенствовать:

- свою волю – преодоление и ограничение собственных желаний, с одной стороны, и в то же самое время отстаивание своего права на реализацию своих желаний в какой-то части;

- свой характер – гармонично сочетать мягкость и уступчивость с твёрдостью и настойчивостью.

Вообще в этом примере прекрасно видна диалектическая природа человеческих качеств. Ведь волю мы одновременно понимаем и как способность сдержать себя (сила воли), и как способность навязать своё другому человеку. Сильный характер мы тоже понимаем одновременно и как твёрдый, несгибаемый, и как гибкий, подвижный (не зря говорят, что сильный человек всегда способен уступить, так как не чувствует в этом своего унижения).

Соответственно, из всего сказанного следует, что любящие люди развиваются друг об друга, воспитывают друг друга, гармонизируют друг друга, устраняя из личности любимого всё одностороннее и мёртво-застывшее. В связи с этим очень важно понять следующий момент: любящий человек не просто должен подстраиваться, он в определённой степени должен быть именно неудобным для своих любимых. То есть это не просто нормально, это практически необходимо для того, чтобы любовь протекала наиболее адекватным образом и приносила надлежащий результат, а именно – воспитывала в человеке Божественные качества, позволяющие преодолевать себя, свою тварную природу, устремляться к Богу. На более приземлённом уровне – чтобы любовь воспитывала такие качества, которые дают возможность наиболее продуктивно взаимодействовать с людьми; разрешать конфликтные ситуации; справляться со стрессом и лишениями; сохранять присутствие духа; сотрудничать, а не уничтожать.

Кроме того, важно подчеркнуть, что несмотря на сходство обозначенных двух принципов, в них по-разному расставлены акценты. Так, жертвенность в большей степени подразумевает подчинённость другому, а воспитание наоборот – руководство, управление другим человеком. Соответственно и здесь наблюдаем гармоничное, диалектическое взаимодополнение, единство и борьбу противоположностей.

Теперь что касается привычного, обыденного восприятия любви в обществе и что нужно с этим делать с идеологической точки зрения. Общество более-менее готово воспринимать любовь как жертву и воспитание только в религиозном и родительском аспектах. Когда же речь идёт о романтической и супружеской любви, подавляющее большинство её в таких категориях совершенно не мыслит: тут как раз происходит то, о чём я писал выше (либо цветочки, сердечки, либо смертельные страсти и т.д.). При этом именно такая любовь проповедуется, как говорится, «из каждого утюга»: почти с самого детства, ну с отрочества точно, среда, масс-медиа и т.п. опыляют мозг человека отношениями, любовными романтическими отношениями. Причём акцент чрезвычайно смещается в сторону извлечения удовольствия, даже когда речь не идёт о полной вульгаризации и сведении так называемых отношений только к сексуальному аспекту: создаётся такой образ романтической любви, которая должна быть бесконечным удовольствием; «партнёр» обязан доставлять удовольствие. Результат такого нарратива мы имеем очень простой и очевидный: около 70% браков в России заканчиваются разводом, потому что люди, так воспитанные, любить не готовы – они не могут жертвовать, и они не поддаются воспитанию, да и сами воспитывать не способны.

Однако я утверждаю, что реальные последствия искажения образа любви и её неверного восприятия куда более серьёзны, чем рост статистики разводов. В действительности это влечёт за собой то, что наше общество в своей существенной части состоит фактически из душевнобольных людей. Человек, который не ощущал настоящей любви, не давал и не получал её, не знает, что такое настоящая любовь, не знает, как любить, жертвовать и воспитывать – это человек с больной душой, неадекватной картиной мира, смещёнными приоритетами и покорёженной нравственностью. Таким образом, тут три обозначенных мною выше как неразрывно связанные категории, душа, нравственность и любовь, самым наглядным образом вступают в непосредственное взаимодействие, и усматривается, что только верно понятая и реализованная любовь даёт возможность нормально развиваться душе, а человеку быть нравственным. Реальная нравственность заключается только в том самом диалектическом балансе между обоюдной жертвенностью и обоюдным же воспитанием, когда люди в первую и главную очередь взаимодействуют для того, чтобы сделать лучше как самого себя, так и остальных, а не для того, чтобы себе или всем остальным сделать безгранично хорошо или безгранично плохо.

Далее, только социум, состоящий из нравственно здоровых личностей (по крайней мере, в значительном процентном соотношении), может составить гармоничное и здоровое целое. Никакие социологические примочки, экономические меры, политические решения не вылечат душевнобольное общество, выращенное на «любви» из попсовых песен, сериалов, бульварных романчиков и тому подобных источников. Граждане такого общества неизбежно будут создавать «семейки» наподобие Карамазовых Достоевского, хлипкие, враждебные внутри себя, морально раздёрганные, нравственно ущербные. Они будут разводиться, они будут мучить своих супругов и родственников. Они будут приходить на работу в подавленном или злобном состоянии, они будут допускать ошибки во всех сферах своей жизни. В конфликте они будут или безропотно поднимать лапки и отдаваться на волю мучителя, тем самым развращая его; или, напротив, уничтожать, оппонента и всякую возможность сотрудничества и выполнения общего дела. Они будут грести под себя, воровать миллиарды или последний винтик с завода. Они будут бросать или мучить своих детей. Они просто не будут рожать детей. Они не будут любить Родину, а лишь скрежетать зубами и смеяться сквозь эти зубы в ответ на любые упоминания о самом существовании подобной любви (какой такой долг Родине я должен отдавать?).

Думаю, примеров приведено достаточно для того, чтобы было показано, что извращённое понимание любви производит патологическую социальную структуру. С такой структурой, состоящей из душевнобольных, безнравственных членов, наладить нормальное общежитие невозможно, какие бы надстройки (экономические, политические) на неё не накладывали.

Таким образом, русская идеология в аспекте нравственности (души общественной жизни) должна быть построена на реабилитации истинного содержания любви. Необходимо не просто рассказывать нашим людям о том, что у нас есть православное христианство (хорошая такая религия, наша традиционная) и русская классическая литература (качественные такие романы, вот и в Европе ценятся). Нужно выстроить такую систему преподавания, в которой был бы сделан мощный акцент в первую очередь на том, что православное христианство и русская классическая литература дают информацию о том, что такое настоящая любовь, жертвенная и воспитательная; о том, как выглядит присутствие такой любви в жизни человека, и о том, как выглядит её отсутствие; о том, что любовь это как огромный труд, так и огромное счастье, но не розовенькое сладкое счастьице из клипа поп-певички, с одной стороны, и не каторжный сизифов труд павшего жертвой больной страстной привязанности к своему мучителю – с другой стороны.

Конечно, нужно раскрывать и иные аспекты как нашей литературы, так и религии, но жизненно важно показать и разъяснить именно сущность настоящей любви, которая действительно там даётся, это не просто какие-то идеологические выдумки. Это не искусственный конструкт, это выявление и формулирование того, что уже содержится как в православном христианстве, так и в русской классической литературе. Я ранее уже подчёркивал, что только таким способом выявления должна выстраиваться идеология: она должна проявить, раскрыть и реализовать уже имеющееся потенциально, а не навязать некую идею извне. В данном случае, в вопросе души, любви и нравственности, всё это реально заложено в нашей культуре и вере, это нужно просто максимально чётко сформулировать. Нужно немного отбросить поэзию, образность и дать в этом аспекте чуть более строгие тезисы; придать всему этому характер методики, образовательной концепции. Только, конечно, не выплёскивать воду с ребёнком, не сводить всё к топорной математически-аналитической формуле, надиктовыванию. Но в данный момент времени всё-таки у нас в этой области всё слишком абстрактно, жизненно необходимо больше конкретики. Наши дети должны в школе изучать, что такое любовь на самом деле, через русскую литературу и через религию. Наши юноши в университете должны изучать то же самое. Это вопрос выживания государства и душевного здоровья нашего общества, которое сейчас очень далеко от этого состояния. Притом что в русском человеке есть все необходимые качества и потенциал, в связи с чем тут не будет метания бисера перед свиньями, результат вполне достижим. Но сейчас эти качества и потенциал развиваются чисто стихийно и во враждебной среде. Наша задача придать этому процессу упорядоченности и сделать среду благоприятной.