Метафизический материализм

Часть 1. О психических расстройствах и формациях.

В книге «Анти-Эдип» (первая часть дилогии «Капитализм и шизофрения») Жиль Делёз и Феликс Гваттари высказывают мысль о том, что те или иные психические заболевания свойственны тем или иным общественно-экономическим формациям: «шизофрения является таким же продуктом капиталистической машины, каким депрессивная мания и паранойя являются в случае с машиной деспотической, а истерия – в случае с территориальной машиной». Да, Делёз и Гваттари специфически называют формации. Сразу необходимо отметить крайнюю степень радикальности такого материализма: ведь здесь даже настолько хаотичные явления, как психические расстройства, возникновение которых, казалось бы, совершенно бессистемно, помещаются в зависимость от материальных условий производства.

Этот тезис о корреляции расстройств личности с экономическим укладом входит в концепцию материалистической психиатрии, которую Делёз и Гваттари называют единственно верной. В таком случае логично сделать вывод, что разные паттерны психически здорового мышления тоже обусловлены различными формациями. Если только не предполагать, что марксисты-психоаналитики считали, что при коммунизме психические расстройства будут преодолены (привет, Егор Летов!), иными словами – что само существование психических патологий обусловлено лишь тем, что люди проживают в подавляющих, репрессивных, эксплуататорских обществах (первобытное, рабовладельческое, феодальное, капиталистическое). Но даже если они так полагали, мы не будем с ними соглашаться.

Итак, предположим, что мышление действительно находится в прямой взаимосвязи с общественно-экономической формацией. Или, если смягчить радикальный марксизм – с общественным бытием, которое может и не соответствовать сферической формации вакууме. Причём, как мышление нормального человека, так и душевнобольного. Но тут сразу же возникает такая интересная, часто встречающаяся деталь, а именно: в эту игру можно играть вдвоём. В каком смысле? А в том смысле, что сама по себе корреляция между паттернами мышления и общественным бытием не говорит нам о том, что является причиной, двигателем, а что следствием, движимым: мышление задаёт общественное бытие или общественное бытие задаёт мышление. К примеру, материализм связывает все изменения в обществе, движение истории с переходами от одного способа производства к другому (допустим, от ремесленного к мануфактурному), а также с флуктуациями внутри одного способа производства (усовершенствование машин в рамках промышленного производства). Но, в то же самое время, для того чтобы способ производства претерпел изменения, необходимы изобретения – как устройств, так и технологий. А для изобретений необходимы мыслящие совершенно особым образом изобретатели, учёные, творцы. И возникает резонный вопрос, кто или что заставляет сменяться эпохи: объективные условия, которые требуют от людей начать мыслить определённым образом, или же люди, которые мыслят определённым образом? Более того, даже если принять, что это именно объективные условия двигают историю, то в какой момент и из-за чего всё-таки возникает такое изменение объективных условий, которое заставляет изменяться объективные условия? Ведь если тут отсутствует иной действующий фактор, то получается некое масло масляное, в котором условия меняют сами себя. Напрашивается вывод, что мышление и объективные условия (среда и т.д.) взаимно влияют друг на друга.

Далее, если вернуться к психоанализу и Делёзу с Гваттари. Сравнивая Фрейда и Юнга, они констатируют, что как Фрейд, так и Юнг постулируют соизмеримость бессознательного и мифа, однако результаты получают в определённом смысле противоположные: «Но тогда предположенную адекватность можно интерпретировать анагогическим способом, двигаясь «вверх». Либо, напротив, аналитическим способом, двигаясь «вниз», соотнося миф с влечениями…Мы хотим сказать, что отталкиваясь от одного и того же постулата, Юнг в итоге восстанавливает религиозность…, а Фрейд ещё больше укрепляется в атеизме самого строгого толка». Итак, в данном примере видим, что обоими оппонентами утверждается взаимосвязь бессознательного с мифом и религией, но для Фрейда бессознательное создаёт миф, а для Юнга миф создаёт бессознательное. Кстати, хочу отметить от себя, что даже в случае, когда мы говорим, что миф и религия это источники бессознательного, это ещё не обозначает автоматически, что мы верим в миф и в Бога.

Таким образом, показано, что корреляция между мышлением и общественным бытием может интерпретироваться, как минимум, трояко – (1) общественное бытие первично; (2) паттерны мышления первичны; (3) ничто из этого ни первично, ни вторично, а находится в диалектической взаимосвязи, когда противоположности постоянно снимают и утверждают друг друга. Это можно сформулировать и таким образом: (1) или среда формирует мышление, которое реагирует на среду, (2) или мышление формирует среду, которая конституируется посредством вызванных мышлением действий, (3) или мышление и среда взаимно формируют друг друга. Если потратить на размышление над этими вопросами некоторое время, то напрашивается вывод об их праздности, поскольку, какая разница, что дало когда-то первый импульс, мышление или среда, если впоследствии они сходятся в настолько неразличимом взаимно обусловленном процессе? Соответственно дилемма о первичности сознания или материи – это пустой вопрос. Должна быть поставлена другая проблема.

Часть 2. Нетождественность материи и материала.

Недаром материя постоянно отождествляется со средой – то есть, с так называемыми материальными условиями жизни. И по-настоящему важное утверждение материалистов заключается в том, что среда если не полностью детерминирует мышление, поведение, идеи, то оказывает на них решающее влияние. Материалистическая философия утверждает, что материальные условия среды настолько довлеют, что люди могут на них только реагировать и что главным инструментом для таких реакций является мышление. Результат такой точки зрения – концентрация материалистической философии на экономике, так как именно экономика создаёт материальные условия жизни, на сопутствующих ей общественных отношениях. Соответственно материализм бросает все силы на изучение механизмов и законов протекания процессов, связанных с производственными отношениями.

Но религиозная, идеалистическая, традиционалистская философии (объединим их термином «метафизическая философия») утверждают наличие не только материальной среды, но и сверхматериальной (или нематериальной) среды: то есть, что мир/вселенная/мироздание/реальность не ограничены материальным, доступным органам чувств пластом, что они включают в себя отличные от материи элементы. Тут надо отметить очень интересный момент: противоречие такого утверждения с материализмом с точки зрения наименования возникает тогда, когда мы образуем слово «материализм» от слова «материя». Но если мы произведём «материализм» от слова «материал», то противоречие этого названия с метафизической философией устраняется: мы утверждаем, что мир сотворён, а раз сотворён, то значит, что из какого-то материала; под «из материала» здесь подразумевается не объект материи, а необходимый составной элемент изделия; и далее, как итог, мы утверждаем, что в состав материала, из которого изготовлено мироздание, входит не только материя. При таких обстоятельствах та самая среда обитания, о которой мы говорили и которой материалисты приписывают непреодолимое воздействие на человека, обретает иной статус: её материал это не только материя. Следовательно, законы функционирования среды не ограничиваются материальными законами.

Часть 3. Среда Абсолюта/Абсолютная среда.

И как же в этой ситуации мы, в некоторой степени, примиряемся с материализмом и выходим на такое понятие, как метафизический материализм? Причём, я имею в виду не условный материализм Фейербаха и иже с ним, который тоже называют метафизическим – просто в силу того, что Фейербах предполагает наличие какого-то первого импульса для начала движения материи, поскольку не считает её способной к самодвижению (в отличие от мнения диалектических материалистов).

Я говорю о том, чтобы утвердить следующее: вся среда нашего обитания (вселенная, мироздание) сотворена из материала, и сама есть, в определённом смысле, этот материал, так как материал никогда не покидает изделие полностью, но лишь трансформируется; материал состоит не только из материи, но и из элементов иной природы (в частности, замысел тоже можно назвать материалом); наше мироздание функционирует в соответствии с незыблемыми метафизически-материалистическими законами, и его отдельные элементы, в частности человечество, может лишь реагировать на те условия, которые вышеуказанными законами заданы. С метафизической точки зрения это кристально ясно выражено следующим образом: «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не падёт на землю без воли Отца вашего. У вас же и волосы на голове все сочтены» (Евангелие от Матфея, 10:29,30). Тут предельное выражение абсолютной подконтрольности любых событий в любой точке времени и пространства Божественному закону. И нет места ни возражению, ни апелляции.

Таким образом, когда мы рассматриваем реальность во всей её полноте, когда мы берём в расчёт не материю, но материал, не случайный Большой взрыв, но Творение, тогда мы можем сказать, что объективные условия среды детерминируют человеческое сознание. В том числе потому, что человек сотворён по образу и подобию Бога, а Бог и есть объективные условия среды.

Такое видение ситуации позволяет нам отказаться от материалистически-идеалистических подпорок и видеть картину во всей полноте, уйти как от вульгарного обезьяньего материализма, так и от идеалистического наивного солипсизма. Дистанция между Богом и Творением не настолько велика, чтобы полагать, что материальная среда есть что-то легко и просто преодолимое силой человеческой идеи; дистанция между Богом и Творением не настолько велика, чтобы полагать, что материальная среда непреодолима через метафизическое, нравственное усилие, через идею. И если мы смотрим на мироздание как на материал, то мы понимаем, что и материальная среда, и метафизическое, нравственное усилие, идея – это всё есть составляющие материала Творения. Соответственно, когда мы посмотрим под таким углом зрения, то можем согласиться с диалектическими материалистами в вопросе возможности самодвижения – только мы скажем, что к самодвижению способна не материя, а материал.

Часть 4. Диалектический материализм и метафизика.

И не просто так диалектика находится на стыке между идеализмом (Гегель) и материализмом (Маркс, Ленин). Применение изложенного выше понятия «материал» позволяет также использовать методику диалектического материализма в рамках метафизического мышления. Возьмём, к примеру, закон отрицания отрицания. Тут я сразу покажу, что не голословен, что очень много лет назад закон отрицания отрицания уже применялся в средневековом богословии. Так, Мейстер Экхарт писал буквально следующее: «Всё, чему противопоставляется единое, включает в себя отрицание; само единое есть отрицание отрицания: я имею в виду отрицание, поскольку оно есть множество. Отрицание же отрицания есть сердцевина, чистота и удвоение утверждённого бытия», и ещё: «Ему не подобает никакой лишённости или отрицания, но Ему, и только Ему, присуще отрицание отрицания». Согласно же диалектическому материализму, отрицание отрицания означает, что переход из одного качественного состояния в другое происходит после преодоления старого качества и вторичного принятия в новом виде того, что было накоплено на предшествующей ступени, при этом движение в этом случае идёт по восходящей, усиливая первоначально отрицавшийся аспект («чистота и удвоение утверждённого бытия»!). К примеру, если взять положительное число 2 и подвергнуть его отрицанию, получив – 2, а затем – 2 умножить на – 2, то получим 4, то есть вновь вернёмся к положительному числу, но уже большей величины. Возвращаясь к Экхарту, видим, что применение отрицания отрицания при познании Бога, а вернее даже приложение к Богу отрицания отрицания, приводит к совершенно логичному выводу, что Бог есть самое высшее возможное Единство, которое достигается (насколько тут уместно данное слово) именно путём последовательного, всё нарастающего отрицания любого небытия (которое само есть отрицание бытия), то есть отрицания отрицания. Именно так, по экспоненте, всё через отрицание отрицания восходит к полному единству. То есть если бы мы попробовали дать определение такой вещи, которая вмещала бы в себя почти всё возможное, то мы должны были бы сказать: «Она есть и первое, и второе, и третье, и стомиллионное, и так далее, но кроме некоего А». И именно «кроме некого А» есть отрицание, и как раз такое отрицание отрицает Бог, так как Он есть и некое А тоже, и поэтому Бог превышает ту самую, почти универсальную вещь.

Итак, мы видим, как прекрасно применяется закон отрицания отрицания в метафизике, хотя, казалось бы, сформулировали его диалектические материалисты.

Часть 5. Восхождение к Цели и её преодоление.

Возвращаясь к Делёзу и Гваттари, хочется прокомментировать вот что. В «Анти-Эдипе» они этак высокомерно заявляют, что вот мы, толковые материалисты, в отличие от глупеньких идеалистов, никогда не занимаемся праздным вопросом «Зачем?» или «Для чего», а только единственно важным вопросом «Как это работает?». И, на первый взгляд, есть в этом такой рациональный флёр, - дескать, вот как мы разумно ушли от излишней телеологии, поиска скрытого смысла. Однако откровенный идиотизм такой позиции довольно просто вскрывается на примере самых что ни на есть материальных объектов. Возьмём человеческий глаз. Да, мы исследуем, как он работает, и хорошо делаем. Но стоит шагнуть чуть дальше, как мы понимаем, что он работает именно таким образом не просто так, а для того, чтобы человек видел, а видит человек для того, чтобы сначала убежать от хищника и догнать мамонта, а потом чтобы начертить чертёж и построить метро – то есть структуру органа обусловливает его функция, а функцию обусловливает цель. В случае в глазом, в конечном счёте эта цель – продолжить существование. Возьмём изготовленный предмет: изучив, как он работает, мы поймём, для чего он работает. Да и в этом случае его механизм будет обусловлен целью его применения. Но самое интересное заключается в том, что материалисты тут снова не совсем ошибаются, но просто остаются на преступно низком уровне исследования. Когда же мы приподнимаемся выше, мы начинаем считывать телеологию Творения, определённые цели, причины самых различных процессов, протекающих в мироздании. Мы наблюдаем полное отсутствие бессмысленности, а напротив – всё пронизывающую своим постоянным присутствием Цель. Цель Бога есть Любовь и, в общем-то совпадет с Ним самим (Я Альфа и Омега, Начало и Конец, Цель, Истина и Жизнь). Однако если мы пойдём ещё выше и попытаемся задаться вопросом, какова цель Любви – тут мы не найдём ответа и найти его невозможно в силу того, что этот ответ лежит за пределом как человеческой мысли, так и человеческой речи. Поэтому тут мы внезапно приходим к тому самому тезису: бесполезно работать над вопросом «Зачем Любовь?», «Для чего Любовь», а можно исследовать только одно – «Как работает Любовь?». И жить в соответствии с результатами этого исследования. Итак, видим, как на самом высшем уровне цель парадоксальным образом преодолевается.

Вот так метафизическое и материалистическое сходятся в метафизическом материализме. Представляется, что в это направление имеет смысл вглядеться самым пристальным образом.