Русская идеология. Агапэкратия.
Для полного понимания этой статьи полезно прочитать мою другую статью «Диалектическая структура человеческой природы», хотя можно читать без обязательного предварительного ознакомления.
Диалектическая, троичная структура человеческой природы (тело, дух, душа) логично вытекает из диалектической триады, которую представляет собой Бог как Троица, поскольку человек создан по образу и подобию Божьему.
Так как акт творения с необходимостью связан с проявлением вовне Божественной природы, наше наличное бытие работает и лучше всего описывается тоже диалектически, представляя собой в некотором смысле автопортрет Бога.
Соответственно применение диалектического метода и диалектических структур позволяет формулировать рабочие и истинные парадигмы, так как они фундаментально укоренены в мироздании.
В связи с этим при формулировании идеологии нам необходимо разложить общественное и государственное бытие на три составляющих, на три уровня:
- экономика, которая представляет собой тело общественной жизни;
- идея как таковая, которая является духом общественной жизни;
- нравственность, которая суть душа общественной жизни.
Идеологии славятся тем, что стремятся пренебречь одной из вышеуказанных сфер, выставив на первое или единственное место какую-то другую (к примеру, идея или нравственность приносятся в жертву экономике или наоборот). Мы не будем совершать таких глупостей, которые радикально противоречат сущности диалектических структур и процессов, где все элементы с необходимостью работают совместно, снимая противоположности. Мы попытаемся сформулировать русскую диалектическую идеологию, гармоничную, не выдуманную, а извлечённую из реального бытия русского народа.
Стоит дополнительно отметить, что именно для парадоксального, предельно диалектичного, синтезирующего противоположности, русского народа наиболее уместно искать идею в таких, казалось бы, универсальных и общечеловеческих вещах как диалектические структуры. Не будет лукавством сказать, что западная цивилизация и классический восток не в полной мере способны воспринять чистую диалектику в силу своей ярко выраженной дуалистичности. Запад всегда будет слишком сильно тянуть к рацио и телу, а восток – к иррациональности и душе.
Для того, чтобы определиться с экономическим направлением, давайте присмотримся к изначальной сущности как экономики, так и тела.
Итак, экономика образовано от др.-греч. οἶκος «дом, хозяйство» + νόμος «правило, закон». То есть экономика должна представлять из себя стройную структуру из правил, законов, методов, позволяющих наилучшим образом вести домашнее хозяйство, шире – хозяйственную жизнь государства.
Уже Аристотель увидел тенденцию подмены экономики хрематистикой, др.-греч. χρηματιστική «обогащение» от χρήματα «деньги». Карл Маркс в «Капитале» приводит этот аристотелевский термин и если не соглашается с ним прямо, то уж точно совершенно его не отвергает. В целом, довольно очевидно, что именно обогащение ставит целью капиталистический строй, а из этого нетрудно сделать вывод о том, что человечество уже очень давно живёт не по законам экономики, а по законам хрематистики.
Необходимо разомкнуть принципиальную разницу между экономикой и хрематистикой. Для этого давайте в первую очередь рассмотрим, в чём заключается существо дома и домашнего хозяйства, на процветание и развитие которых должна быть направлена экономика.
Во-первых, дом – это пространство, в котором мы непосредственно живём. Соответственно такое пространство должно быть безопасным и удобным. Кроме того, все мы стремимся поддерживать дом в чистоте. Если экстраполировать, масштабировать эти принципы (безопасность, удобство, чистота) на государство и посмотреть на них в привычном экономическом аспекте, то получим следующие приоритеты: армия и полиция (безопасность) + инфраструктура (удобство и чистота).
Несложно заметить, что никакого отношения к обогащению и извлечению прибыли это не имеет. Влажные рыночные сны о том, что бизнес будет заботиться об инфраструктуре, являются влажными рыночными снами, так как бизнес заботится обо всём только до того момента, пока имеет прибыль. Причём, это условия его выживания, а не злая воля дельцов как таковых. Не делец делает бизнес бесчеловечным, а напротив – бизнес зачастую расчеловечивает, в той или иной степени. Таким образом, видим, что хрематистика совершенно не направлена на обеспечение безопасности, удобства и чистоты, а следовательно – противоречит экономическим приоритетам.
Во-вторых, дом – это люди, которые в нём живут. В первом аспекте мы сделали акцент на пространстве, но именно в том смысле, что это пространство для людей, именно это самое главное. Теперь перенесём акцент непосредственно на людей, не затрагивая уже упомянутые выше безопасность, удобство и чистоту. Учитывая исторический период, когда родилось слово «экономика», понятно, что под ведением хозяйства подразумевается не только уход за домом, но и извлечение благ, необходимых для жизнедеятельности: из земли, домашнего скота и т.д. Соответственно необходимо обустроить всё таким образом, чтобы семья имела пропитание: в нужный сезон посадить урожай, в нужный – собрать, обеспечить уход за животными и т.п. Кроме того, бывает целесообразно обменять какую-то свою вещь на вещь другого человека (тот же самый урожай, скот, продукты или что-то изготовленное своими руками). Стоит обратить внимание, что никакой избыток благ совершенно не требуется для жизнедеятельности семьи, кроме самого минимального, который при необходимости может быть пущен на обмен. Следовательно, и тут мы не наблюдаем никакой прямой связи с обогащением: оно совершенно не требуется для нормальной жизнедеятельности, нормального хозяйства и домовладения. Хотя нельзя не отметить, что определённые потенции и предпосылки для стремления к обогащению тут уже заложены. Но суть этих потенций такова, что при их реализации домашнее хозяйство перестаёт быть таковым, перерождаясь в иное явление.
И снова описанные тенденции могут быть легко экстраполированы на государство, которому совершенно не требуется огромное количество продукции, производство которой необходимо наращивать лишь для максимизации прибыли. Мечты о спросе, регулирующем предложение, давно разбиты об агрессивные стратегии наращивания продаж, которыми живут все поголовно крупные производители, которые только и влияют на экономический процесс. В результате спрос разжигается искусственно. Таким образом, видим, что хрематистика и тут преобразует естественные хозяйственные отношения в противоестественные, уничтожая реальную экономику.
В-третьих, дом – это снова люди. Тут мы ещё больше углубимся в человеческую (можно сказать – социальную) составляющую. Помимо того, что семья при ведении домашнего хозяйства должна прокормиться, а также обеспечить безопасность и удобство дома, ей жизненно необходимо сохранять здоровый моральный климат. В приложении непосредственно к домашнему хозяйству это может быть выражено в следующем: чтобы каждый занимался делом, которое ему по душе и которым он в состоянии овладеть по своим способностям и навыкам; чтобы каждое дело, труд каждого члена семьи пользовались уважением и почётом; чтобы каждый получал долю благ соразмерно труду; чтобы в семейном коллективе складывались хорошие отношения, процветала поддержка, дружелюбие, взаимовыручка, искренность, когда члены семьи во всём помогают друг другу и воспитывают друг друга. Проще говоря, хозяйство и работа должны быть организованы таким образом, чтобы не портить отношения в семье, а улучшать их, поскольку в ситуации семейного разлада никакого толку от большого урожая не будет, никому это не принесёт счастья, а в конце концов неизбежно приведёт к тому, что под гнётом ссор и размолвок хозяйство развалится.
Экстраполируем и этот принцип на уровень государства. Здесь я, среди прочего, прибегну к конкретным социально-экономическим исследованиям знаменитого русского философа, логика и социолога Александра Зиновьева, который провёл сравнительный анализ американской (шире – западной, капиталистической) и советской экономических систем. Зиновьев справедливо считал, что экономику нельзя сводить к какой-то одной, узкой и при этом якобы универсальной, цели. Так, он отметил, что западная экономика безусловно преследует цель производства как можно большего количества товаров (материальных благ), до поры стремясь также и к качеству этих товаров. И капиталистическая экономика совершенно логично жертвует социальным благополучием ради уровня производства. При этом советская экономика преследовала другую цель: создать максимально благоприятную социальную среду (трудоустроить всех граждан, поддерживать в трудовых коллективах высокий моральный облик и т.д.). И совершенно логично советская экономика жертвует количеством и качеством товара (кроме стратегических отраслей: оборона, космос) ради достижения главной цели – социального благополучия и здоровых общественных отношений. То есть, по существу, советская экономика собирала людей в трудовые коллективы не для того, чтобы они производили груды вещей, а для того, чтобы они в этих коллективах воспитывались достойными гражданами и имели приложение своих сил. Конечно, это имело свои изъяны, когда труд совсем утрачивал качественную составляющую и превращался в имитацию деятельности, а советские трудовые коллективы настолько отчуждались от результата труда, что выходом оставалось только массово воровать продукцию предприятия, ещё и некачественную. Не буду перечислять множество иных отрицательных аспектов советской системы, думаю, уже понятно, что я её не идеализирую. Тем не менее, та цель и тенденция, которую обозначил Зиновьев, безусловно имела место, и её можно взять если не как образец, то как определённый ориентир для построения экономики не сводящейся к наращиванию производства, а выстраивающей здоровое общество.
И снова обратившись к хрематистике, видим, что обогащение никоим образом не способствует созданию здорового морального климата. Скорее всё ровно наоборот. Даже если мы будем рассматривать обогащение не отдельно взятого члена семьи за счёт других (группы лиц в государстве за счёт других), а всей семьи (всего общества, населения), то и в этом случае никакой прямой корреляции с гармоничными, добродушными отношениями мы не обнаружим. Из опыта нам доподлинно известно, что богатство не гарантирует мира в семье, а часто – наоборот; так же оно не гарантирует и здорового социального климата в государстве. Следовательно, здесь мы тоже наблюдаем несоответствие хрематистики фундаментальным принципам экономики.
Подытожим. Экономика как совокупность правил и методов ведения хозяйства содержит три основополагающих принципа: (1) безопасность, удобство и чистота территории государства; (2) извлечение благ для жизнедеятельности граждан в достаточном количестве; (3) гармоничные общественные отношения. Капиталистический строй и способ производства (хрематистика) не направлен на реализацию ни одного из этих принципов. Более того, необходимо отметить, что его суть в определённом смысле именно в том, чтобы быть избыточным: то есть, чтобы выходить за рамки всех вышеуказанных принципов, переливаться через край и разрушать данные принципы. Что касается безопасности и удобства, то обогащение и потребность в возрастании прибыли переходят в экспансию на чужие территории, тем самым подвергая опасности не только их жителей, но и себя: это прямо противоречит первому принципу. С принципом извлечения благ всё предельно ясно: вместо достаточного количества благ утверждается необходимость производства и потребления бесконечного количества, как можно больше, невзирая на реальные потребности. Это тоже прямо противоречит принципу достаточности, неотъемлемым свойством которого является соразмерность, в связи с чем и этот принцип уничтожается. Общественные отношения при капиталистическом строе (хрематистике) сводятся в основном к социал-дарвинизму (выживает приспособившийся и сильнейший/хитрейший), проповедуется отчуждение, конкуренция, принцип «ничего личного – просто бизнес». Стремление к обогащению и в этом аспекте предполагает избыточность, выход за пределы своих собственных интересов, вторжение в сферу другого человека, так как каждый считается конкурентом, а значит – нет как таковой личной сферы, всё общественное бытие – это конкурентная среда, в которой негде скрыться от взаимной экспансии.
Теперь необходимо экстраполировать на экономику принципы развития тела, так как именно в качестве тела общественной жизни мы утвердили экономику.
Самым главным в наших отношениях с телом является умеренность и сбалансированность: тело должно потреблять не слишком мало, но и не слишком много, причём это касается как еды, так и любых телесных удовольствий. Избыток, как и критический недостаток, разрушают тело. Соответственно такой же принцип умеренности, особенно в свете рассмотренного нами выше, должен быть перенесён на производственные отношения. Должен быть создан здоровый баланс между производством и потреблением. Необходимо тормозить как потенцию к неограниченному потреблению, так и потенцию к перепроизводству. Безусловно это подразумевает элемент плановости в экономике, что тоже совершенно разумно, поскольку никому в голову не приходит отпускать своё тело на волю стихии и случая, ничего в отношении него не планируя (к примеру, не приобретая одежду по сезону и т.п.). То же самое касается любой сферы жизнедеятельности, но почему-то в отношении экономики закрепилась иллюзия, что нацеленные на извлечение прибыли и обогащение дельцы сами своими действиями, направленными на максимизацию дохода, отрегулируют всё в лучшем виде для всего населения.
Далее, телу должно быть отведено надлежащее место в иерархии. Даже если мы обратимся к первому принципу (забота о теле через умеренность), то мы при этом обязаны сказать, что чрезмерная забота о теле и поклонение ему тоже является патологией. Имеется в виду стремление во что бы то ни стало достичь идеальных стандартов красоты, пропорций, сидение на бесконечных диетах во имя железного здоровья как самоцель, трата на всё это большей части времени своей жизни. Проще говоря, это культ тела, и это негативный момент, черта дисгармоничного человека, так как человек не сводится к телу. Тело не должно диктовать человеку все его поступки, управлять мышлением, ставить на службу себе все его ресурсы и определять его бытие. Точно так же и экономика не должна определять общественное бытие, структуру и идеологию государства и человеческие отношения. Экономикоцентричность подлежит исключению. Как вся жизнь человека не может свестись к домашнему хозяйству и домашнее хозяйство не может управлять им и формировать личность, характер, так и экономика в государстве должна быть поставлена на службу общественному бытию, а не определять его. Цель общественного бытия находится за пределами экономического хозяйства, которое должно лишь поставлять ресурсы для достижения цели. В противном случае мы получим такой расклад, при котором вся цель человеческого существования сводится к выживанию и обустройству своей территории, что принципиально нисколько не отличается от животной жизни. Животное обустраивает территорию и добывает пропитание просто чтобы продолжить жизнь. Человек обустраивает территорию, добывает пропитание и продолжает жизнь для того, чтобы иметь возможность идти к цели. Соответственно те теории, которые утверждают, что экономика формирует общественное бытие (к примеру, классический марксизм), это теории для человека-животного.
В целом, первоочередной функцией тела является то, что оно обеспечивает человеку возможность действовать в окружающем материальном мире: именно действовать, то есть реагировать на события, вносить изменения в текущую реальность, воплощать в жизнь замыслы, развивать душу – поскольку без тела душа не может действовать и развиваться. Такое же отношение должно быть утверждено к экономике: она даёт ресурс для действия, смысл которого уходит в метафизическое, именно в смысловое измерение.
Таким образом, нами намечены те черты, которые нужно придать русской экономической идее и экономической материальности исходя из естественной, органической природы экономики, а не искусственных, механистичных моделей. Это полное отторжение хрематистики (жажды обогащения) и возврат к реальной экономике как хозяйству. Утверждение главных принципов экономики: удобство и безопасность территории, извлечение и создание достаточных для жизнедеятельности материальных благ, создание гармоничной социальной атмосферы добродушия и взаимовыручки. Достижение умеренности как в производстве, так и в потреблении. Постановка экономики на её иерархически верное место в структуре общественного бытия, уход от экономикоцентризма и культа экономики. Дальнейшая работа заключается в том, чтобы или разработать конкретную тактическую модель на указанных стратегических принципах, или с помощью синтеза взять подходящие элементы из существующих теорий. Но важно понимать, что именно стратегические установки являются основополагающими.
Через понимание диалектической структуры человеческой природы и наличного бытия в целом мы пришли к выводу, что при формулировании идеологии нам необходимо разложить общественное и государственное бытие на три составляющих, на три уровня:
- экономика, которая представляет собой тело общественной жизни;
- идея как таковая, которая является духом общественной жизни;
- нравственность, которая суть душа общественной жизни.
Первая часть статьи была посвящена описанию экономики (тела). Мы остановились на том, что русскую экономику нужно строить исходя из естественной, органической природы экономики, а не искусственных, механистичных моделей. Это полное отторжение хрематистики (жажды обогащения) и возврат к реальной экономике как хозяйству. Утверждение главных принципов экономики: удобство и безопасность территории, извлечение и создание достаточных для жизнедеятельности материальных благ, создание гармоничной социальной атмосферы добродушия и взаимовыручки. Достижение умеренности как в производстве, так и в потреблении. Постановка экономики на её иерархически верное место в структуре общественного бытия, уход от экономикоцентризма и культа экономики.
Описывая структуру человеческой природы, в качестве диалектической противоположности материальному и лишь тварному телу мы определили нематериальную душу, содержащую в себе Божественную часть. Поэтому для надлежащего и последовательного изложения уже в рамках данной работы я также перейду к противоположности тела общественной жизни (экономики), а именно – к душе общественной жизни (нравственности). А уже после можно будет описывать синтез этих противоположностей – идею как таковую (дух). Эти аналогии обусловлены, как было уже замечено, диалектической структурой всего наличного бытия, которое с необходимостью представляет собой проявление вовне Божественной природы (в определённой степени).
Итак, переходим к существу вопроса.
Душа и душевность, пожалуй, рассматриваются в двух аспектах: (1) как бессмертный элемент человека, его в некотором смысле ядро, корень, и (2) как чувственный, эмоциональный элемент человека, отчего мы собственно и имеем такое явление, как психология (дословно – наука о душе).
Если мы поставим цель эти два элемента привести к общему знаменателю, то должны понять, что является, с одной стороны, вечным и нерасторжимым связующим звеном между человеком и Творцом, а с другой стороны – что можно в то же самое время отнести и к чувствам, эмоциям. Этим критериям полностью соответствует любовь. Таким образом, любовь самым непосредственным образом связана с душой – и как с носительницей чувств, эмоций, и как с Божественной частью человека. Ну и кроме того, душевность безусловно связана с нравственностью: душа бывает светлая, нравственная или чёрная, чёрствая, безнравственная.
При этом нравственность принято воспринимать как набор норм благочестивого поведения, отождествлять её с моралью, которая на самом деле является плавающим понятием, зависит от социальной среды. По существу, моральное поведение – это лишь такое, которое соответствует общепринятым нормам той общности, в которой живёт человек. Не буду вдаваться в исследование слова «нравственность» на других языках, но в русском оно так или иначе неразрывно связано со словом «нрав». В свою очередь, нрав понятие гораздо более естественное, чем опосредованное. Именно нрав зачастую сдерживают, нрав бывает буйным и т.п. Следовательно, когда мы говорим о нравственности, куда правильнее будет формулировать так: нравственность есть естественное стремление к добру (и благу в смысле добра). По поводу естественности далее немного подробней.
В нагорной проповеди Христос даёт людям заповеди блаженства, являющиеся вершиной нравственности и при этом представляющие собой в некотором роде моральный кодекс, перечень как конкретных действий, так и чувственных реакций на те или иные ситуации. Об эти заповеди сломаны уже все возможные копья (в особенности это касается любви к врагам и второй щеки). Повседневная, банальная мысль любит утверждать, что эти заповеди противоестественны. Однако в действительности всё ровно наоборот. Христос говорит о том, как надо чувствовать и что надо делать для того, чтобы преодолеть тварную природу и достичь обожения – конечной цели всего христианства вообще, возвращения творения к Творцу. Причём, это делание должно быть стремлением к постоянной, интенсивной, осознанной практике во всех жизненных ситуациях и обстоятельствах, универсальной реакцией на всё. Сразу никто не преобразится, не полюбит врагов на следующий день. Постепенно, через вышеуказанное постоянное стремление и практическую, сознательную работу, самовоспитание, происходит изменение человека. Преображается его нрав. Он становится нравственным. И поскольку, как выше сказано, суть этого движения есть движение к Творцу, к Истоку и Отцу всего, то именно такое состояние является в высшем смысле естественным для человека, это есть возвращение к его фундаментальной сущности. Это освобождение от всех тенденций, которые искажают первозданную человеческую природу, которая суть образ и подобие Творца. Таким образом, показано, что Христос даёт человеку наиболее естественные для него установки. Нравственность нагорной проповеди – это сама суть человека, алгоритм его полной реализации.
Итак, мы пришли к тому, что душа (душевность) выражается, реализуется через любовь и нравственность; что нравственность есть естественное (в высшем смысле) стремление человека к добру. Стремление в обратную от добра сторону является противоестественным, так как угождает именно тварной природе человека, которая с необходимостью содержит умаление Божественного, то есть истинного, то есть реального, то есть естественного, инспирированного самим Творцом.
Рассмотрим теперь проблематику любви.
В настоящий момент в мире, в России в том числе, происходит полная девальвация и искажение смысла любви. Её реальное содержание подменяется симулякрами в промышленном масштабе. В самом лучшем случае любовь преподносится как сладкая романтическая сказочка с цветами и сердечками. Вариант похуже мы встречаем, когда из любви делают пугало и представляют её как какие-то бесконечные страдания, скандалы, страсти, расставания/воссоединения, нервотрёпку, суицидальные тенденции, ревность, в общем – этакую тёмную романтику. Пожалуй, самые худшие искажения это сведение любви к физиологическим/химическим реакциям или, что отчасти идёт под руку, фактическое устранение любви в пользу меркантильных соображений (институт содержанок и т.п.). Если взять ещё шире, то вообще сведение любви к эмоции это уже непростительное упрощение.
Перечисленные выше девиации неизбежно разлагают общественную жизнь, ведут к деградации социальных отношений, поскольку искажают сознание граждан, а искажённое сознание влечёт деструктивное поведение, которое влияет на всё общественное бытие. В связи с чем, естественно, вопрос любви приобретает государственную важность. И только через понимание реального смысла любви и его реализацию на практике возможна по-настоящему нравственная жизнь души, а через нравственность, в свою очередь, общественное бытие с неизбежностью приобретёт гармоничный характер – в силу того, что нравственный человек реально свободен от страстей и соблазнов, которые как раз и толкают на то, чтобы за счёт других людей и нарушения закона удовлетворять личные потребности.
Перейдём непосредственно к действительному содержанию любви, которое в конце концов необходимо довести до сведения людей через воспитание, образование, культуру и все остальные инструменты, подвластные государству и обществу.
Итак, первый и, возможно, главный аспект реальной любви: обоюдная жертвенность. В самом своём корне любовь подразумевает единение, определённое слияние в одно, она как бы произрастает из ощущения этой неразделённости. Естественным следствием такого положения вещей является то, что любящие люди спокойно готовы жертвовать ради друг друга: комфортом, какими-то благами, спокойствием, энергией (отдавать силы), личными интересами и т.д. – поскольку объект, в пользу которого ты жертвуешь, от тебя в общем-то не отделён. И неотъемлемым условием, элементом такой жертвенности является её обоюдность, поскольку в противном случае (односторонняя жертвенность) получалась бы не любовь, а что-то вроде рабства. И вот этот основополагающий принцип жертвенности идёт вразрез с набравшими силу в современности представлениями о том, что любовь и любимые люди якобы должны/обязаны быть удобными и доставлять только удовольствие; и что если возникают неудобства, а вместо удовольствия какие-то конфликты и требующие разрешения сложные ситуации, лишения, то это или вовсе не любовь, или какая-то неправильная любовь, от которой лучше как-нибудь избавиться.
При этом жертва есть краеугольный камень любви и проходит красной нитью через всё её существо. В конце концов, если мы обратимся к высшему аспекту любви, к Божественному, то вспомним классическую концепцию кенозиса, самоуничижения Христа через вочеловечивание вплоть до принятия крестного страдания и смерти – самая великая жертва во имя любви. Далее можно упомянуть и несколько модифицированный вариант идеи кенозиса, когда само творение мира квалифицируется как самоумаление Бога: поскольку помимо Бога невозможно помыслить иного существования, а мир не равен Богу и содержит в себе иное, то творение такого мира трактуется как жертва Бога частью своей природы, как бы её некоторое упразднение в пользу несовершенного, и опять же приносится эта жертва по той причине, что Любовь, которой является Бог, нуждается в отличном от себя объекте. Таким образом, снова получаем жертву не просто во имя любви, а как фундамент любви, её исток, её начало, её побудительную и целевую причину одновременно. В качестве более приземлённого примера можно привести родительскую любовь, когда родители безусловно жертвуют ради детей на постоянной основе (время, ресурсы, всё что угодно) и не имеют никакого права заявить, что эта любовь слишком обременительна и не всё время доставляет удовольствие. Наша повседневность, наше информационное поле напрочь лишено такого понимания любви и жертвы. Это понимание не культивируется, людям не помогают к нему пробиться, а ровно наоборот.
Переходим ко второму аспекту любви, который закономерно вытекает из первого. Этим вторым аспектом является воспитание как абсолютный приоритет и цель. Указанный первым принцип взаимной жертвенности с необходимостью предполагает так же взаимные уступки и компромиссы, которые в свою очередь, по существу, представляют собой постоянное чередование самоутверждения и самоотречения. В результате имеем такой процесс, в ходе которого любящие люди неизбежно вынуждены совершенствовать:
- свою волю – преодоление и ограничение собственных желаний, с одной стороны, и в то же самое время отстаивание своего права на реализацию своих желаний в какой-то части;
- свой характер – гармонично сочетать мягкость и уступчивость с твёрдостью и настойчивостью.
Вообще в этом примере прекрасно видна диалектическая природа человеческих качеств. Ведь волю мы одновременно понимаем и как способность сдержать себя (сила воли), и как способность навязать своё другому человеку. Сильный характер мы тоже понимаем одновременно и как твёрдый, несгибаемый, и как гибкий, подвижный (не зря говорят, что сильный человек всегда способен уступить, так как не чувствует в этом своего унижения).
Соответственно, из всего сказанного следует, что любящие люди развиваются друг об друга, воспитывают друг друга, гармонизируют друг друга, устраняя из личности любимого всё одностороннее и мёртво-застывшее. В связи с этим очень важно понять следующий момент: любящий человек не просто должен подстраиваться, он в определённой степени должен быть именно неудобным для своих любимых. То есть это не просто нормально, это практически необходимо для того, чтобы любовь протекала наиболее адекватным образом и приносила надлежащий результат, а именно – воспитывала в человеке Божественные качества, позволяющие преодолевать себя, свою тварную природу, устремляться к Богу. На более приземлённом уровне – чтобы любовь воспитывала такие качества, которые дают возможность наиболее продуктивно взаимодействовать с людьми; разрешать конфликтные ситуации; справляться со стрессом и лишениями; сохранять присутствие духа; сотрудничать, а не уничтожать.
Кроме того, важно подчеркнуть, что несмотря на сходство обозначенных двух принципов, в них по-разному расставлены акценты. Так, жертвенность в большей степени подразумевает подчинённость другому, а воспитание наоборот – руководство, управление другим человеком. Соответственно и здесь наблюдаем гармоничное, диалектическое взаимодополнение, единство и борьбу противоположностей.
Теперь что касается привычного, обыденного восприятия любви в обществе и что нужно с этим делать с идеологической точки зрения. Общество более-менее готово воспринимать любовь как жертву и воспитание только в религиозном и родительском аспектах. Когда же речь идёт о романтической и супружеской любви, подавляющее большинство её в таких категориях совершенно не мыслит: тут как раз происходит то, о чём я писал выше (либо цветочки, сердечки, либо смертельные страсти и т.д.). При этом именно такая любовь проповедуется, как говорится, «из каждого утюга»: почти с самого детства, ну с отрочества точно, среда, масс-медиа и т.п. опыляют мозг человека отношениями, любовными романтическими отношениями. Причём акцент чрезвычайно смещается в сторону извлечения удовольствия, даже когда речь не идёт о полной вульгаризации и сведении так называемых отношений только к сексуальному аспекту: создаётся такой образ романтической любви, которая должна быть бесконечным удовольствием; «партнёр» обязан доставлять удовольствие. Результат такого нарратива мы имеем очень простой и очевидный: около 70% браков в России заканчиваются разводом, потому что люди, так воспитанные, любить не готовы – они не могут жертвовать, и они не поддаются воспитанию, да и сами воспитывать не способны.
Однако я утверждаю, что реальные последствия искажения образа любви и её неверного восприятия куда более серьёзны, чем рост статистики разводов. В действительности это влечёт за собой то, что наше общество в своей существенной части состоит фактически из душевнобольных людей. Человек, который не ощущал настоящей любви, не давал и не получал её, не знает, что такое настоящая любовь, не знает, как любить, жертвовать и воспитывать – это человек с больной душой, неадекватной картиной мира, смещёнными приоритетами и покорёженной нравственностью. Таким образом, тут три обозначенных мною выше как неразрывно связанные категории, душа, нравственность и любовь, самым наглядным образом вступают в непосредственное взаимодействие, и усматривается, что только верно понятая и реализованная любовь даёт возможность нормально развиваться душе, а человеку быть нравственным. Реальная нравственность заключается только в том самом диалектическом балансе между обоюдной жертвенностью и обоюдным же воспитанием, когда люди в первую и главную очередь взаимодействуют для того, чтобы сделать лучше как самого себя, так и остальных, а не для того, чтобы себе или всем остальным сделать безгранично хорошо или безгранично плохо.
Далее, только социум, состоящий из нравственно здоровых личностей (по крайней мере, в значительном процентном соотношении), может составить гармоничное и здоровое целое. Никакие социологические примочки, экономические меры, политические решения не вылечат душевнобольное общество, выращенное на «любви» из попсовых песен, сериалов, бульварных романчиков и тому подобных источников. Граждане такого общества неизбежно будут создавать «семейки» наподобие Карамазовых Достоевского, хлипкие, враждебные внутри себя, морально раздёрганные, нравственно ущербные. Они будут разводиться, они будут мучить своих супругов и родственников. Они будут приходить на работу в подавленном или злобном состоянии, они будут допускать ошибки во всех сферах своей жизни. В конфликте они будут или безропотно поднимать лапки и отдаваться на волю мучителя, тем самым развращая его; или, напротив, уничтожать, оппонента и всякую возможность сотрудничества и выполнения общего дела. Они будут грести под себя, воровать миллиарды или последний винтик с завода. Они будут бросать или мучить своих детей. Они просто не будут рожать детей. Они не будут любить Родину, а лишь скрежетать зубами и смеяться сквозь эти зубы в ответ на любые упоминания о самом существовании подобной любви (какой такой долг Родине я должен отдавать?).
Думаю, примеров приведено достаточно для того, чтобы было показано, что извращённое понимание любви производит патологическую социальную структуру. С такой структурой, состоящей из душевнобольных, безнравственных членов, наладить нормальное общежитие невозможно, какие бы надстройки (экономические, политические) на неё не накладывали.
Таким образом, русская идеология в аспекте нравственности (души общественной жизни) должна быть построена на реабилитации истинного содержания любви. Необходимо не просто рассказывать нашим людям о том, что у нас есть православное христианство (хорошая такая религия, наша традиционная) и русская классическая литература (качественные такие романы, вот и в Европе ценятся). Нужно выстроить такую систему преподавания, в которой был бы сделан мощный акцент в первую очередь на том, что православное христианство и русская классическая литература дают информацию о том, что такое настоящая любовь, жертвенная и воспитательная; о том, как выглядит присутствие такой любви в жизни человека, и о том, как выглядит её отсутствие; о том, что любовь это как огромный труд, так и огромное счастье, но не розовенькое сладкое счастьице из клипа поп-певички, с одной стороны, и не каторжный сизифов труд павшего жертвой больной страстной привязанности к своему мучителю – с другой стороны.
Конечно, нужно раскрывать и иные аспекты как нашей литературы, так и религии, но жизненно важно показать и разъяснить именно сущность настоящей любви, которая действительно там даётся, это не просто какие-то идеологические выдумки. Это не искусственный конструкт, это выявление и формулирование того, что уже содержится как в православном христианстве, так и в русской классической литературе. Я ранее уже подчёркивал, что только таким способом выявления должна выстраиваться идеология: она должна проявить, раскрыть и реализовать уже имеющееся потенциально, а не навязать некую идею извне. В данном случае, в вопросе души, любви и нравственности, всё это реально заложено в нашей культуре и вере, это нужно просто максимально чётко сформулировать. Нужно немного отбросить поэзию, образность и дать в этом аспекте чуть более строгие тезисы; придать всему этому характер методики, образовательной концепции. Только, конечно, не выплёскивать воду с ребёнком, не сводить всё к топорной математически-аналитической формуле, надиктовыванию. Но в данный момент времени всё-таки у нас в этой области всё слишком абстрактно, жизненно необходимо больше конкретики. Наши дети должны в школе изучать, что такое любовь на самом деле, через русскую литературу и через религию. Наши юноши в университете должны изучать то же самое. Это вопрос выживания государства и душевного здоровья нашего общества, которое сейчас очень далеко от этого состояния. Притом что в русском человеке есть все необходимые качества и потенциал, в связи с чем тут не будет метания бисера перед свиньями, результат вполне достижим. Но сейчас эти качества и потенциал развиваются чисто стихийно и во враждебной среде. Наша задача придать этому процессу упорядоченности и сделать среду благоприятной.
Через понимание диалектической структуры человеческой природы и наличного бытия в целом мы пришли к выводу, что при формулировании идеологии нам необходимо разложить общественное и государственное бытие на три составляющих, на три уровня:
- экономика, которая представляет собой тело общественной жизни;
- идея как таковая, которая является духом общественной жизни;
- нравственность, которая суть душа общественной жизни.
В предыдущих двух частях этой работы были рассмотрены экономика (тело) и нравственность (душа). Пришло время перейти непосредственно к идее, которая соотносится с духом. Тут необходимо небольшое предварительное пояснение, которое касается отношения элементов структуры друг к другу.
Наличное бытие, которое с необходимостью представляет собой проявление вовне Божественной природы (в определённой степени), по своей структуре диалектично. В связи с этим всё, что нас окружает, на определённом уровне может быть разложено на две противоположности (антитезисы) и средний термин (синтез). При этом Божественная природа абсолютно, совершенно диалектична. Человеческая природа, будучи уже только образом и подобием (но всё же – образом и подобием!), максимально приближена к Божественной по сравнению с любыми другими элементами мира, но уже не совершенно диалектична, она имеет примесь хаотичного антибытия, в связи с чем человек функционирует несколько проблематично. Далее, когда мы как бы спускаемся ещё уровнем ниже, к творениям человека, логично, что диалектическая природа размывается сильнее. Соответственно, когда мы берём идеологию (экономика, нравственность, идея), то её структура, будучи с необходимостью творением человека, обязательно будет менее диалектична, чем триада тело-душа-дух. Это своего рода образ и подобие образа и подобия. Поэтому мы отдаём себе отчёт в том, что экономика и нравственность не настолько противоположны друг другу, как тело и душа. Тело абсолютно материально, душа совершенно нематериальна, душа несёт в себе вечное Божественное (теофанию), тело же – лишь временные материальные элементы, форму, которые полностью разложатся и примут радикально другой вид. Противоположность такого же высокого уровня напряжения между экономикой и нравственностью тоже возможна, но при хищном капиталистическом строе (хрематистика), который мы отбросили в первой части статьи. Предлагаемая нами модель экономики не содержит такой сильной антиномии с нравственностью. Однако, как бы то ни было, даже самая возвышенная модель ведения хозяйства в первую очередь ориентирована не на нравственность, а на обеспечение материального результата. И даже то взаимопонимание, поддержка и социальное благополучие, о котором было сказано в первой части статьи применительно к построению экономики, всё-таки прилагаются к экономической системе именно для того, чтобы материальный результат извлекался эффективнее, а не в качестве самоцели. Поэтому полагаю, что мы имеем полное право говорить, что экономика и нравственность адекватно отражают противоположность тела и души, в той степени, в которой это может и должно быть.
Итак, дух (он же разум) это тот самый элемент, который синтезирует противоположности тела и души, даёт человеку в отличие от животных, тоже наделённых душой, возможность развиваться, преодолевать свою тварную природу и двигаться к Богу. В свою очередь, идея, которая конечно является плодом разума (духа), должна связать с собой противоположности экономики и нравственности, не дать им уничтожить друг друга, а обеспечить их единство в борьбе.
Для того, чтобы продолжить двигаться в русле нашего рассуждения, мы должны отбросить любые политические модели, так как они оперируют иными, совершенно ошибочными, соображениями. Их методы привели человечество на край пропасти, мы не будем ходить такими путями. Они пытаются решить, многие должны управлять или один, или несколько человек; богатые или бедные. Они спорят, кому должны принадлежать средства производства и сколько собирать налогов; кто является субъектом политики – нация или класс. Они бьются за то, как много или мало власти должно принадлежать государству. Всё это сводится к одному – пытаются решить только вопрос формы, но никто не пытается работать с содержанием. Все политические идеи, ведущие сейчас борьбу, не более чем спор о форме. И все формы, в большей или меньшей степени, дискредитировали себя. Пора подумать о содержании. Только по достижении понимания необходимого содержания можно будет говорить о той форме, которая ему соответствует.
Таким образом, нужно поразмышлять не о политическом строе, а о том, как и где объединяется экономика (тело) и нравственность (душа), а также о тех элементах, которые являются совершенно необходимыми для гармоничного функционирования государства.
Итак, государство есть сложная система управления множеством людей. Первоочередной задачей любой такой системы является объединение включённых в неё личностей. Это объединение необходимо как для соблюдения общих правил (порядка, закона), так и для достижения общей цели. Система обязательно должна нащупать нечто, что будет объединять людей, в той или иной степени переводя атомарного индивида на уровень члена коллектива – хотя бы на самом низком уровне соблюдения законов, воздержания от преступлений, как просто уголовных, так и против порядка управления; уровень может быть и повышен – тогда речь заходит уже о цели государства. Однако на обоих уровнях (порядок и цель) мы имеем общие инструменты, которые позволяют системе объединять и работать. Эти инструменты касаются отношений внутри огромного коллектива, находящегося под управлением государства, и суть следующие: иерархия и социальная справедливость. Таким образом, необходимые для гармоничного функционирования государства элементы названы. Разберём их подробнее.
Иерархия является столпом любой состоящей из множества участников системы, которая претендует на эффективность. Предельно наивные представления коммунистов об обществе, лишённом иерархии, не выдерживают как критики, так и столкновения с реальностью. Иерархия рождается из авторитета. Авторитет предполагает сплав врождённых способностей, знаний и опыта, что в совокупности даёт компетенцию в той или иной сфере. Здоровая иерархия выстраивается исходя из того, что менее компетентные люди учатся у более компетентных, слушают более компетентных и исполняют решения, принятые более компетентными людьми. Механизм утверждения авторитета таков: люди регулярно убеждаются в том, что данный человек квалифицирован и компетентен в определённой области; в том, что он принимает верные решения. Если этот механизм перестаёт работать, то основных последствия может быть два: (1) беспорядок при наличии формально стабильной управленческой структуры, когда ученики просто не выполняют требования учителей, рядовые – офицеров, и т.д.; (2) утрата стабильности структуры, когда власть постоянно, хаотично и неправомерно переходит из рук в руки.
Первый вариант можно назвать более мягким, и мы наблюдаем довольно много его проявлений в нашей жизни. Он является следствием либеральной химеры, согласно которой все равны, а раз все равны, то включается такая логика: тот факт, что прямо сейчас, в данный момент времени, я ничего из себя не представляю, говорит не о том, что я должен слушать более опытного человека и чему-то у него учиться, а о том, что мой учитель оказывает образовательные услуги ненадлежащего качества – ведь почему-то я, будучи совершенно таким же, как сам учитель, ничему не учусь. Следовательно, дело в том, что он что-то делает не так, а из этого следует уже то, что слушать его не стоит. Такая извращённая логика приводит к размыванию границ между старшим и младшим, учителем и учеником, при сохранении внешне стабильной формы социального устройства. Второй вариант в большей степени относится непосредственно к государственной власти: если изъять из власти авторитет, то ей не на чем держаться, поскольку если вдуматься достаточно глубоко, то иных способов удержания власти просто не существует. Ни один человек, ни группа не способны удерживать власть просто физической силой, так как обычно сами они этой силой не обладают в достаточном количестве по совершенно понятным причинам. Соответственно им необходимо, чтобы силовую поддержку им оказывали армия и полиция, которые почему-то должны слушаться именно того, у кого власть. Для этого его, в свою очередь, должны слушаться высшие должностные лица армии и полиции. В противном случае любой генерал заберёт власть с помощью оружия. Если же рядовой состав и офицеры более низкого звания не подчиняются генералам, то уже они могут захватить власть. Так мы можем идти всё дальше вниз по иерархической лестнице, погружаясь в полный хаос, в развал всей структуры управления. И по пути мы не найдём ни единой зацепки, которая удерживает всё от полного распада, кроме авторитета и понятия об авторитете. Причём, бывают такие ситуации, когда имеются сомнения в авторитете какой-то части власть имущих (именно как людей, как специалистов). Но даже в таком случае должен сохраняться авторитет институтов управления, чтобы если и происходило смещение некомпетентного начальства, то в предусмотренной законом форме, а вся структура при этом не лопалась. Это вновь приводит нас к иерархии, потому что авторитет всегда рождает иерархию, а она является несущей конструкцией, без которой государство рухнет, а общество повергнется в хаос.
Однако мы говорили, что вторым необходимым элементом здорового государства является социальная справедливость. И мы не будем лукавить, стараясь выставить в качестве социальной справедливости какой-нибудь вульгарный тезис вроде «каждому – своё», не будем пытаться утверждать, что социальная справедливость это когда более способные и квалифицированные (сильные) делают всё, что заблагорассудится, а менее способные (слабые) угнетаются, поражаются в правах и низводятся на уровень полурабов; что авторитет и власть дают индульгенцию на то, чтобы купаться в золоте, а их отсутствие обязывает влачить жалкое существование. Тогда возникает вопрос, не вступает ли социальная справедливость в противоречие с иерархией?
Для ответа на поставленный вопрос сначала адекватно раскроем понятие социальной справедливости. Социальную справедливость можно понимать однобоко, а можно диалектически. Однобокое понимание предлагает такие варианты: (1) государство за счёт более способных членов общества создаёт максимально благоприятные условия для менее способных, кормит бездельников за счёт трудящихся, уничтожая склонность к инициативе (СССР); (2) государство или вовсе не вмешивается, позволяя бедным стать нищими, а нищим умереть, или намеренно создаёт предпосылки для социального дарвинизма, борьбы за существование, поощряет безжалостную социальную конкуренцию и, фактически, уничтожение слабых (США). Обе концепции, несмотря на их полную противоположность, те или иные люди назовут социальной справедливостью. Первая: безудержная помощь слабым, так как это справедливо; вторая: никаких подачек тем, кто сам не заработал, так как это справедливо. На выходе мы имеем то отношение, в котором эти однобокие ущербные концепции располагаются к иерархии. Может показаться, что первая концепция против иерархии, а вторая – за. Но это не так. На самом деле обе эти концепции пронизаны очень интенсивной, но совершенно извращённой и убогой иерархией. В первом случае сильные помогают слабым, испытывая к ним презрение, так как их вынуждают содержать каких-то бесполезных людей, которые от этого только сильнее развращаются. Во втором случае сильные с чувством презрения втаптывают слабых в землю, так как государство всеми средствами продемонстрировало, что эти бедняки ничего не значат. Соответственно при обоих раскладах социальная лестница, где одни выше, а другие ниже, никуда не исчезает, но ущербность такой иерархии в том, что здесь нет никакого авторитета, а только взаимная ненависть и презрение, разобщённость и вражда.
Как же выглядит настоящая социальная справедливость, понятая диалектически?
Первый принцип социальной справедливости: людям должны быть предоставлены возможности для всестороннего развития (физического, нравственного, духовно-интеллектуального). Им не должны просто так выдаваться готовые блага в виде пособий и материального имущества лишь по той причине, что у них прямо сейчас нехватка каких-то ресурсов. Создаваться должны именно возможности, в первую очередь речь конечно об образовании, но под образованием я подразумеваю не тупое накачивание навыками, а формирование всецело гармоничной личности: с приоритетами нравственности, эстетики, воспитания и т.п. (Кстати, для нормального функционирования образования необходим авторитет учителя, что возвращает нас к иерархии, но это между строк). Далее, если человек не пользуется возможностями, он должен нести ответственность. Естественно, не в административном или уголовном аспекте. А в том смысле, что он не должен получать от государства и общества никаких пособий и/или преференций в том случае, когда не реализовал предоставленные возможности. Но при этом механизм обеспечения возможностями должен быть отлажен беспрекословно. Поверьте, многие всё равно с радостью не будут ими пользоваться, поэтому столпотворения на высоких постах при таком порядке не случится. За препятствование в реализации возможностей должна быть предусмотрена суровая ответственность. Насколько же плохо работает механизм пособий «просто за то, что ты малоимущий», можно отлично проследить на примере того, как у нас в России люди устраиваются на «серые» работы, чтобы документально иметь статус малоимущего и получать различные выплаты и т.п., когда на деле они имеют нормальный доход. При этом совсем другое дело, когда речь заходит о людях, оказавшихся в тяжёлой жизненной ситуации в силу состояния здоровья (инвалидность и т.п.) или случая. То есть когда они не по своей воле не могут реализовать возможности. Если государство и общество бросают таких людей на произвол судьбы, то это не просто низко, это ещё и плодотворная почва для формирования преступников – так как если общество и государство тебя бросили, то по каким причинам ты должен продолжать исполнять ими установленный закон? Даже у инвалида есть много способов вести преступную жизнь.
Второй принцип социальной справедливости: неукоснительное вознаграждение за общественно-полезную деятельность и неукоснительное наказание за общественно-вредную деятельность. Для того, чтобы человек чувствовал, что социум организован справедливо, он должен твёрдо знать, что именно тот труд, который приносит ощутимую общественную пользу, ценится рублём и пользуется почётом. Необходимо полностью устранить принцип, по которому обогащается и имеет уважение тот, кто лучше и больше продаёт. Наиболее ярко этот дегенеративный принцип реализуется в сверхдоходах «звёзд» и блогеров, деятельность которых связана с рекламой, а именно за счёт рекламы получается продавать много. В результате совершенно никчёмные по содержанию «искусство» или «журналистика», бесполезные или прямо вредные, позволяют иметь баснословный доход. Должны быть налажены такие механизмы, которые обеспечат любому человеку возможность получать отдачу от хорошо проделанной общественно-полезной работы. И эти механизмы должны быть государственными, а не отдаваться на откуп коммерческим работодателям. И напротив, та деятельность, которая формально даже соответствует закону, но при этом разлагает, разобщает, развращает общество, подлежит порицанию, а её акторы – наказанию в той или иной форме (финансово, административно и т.д.). Если же народ изо дня в день наблюдает за тем, как жиреют социальные паразиты, то народ не только злится – люди, что ещё хуже, сами хотят стать социальными паразитами. Нетрудно понять, что это процесс социального самопожирания, это самоуничтожение: когда паразиты, поедающие общественное тело, славятся этим же обществом и им все завидуют.
Таким образом, ответ на вопрос о социальной справедливости дан. Социальная справедливость есть, когда людям предоставлены возможности для всестороннего развития, трутням не помогают, а больным и обездоленным помогают; когда государственно-общественный организм материально и морально поощряет общественно-полезную деятельность и карает паразитизм. Гармоничное сочетание этих двух принципов снимает все противоречия, характерные для однобокого понимания социальной справедливости.
Правильно понятая социальная справедливость не вступает ни в какое противоречие с иерархией: слабый должен стремиться к развитию, а не паразитировать на сильном, но и сильный должен помогать слабому развиваться, а не паразитировать на слабом; и при этом исключаются какие-либо иллюзии насчёт того, что все всегда и изначально равны – напротив, все всегда находятся на разных стадиях развития и должны друг другу способствовать. В конце концов, являются совершенно естественными два желания, находящиеся в диалектической связи между собой: у опытного человека – вмешаться и помочь, если он видит, как что-то делается явно неправильно; у неопытного – обратиться за помощью, если он не знает, как подступиться к делу. В этом открывается неразрывная связь иерархии с социальной справедливостью: когда оба понимают свой статус, и один осознаёт свою обязанность помочь и право руководить, а другой свою обязанность подчиниться и право получить содействие, руководство. И наоборот, когда все якобы равны и никому не нужно руководство, то где же тут предпосылки для социальной справедливости и взаимовыручки? При таком подходе все должны со всем справляться сами.
Итак, мы оказались поставлены перед задачей: что и как может объединить экономику с нравственностью, а иерархию с социальной справедливостью? Что можно взять за основу для построения системы, гармонично объединяющей эти элементы? Какие методы позволяют этого достичь? Какая идея всё это выразит?
Ответ таков: экономика объединяется с нравственностью, а иерархия с социальной справедливостью в традиционной христианской семье. Давайте присмотримся к ней, ибо именно традиционная христианская семья составит нашу русскую политическую идею.
Семья, с одной стороны, строится на непререкаемом авторитете старших, особенно родителей. То есть имеем строгую иерархию. Семья, в которой дети начинают указывать родителям, безумна. Но в то же самое время подчинение в семье не предполагает угнетения, поражения в правах, эксплуатации. Целью семейной иерархии являются воспитание и общее благо. Далее, именно для семьи характерна та социальная справедливость, о которой мы говорили: сильные и опытные предоставляют слабым и неопытным все возможности для развития и обучения, сначала плотно контролируя процесс, но постепенно давая всё большую степень свободы, по мере обретения детьми жизненных компетенций; в то же самое время адекватное семейное воспитание ни в коем случае не предполагает ничем не заслуженного постоянного снабжения детей материальными благами, это происходит только при наличии достижений (учёба, помощь по дому и т.п.). Ну и конечно находящимся в своём уме родителям никогда не придёт в голову поощрять ребёнка, который ведёт себя деструктивно по отношению к семье, и оставлять без вознаграждения того, кто сделал что-то полезное. Таким образом, в нормальной семье мы видим то самое оптимальное сочетание иерархии с социальной справедливостью. И по большому счёту тут нет места для дискуссии, что семья должна быть устроена как-то по-другому. Необходимость такого порядка вещей для семьи почти очевидна.
Что касается экономики и нравственности, то их синтез с не меньшей силой проявлен в семье. О том, что экономика изначально суть домашнее хозяйство, я подробно писал ещё в первой части статьи. Что семья должна добывать средства к существованию, совершенно понятно. И конечно же, для нормального функционирования семьи члены семьи должны вести себя по отношению друг к другу нравственно. Так в семье, если она хочет жить, неизбежно уживаются чисто экономические соображения с нравственностью.
Поскольку в семье мы находим правильное сочетание всех необходимых элементов общественно-государственного организма (экономика/нравственность, иерархия/социальная справедливость), то необходимо экстраполировать, масштабировать семейные принципы на обустройство государства и общественного бытия.
Соответственно та итоговая идея, которую можно сформулировать в качестве политической доктрины и цели для государства, звучит так: вывести экономическую, политическую и социальную структуру государства на уровень, свойственный взаимоотношениям людей внутри семьи.
Коммунисты хотят общей собственности и бесклассового общества. Либералы/капиталисты хотят «свободы» (читай вседозволенности) и социального дарвинизма. Тех и других не интересует, какие отношения будут складываться между людьми в рамках реализации их политических проектов. Декларативно они что-то иногда заявляют на эту тему, но всегда в факультативном режиме. Я же говорю о том, что именно отношения между людьми, социальный климат, уровень доверия и взаимопомощи должен стать мерилом успеха политического проекта.
При этом именно идея расширения семьи до масштабов государства самым наглядным образом демонстрирует то, к какому уровню единения и на каких принципах нужно стремиться. Когда, подобно людям, живущим в соседних комнатах, люди, живущие не соседних улицах, перестают быть друг другу чужими, конкурентами, а становятся партнёрами.
Одним из камней преткновения любой политической дискуссии является право собственности. Посмотрим на семью с точки зрения прав собственности. С одной стороны, даже у маленьких детей детсадовского возраста есть своя собственность, именно их вещи. У взрослых так же есть свои личные вещи. Есть имущество, которым семья пользуется сообща (скажем, кухонный стол). Если у кого-то в семье финансовые проблемы, ему на что-то не хватает денег, то никому не придёт в голову разделять бюджет на твой и мой – помощь всегда будет оказана в меру сил из общего бюджета. Но при условии, что такие проблемы не стали следствием злонамеренного поведения или откровенной глупости. Таким образом, общепринятая семейная модель права собственности прекрасно снимает противоречия, свойственные разным политическим идеологиям.
Любые законотворческие инициативы, экономические проекты, управленческие реформы и вообще структуру управления в государстве надо рассматривать по критериям соответствия семейным ценностям и отношениям. Что было бы нормально для семьи – принимать и реализовывать; что немыслимо для семьи – категорически отвергать, как бы оно ни казалось ситуативно уместным.
Что касается конкретно политического режима, то безусловно он должен быть авторитарным и, пожалуй, аристократическим. Но при этом с эффективными социальными лифтами (элита ни в коем случае не должна застаиваться) и с качественной обратной связью по отношению к нуждам народа, с налаженными инструментами для того, чтобы знать проблемы народа и в обязательном порядке на них реагировать. Семья, в которой старшие управляют, но ни во что не ставят интересы младших, разваливается. То же самое с государством. Возвращаясь к авторитаризму, я бы рассмотрел вариант с очень обширными полномочиями одного или нескольких правителей, но в то же самое время с механизмом сменяемости власти. Как правило, эти вещи не сочетаются, но я полагаю, что это довольно перспективное направление мысли.
Можно подытожить. Через правильное понимание экономики (как естественного хозяйства) и нравственности (как адекватно понятой и реализованной любви) мы пришли к тому, что всё то, к чему должно стремиться процветающее государство, уже есть в нормальной дружной семье. Что семья функционирует по определённым принципам, в том числе экономическим и управленческим. Что семья, как идея и дух, объединяет экономику и нравственность в гармоничное целое, которое работает в конечном счёте на любовь. Именно поэтому для России я предлагаю идеологию государства-семьи, а такому политическому строю я дал рабочее название агапэкратия.