Русская идеология. Часть 3. Идея (дух).  

Через понимание диалектической структуры человеческой природы и наличного бытия в целом мы пришли к выводу, что при формулировании идеологии нам необходимо разложить общественное и государственное бытие на три составляющих, на три уровня:

- экономика, которая представляет собой тело общественной жизни;

- идея как таковая, которая является духом общественной жизни;

- нравственность, которая суть душа общественной жизни.

В предыдущих двух частях этой работы были рассмотрены экономика (тело) и нравственность (душа). Пришло время перейти непосредственно к идее, которая соотносится с духом. Тут необходимо небольшое предварительное пояснение, которое касается отношения элементов структуры друг к другу.

Наличное бытие, которое с необходимостью представляет собой проявление вовне Божественной природы (в определённой степени), по своей структуре диалектично. В связи с этим всё, что нас окружает, на определённом уровне может быть разложено на две противоположности (антитезисы) и средний термин (синтез). При этом Божественная природа абсолютно, совершенно диалектична. Человеческая природа, будучи уже только образом и подобием (но всё же – образом и подобием!), максимально приближена к Божественной по сравнению с любыми другими элементами мира, но уже не совершенно диалектична, она имеет примесь хаотичного антибытия, в связи с чем человек функционирует несколько проблематично. Далее, когда мы как бы спускаемся ещё уровнем ниже, к творениям человека, логично, что диалектическая природа размывается сильнее. Соответственно, когда мы берём идеологию (экономика, нравственность, идея), то её структура, будучи с необходимостью творением человека, обязательно будет менее диалектична, чем триада тело-душа-дух. Это своего рода образ и подобие образа и подобия. Поэтому мы отдаём себе отчёт в том, что экономика и нравственность не настолько противоположны друг другу, как тело и душа. Тело абсолютно материально, душа совершенно нематериальна, душа несёт в себе вечное Божественное (теофанию), тело же – лишь временные материальные элементы, форму, которые полностью разложатся и примут радикально другой вид. Противоположность такого же высокого уровня напряжения между экономикой и нравственностью тоже возможна, но при хищном капиталистическом строе (хрематистика), который мы отбросили в первой части статьи. Предлагаемая нами модель экономики не содержит такой сильной антиномии с нравственностью. Однако, как бы то ни было, даже самая возвышенная модель ведения хозяйства в первую очередь ориентирована не на нравственность, а на обеспечение материального результата. И даже то взаимопонимание, поддержка и социальное благополучие, о котором было сказано в первой части статьи применительно к построению экономики, всё-таки прилагаются к экономической системе именно для того, чтобы материальный результат извлекался эффективнее, а не в качестве самоцели. Поэтому полагаю, что мы имеем полное право говорить, что экономика и нравственность адекватно отражают противоположность тела и души, в той степени, в которой это может и должно быть.

Итак, дух (он же разум) это тот самый элемент, который синтезирует противоположности тела и души, даёт человеку в отличие от животных, тоже наделённых душой, возможность развиваться, преодолевать свою тварную природу и двигаться к Богу. В свою очередь, идея, которая конечно является плодом разума (духа), должна связать с собой противоположности экономики и нравственности, не дать им уничтожить друг друга, а обеспечить их единство в борьбе.

Для того, чтобы продолжить двигаться в русле нашего рассуждения, мы должны отбросить любые политические модели, так как они оперируют иными, совершенно ошибочными, соображениями. Их методы привели человечество на край пропасти, мы не будем ходить такими путями. Они пытаются решить, многие должны управлять или один, или несколько человек; богатые или бедные. Они спорят, кому должны принадлежать средства производства и сколько собирать налогов; кто является субъектом политики – нация или класс. Они бьются за то, как много или мало власти должно принадлежать государству. Всё это сводится к одному – пытаются решить только вопрос формы, но никто не пытается работать с содержанием. Все политические идеи, ведущие сейчас борьбу, не более чем спор о форме. И все формы, в большей или меньшей степени, дискредитировали себя. Пора подумать о содержании. Только по достижении понимания необходимого содержания можно будет говорить о той форме, которая ему соответствует.

Таким образом, нужно поразмышлять не о политическом строе, а о том, как и где объединяется экономика (тело) и нравственность (душа), а также о тех элементах, которые являются совершенно необходимыми для гармоничного функционирования государства.

Итак, государство есть сложная система управления множеством людей. Первоочередной задачей любой такой системы является объединение включённых в неё личностей. Это объединение необходимо как для соблюдения общих правил (порядка, закона), так и для достижения общей цели. Система обязательно должна нащупать нечто, что будет объединять людей, в той или иной степени переводя атомарного индивида на уровень члена коллектива – хотя бы на самом низком уровне соблюдения законов, воздержания от преступлений, как просто уголовных, так и против порядка управления; уровень может быть и повышен – тогда речь заходит уже о цели государства. Однако на обоих уровнях (порядок и цель) мы имеем общие инструменты, которые позволяют системе объединять и работать. Эти инструменты касаются отношений внутри огромного коллектива, находящегося под управлением государства, и суть следующие: иерархия и социальная справедливость. Таким образом, необходимые для гармоничного функционирования государства элементы названы. Разберём их подробнее.

Иерархия является столпом любой состоящей из множества участников системы, которая претендует на эффективность. Предельно наивные представления коммунистов об обществе, лишённом иерархии, не выдерживают как критики, так и столкновения с реальностью. Иерархия рождается из авторитета. Авторитет предполагает сплав врождённых способностей, знаний и опыта, что в совокупности даёт компетенцию в той или иной сфере. Здоровая иерархия выстраивается исходя из того, что менее компетентные люди учатся у более компетентных, слушают более компетентных и исполняют решения, принятые более компетентными людьми. Механизм утверждения авторитета таков: люди регулярно убеждаются в том, что данный человек квалифицирован и компетентен в определённой области; в том, что он принимает верные решения. Если этот механизм перестаёт работать, то основных последствия может быть два: (1) беспорядок при наличии формально стабильной управленческой структуры, когда ученики просто не выполняют требования учителей, рядовые – офицеров, и т.д.; (2) утрата стабильности структуры, когда власть постоянно, хаотично и неправомерно переходит из рук в руки.

Первый вариант можно назвать более мягким, и мы наблюдаем довольно много его проявлений в нашей жизни. Он является следствием либеральной химеры, согласно которой все равны, а раз все равны, то включается такая логика: тот факт, что прямо сейчас, в данный момент времени, я ничего из себя не представляю, говорит не о том, что я должен слушать более опытного человека и чему-то у него учиться, а о том, что мой учитель оказывает образовательные услуги ненадлежащего качества – ведь почему-то я, будучи совершенно таким же, как сам учитель, ничему не учусь. Следовательно, дело в том, что он что-то делает не так, а из этого следует уже то, что слушать его не стоит. Такая извращённая логика приводит к размыванию границ между старшим и младшим, учителем и учеником, при сохранении внешне стабильной формы социального устройства. Второй вариант в большей степени относится непосредственно к государственной власти: если изъять из власти авторитет, то ей не на чем держаться, поскольку если вдуматься достаточно глубоко, то иных способов удержания власти просто не существует. Ни один человек, ни группа не способны удерживать власть просто физической силой, так как обычно сами они этой силой не обладают в достаточном количестве по совершенно понятным причинам. Соответственно им необходимо, чтобы силовую поддержку им оказывали армия и полиция, которые почему-то должны слушаться именно того, у кого власть. Для этого его, в свою очередь, должны слушаться высшие должностные лица армии и полиции. В противном случае любой генерал заберёт власть с помощью оружия. Если же рядовой состав и офицеры более низкого звания не подчиняются генералам, то уже они могут захватить власть. Так мы можем идти всё дальше вниз по иерархической лестнице, погружаясь в полный хаос, в развал всей структуры управления. И по пути мы не найдём ни единой зацепки, которая удерживает всё от полного распада, кроме авторитета и понятия об авторитете. Причём, бывают такие ситуации, когда имеются сомнения в авторитете какой-то части власть имущих (именно как людей, как специалистов). Но даже в таком случае должен сохраняться авторитет институтов управления, чтобы если и происходило смещение некомпетентного начальства, то в предусмотренной законом форме, а вся структура при этом не лопалась. Это вновь приводит нас к иерархии, потому что авторитет всегда рождает иерархию, а она является несущей конструкцией, без которой государство рухнет, а общество повергнется в хаос.

Однако мы говорили, что вторым необходимым элементом здорового государства является социальная справедливость. И мы не будем лукавить, стараясь выставить в качестве социальной справедливости какой-нибудь вульгарный тезис вроде «каждому – своё», не будем пытаться утверждать, что социальная справедливость это когда более способные и квалифицированные (сильные) делают всё, что заблагорассудится, а менее способные (слабые) угнетаются, поражаются в правах и низводятся на уровень полурабов; что авторитет и власть дают индульгенцию на то, чтобы купаться в золоте, а их отсутствие обязывает влачить жалкое существование. Тогда возникает вопрос, не вступает ли социальная справедливость в противоречие с иерархией?

Для ответа на поставленный вопрос сначала адекватно раскроем понятие социальной справедливости. Социальную справедливость можно понимать однобоко, а можно диалектически. Однобокое понимание предлагает такие варианты: (1) государство за счёт более способных членов общества создаёт максимально благоприятные условия для менее способных, кормит бездельников за счёт трудящихся, уничтожая склонность к инициативе (СССР); (2) государство или вовсе не вмешивается, позволяя бедным стать нищими, а нищим умереть, или намеренно создаёт предпосылки для социального дарвинизма, борьбы за существование, поощряет безжалостную социальную конкуренцию и, фактически, уничтожение слабых (США). Обе концепции, несмотря на их полную противоположность, те или иные люди назовут социальной справедливостью. Первая: безудержная помощь слабым, так как это справедливо; вторая: никаких подачек тем, кто сам не заработал, так как это справедливо. На выходе мы имеем то отношение, в котором эти однобокие ущербные концепции располагаются к иерархии. Может показаться, что первая концепция против иерархии, а вторая – за. Но это не так. На самом деле обе эти концепции пронизаны очень интенсивной, но совершенно извращённой и убогой иерархией. В первом случае сильные помогают слабым, испытывая к ним презрение, так как их вынуждают содержать каких-то бесполезных людей, которые от этого только сильнее развращаются. Во втором случае сильные с чувством презрения втаптывают слабых в землю, так как государство всеми средствами продемонстрировало, что эти бедняки ничего не значат. Соответственно при обоих раскладах социальная лестница, где одни выше, а другие ниже, никуда не исчезает, но ущербность такой иерархии в том, что здесь нет никакого авторитета, а только взаимная ненависть и презрение, разобщённость и вражда.

Как же выглядит настоящая социальная справедливость, понятая диалектически?

Первый принцип социальной справедливости: людям должны быть предоставлены возможности для всестороннего развития (физического, нравственного, духовно-интеллектуального). Им не должны просто так выдаваться готовые блага в виде пособий и материального имущества лишь по той причине, что у них прямо сейчас нехватка каких-то ресурсов. Создаваться должны именно возможности, в первую очередь речь конечно об образовании, но под образованием я подразумеваю не тупое накачивание навыками, а формирование всецело гармоничной личности: с приоритетами нравственности, эстетики, воспитания и т.п. (Кстати, для нормального функционирования образования необходим авторитет учителя, что возвращает нас к иерархии, но это между строк). Далее, если человек не пользуется возможностями, он должен нести ответственность. Естественно, не в административном или уголовном аспекте. А в том смысле, что он не должен получать от государства и общества никаких пособий и/или преференций в том случае, когда не реализовал предоставленные возможности. Но при этом механизм обеспечения возможностями должен быть отлажен беспрекословно. Поверьте, многие всё равно с радостью не будут ими пользоваться, поэтому столпотворения на высоких постах при таком порядке не случится. За препятствование в реализации возможностей должна быть предусмотрена суровая ответственность. Насколько же плохо работает механизм пособий «просто за то, что ты малоимущий», можно отлично проследить на примере того, как у нас в России люди устраиваются на «серые» работы, чтобы документально иметь статус малоимущего и получать различные выплаты и т.п., когда на деле они имеют нормальный доход. При этом совсем другое дело, когда речь заходит о людях, оказавшихся в тяжёлой жизненной ситуации в силу состояния здоровья (инвалидность и т.п.) или случая. То есть когда они не по своей воле не могут реализовать возможности. Если государство и общество бросают таких людей на произвол судьбы, то это не просто низко, это ещё и плодотворная почва для формирования преступников – так как если общество и государство тебя бросили, то по каким причинам ты должен продолжать исполнять ими установленный закон? Даже у инвалида есть много способов вести преступную жизнь.

Второй принцип социальной справедливости: неукоснительное вознаграждение за общественно-полезную деятельность и неукоснительное наказание за общественно-вредную деятельность. Для того, чтобы человек чувствовал, что социум организован справедливо, он должен твёрдо знать, что именно тот труд, который приносит ощутимую общественную пользу, ценится рублём и пользуется почётом. Необходимо полностью устранить принцип, по которому обогащается и имеет уважение тот, кто лучше и больше продаёт. Наиболее ярко этот дегенеративный принцип реализуется в сверхдоходах «звёзд» и блогеров, деятельность которых связана с рекламой, а именно за счёт рекламы получается продавать много. В результате совершенно никчёмные по содержанию «искусство» или «журналистика», бесполезные или прямо вредные, позволяют иметь баснословный доход. Должны быть налажены такие механизмы, которые обеспечат любому человеку возможность получать отдачу от хорошо проделанной общественно-полезной работы. И эти механизмы должны быть государственными, а не отдаваться на откуп коммерческим работодателям. И напротив, та деятельность, которая формально даже соответствует закону, но при этом разлагает, разобщает, развращает общество, подлежит порицанию, а её акторы – наказанию в той или иной форме (финансово, административно и т.д.). Если же народ изо дня в день наблюдает за тем, как жиреют социальные паразиты, то народ не только злится – люди, что ещё хуже, сами хотят стать социальными паразитами. Нетрудно понять, что это процесс социального самопожирания, это самоуничтожение: когда паразиты, поедающие общественное тело, славятся этим же обществом и им все завидуют.

Таким образом, ответ на вопрос о социальной справедливости дан. Социальная справедливость есть, когда людям предоставлены возможности для всестороннего развития, трутням не помогают, а больным и обездоленным помогают; когда государственно-общественный организм материально и морально поощряет общественно-полезную деятельность и карает паразитизм. Гармоничное сочетание этих двух принципов снимает все противоречия, характерные для однобокого понимания социальной справедливости.

Правильно понятая социальная справедливость не вступает ни в какое противоречие с иерархией: слабый должен стремиться к развитию, а не паразитировать на сильном, но и сильный должен помогать слабому развиваться, а не паразитировать на слабом; и при этом исключаются какие-либо иллюзии насчёт того, что все всегда и изначально равны – напротив, все всегда находятся на разных стадиях развития и должны друг другу способствовать. В конце концов, являются совершенно естественными два желания, находящиеся в диалектической связи между собой: у опытного человека – вмешаться и помочь, если он видит, как что-то делается явно неправильно; у неопытного – обратиться за помощью, если он не знает, как подступиться к делу. В этом открывается неразрывная связь иерархии с социальной справедливостью: когда оба понимают свой статус, и один осознаёт свою обязанность помочь и право руководить, а другой свою обязанность подчиниться и право получить содействие, руководство. И наоборот, когда все якобы равны и никому не нужно руководство, то где же тут предпосылки для социальной справедливости и взаимовыручки? При таком подходе все должны со всем справляться сами.

Итак, мы оказались поставлены перед задачей: что и как может объединить экономику с нравственностью, а иерархию с социальной справедливостью? Что можно взять за основу для построения системы, гармонично объединяющей эти элементы? Какие методы позволяют этого достичь? Какая идея всё это выразит?

Ответ таков: экономика объединяется с нравственностью, а иерархия с социальной справедливостью в традиционной христианской семье. Давайте присмотримся к ней, ибо именно традиционная христианская семья составит нашу русскую политическую идею.

Семья, с одной стороны, строится на непререкаемом авторитете старших, особенно родителей. То есть имеем строгую иерархию. Семья, в которой дети начинают указывать родителям, безумна. Но в то же самое время подчинение в семье не предполагает угнетения, поражения в правах, эксплуатации. Целью семейной иерархии являются воспитание и общее благо. Далее, именно для семьи характерна та социальная справедливость, о которой мы говорили: сильные и опытные предоставляют слабым и неопытным все возможности для развития и обучения, сначала плотно контролируя процесс, но постепенно давая всё большую степень свободы, по мере обретения детьми жизненных компетенций; в то же самое время адекватное семейное воспитание ни в коем случае не предполагает ничем не заслуженного постоянного снабжения детей материальными благами, это происходит только при наличии достижений (учёба, помощь по дому и т.п.). Ну и конечно находящимся в своём уме родителям никогда не придёт в голову поощрять ребёнка, который ведёт себя деструктивно по отношению к семье, и оставлять без вознаграждения того, кто сделал что-то полезное. Таким образом, в нормальной семье мы видим то самое оптимальное сочетание иерархии с социальной справедливостью. И по большому счёту тут нет места для дискуссии, что семья должна быть устроена как-то по-другому. Необходимость такого порядка вещей для семьи почти очевидна.

Что касается экономики и нравственности, то их синтез с не меньшей силой проявлен в семье. О том, что экономика изначально суть домашнее хозяйство, я подробно писал ещё в первой части статьи. Что семья должна добывать средства к существованию, совершенно понятно. И конечно же, для нормального функционирования семьи члены семьи должны вести себя по отношению друг к другу нравственно. Так в семье, если она хочет жить, неизбежно уживаются чисто экономические соображения с нравственностью.

Поскольку в семье мы находим правильное сочетание всех необходимых элементов общественно-государственного организма (экономика/нравственность, иерархия/социальная справедливость), то необходимо экстраполировать, масштабировать семейные принципы на обустройство государства и общественного бытия.

Соответственно та итоговая идея, которую можно сформулировать в качестве политической доктрины и цели для государства, звучит так: вывести экономическую, политическую и социальную структуру государства на уровень, свойственный взаимоотношениям людей внутри семьи.

Коммунисты хотят общей собственности и бесклассового общества. Либералы/капиталисты хотят «свободы» (читай вседозволенности) и социального дарвинизма. Тех и других не интересует, какие отношения будут складываться между людьми в рамках реализации их политических проектов. Декларативно они что-то иногда заявляют на эту тему, но всегда в факультативном режиме. Я же говорю о том, что именно отношения между людьми, социальный климат, уровень доверия и взаимопомощи должен стать мерилом успеха политического проекта.

При этом именно идея расширения семьи до масштабов государства самым наглядным образом демонстрирует то, к какому уровню единения и на каких принципах нужно стремиться. Когда, подобно людям, живущим в соседних комнатах, люди, живущие не соседних улицах, перестают быть друг другу чужими, конкурентами, а становятся партнёрами.

Одним из камней преткновения любой политической дискуссии является право собственности. Посмотрим на семью с точки зрения прав собственности. С одной стороны, даже у маленьких детей детсадовского возраста есть своя собственность, именно их вещи. У взрослых так же есть свои личные вещи. Есть имущество, которым семья пользуется сообща (скажем, кухонный стол). Если у кого-то в семье финансовые проблемы, ему на что-то не хватает денег, то никому не придёт в голову разделять бюджет на твой и мой – помощь всегда будет оказана в меру сил из общего бюджета. Но при условии, что такие проблемы не стали следствием злонамеренного поведения или откровенной глупости. Таким образом, общепринятая семейная модель права собственности прекрасно снимает противоречия, свойственные разным политическим идеологиям.

Любые законотворческие инициативы, экономические проекты, управленческие реформы и вообще структуру управления в государстве надо рассматривать по критериям соответствия семейным ценностям и отношениям. Что было бы нормально для семьи – принимать и реализовывать; что немыслимо для семьи – категорически отвергать, как бы оно ни казалось ситуативно уместным.

Что касается конкретно политического режима, то безусловно он должен быть авторитарным и, пожалуй, аристократическим. Но при этом с эффективными социальными лифтами (элита ни в коем случае не должна застаиваться) и с качественной обратной связью по отношению к нуждам народа, с налаженными инструментами для того, чтобы знать проблемы народа и в обязательном порядке на них реагировать. Семья, в которой старшие управляют, но ни во что не ставят интересы младших, разваливается. То же самое с государством. Возвращаясь к авторитаризму, я бы рассмотрел вариант с очень обширными полномочиями одного или нескольких правителей, но в то же самое время с механизмом сменяемости власти. Как правило, эти вещи не сочетаются, но я полагаю, что это довольно перспективное направление мысли.

Можно подытожить. Через правильное понимание экономики (как естественного хозяйства) и нравственности (как адекватно понятой и реализованной любви) мы пришли к тому, что всё то, к чему должно стремиться процветающее государство, уже есть в нормальной дружной семье. Что семья функционирует по определённым принципам, в том числе экономическим и управленческим. Что семья, как идея и дух, объединяет экономику и нравственность в гармоничное целое, которое работает в конечном счёте на любовь. Именно поэтому для России я предлагаю идеологию государства-семьи, а такому политическому строю я дал рабочее название агапэкратия.