Высшее общество. Глава 55
Чезаре приподнял одну бровь и усмехнулся:
— Если вам так угодно, я буду вести себя, как вы хотите, — ответила Адель Виви с безмятежным лицом. Ее взгляд был пустым, как будто в нем не было ни одной эмоции, словно глаза утратили и фокус, и чувства.
Чезаре натянуто улыбнулся, пытаясь проглотить вспыхнувшее раздражение. Даже старые лисы из Синьории не могли вывести его из себя до такой степени.
— Адель Виви, — проговорил он, с прищуром глядя на нее.
— И это, по-твоему, стоило слез?
Чезаре даже подумал, что было бы лучше, если бы она рассердилась. Или заплакала, как вчера.
Это было бы куда лучше, чем эта глупая игра в «любимую сестренку».
— Брат прав, — произнесла Адель, при этом лицо оставалось неподвижным, а улыбка — идеальной, но мертвой. — Я слишком остро отреагировала. Мне стыдно. Такого не должно было случиться...
Только в последней фразе мелькнула едва уловимая насмешка. Пожалуй, это было единственное искреннее проявление ее чувств.
Но тут же она снова спрятала эмоции, аккуратно положив руку на грудь Чезаре.
Чезаре невольно ухмыльнулся, и эта ухмылка была зловещей.
Адель Виви не из тех, кто действует таким образом. Взять за грудки — вот что она могла бы сделать, если бы захотела.
Так чего же она так огорчилась из-за какой-то мелочи?
Если это так важно для нее, то почему бы не пожаловаться сразу. Или хотя бы притвориться слабой?
Эта упрямая, гордая женщина всегда выбирает самый трудный путь, отчего только раздражает еще больше.
Чем больше он об этом думал, тем мрачнее становился его взгляд. Адель, заметив это, снова мило улыбнулась и отступила на шаг.
— Если вам что-то не нравится, я это исправлю. Не злитесь, брат. Я приложу все усилия, чтобы оправдать ваши ожидания. Не беспокойтесь.
Чезаре раздраженно встряхнул одежду, чувствуя опустошенность от того, что ее рука больше не касалась его.
— Легко быть моей сестрой, да?
— А если я прикажу тебе лечь в постель, ты бы послушалась?
Чезаре остановился, удивленный ее словами.
Адель взглянула на него, словно не понимая, почему его реакция была столь странной.
— Если вы скажете, что пора спать, я так и сделаю.
Чезаре замер, глядя на нее, и его лицо постепенно стало бесстрастным.
Почему я не подумал об этом раньше?
Адель все равно однажды выйдет замуж за Эзру. Потому что я так решил.
Эта девчонка, которая едва ли понимает, что я сейчас думаю, скорее всего, с радостью выйдет за Делла Валле, как только он ей предложит. Идиотка, что рыдала среди толпы, она наверняка легко сдастся перед его сияющей внешностью.
Та самая чистильщица обуви, которую я когда-то буквально повалил на кровать, настолько напуганная, что чуть не рассекла шею ножницами. Она так боялась, но никогда не пыталась опереться на меня.
Грубый, холодный голос, казалось, был адресован никому в частности.
На мгновение взгляд Адель потускнел, но лишь на секунду. Она тут же снова улыбнулась, сухо и безжизненно.
— Прошу прощения. Я постараюсь это исправить.
Вернувшись к себе после встречи с Чезаре, Адель замерла в центре комнаты. Внезапно ноги у нее подкосились.
— Миледи, — встревоженно окликнула Эгир, поспешив ее поддержать.
— Все в порядке, — тихо ответила Адель, отстраняя ее.
Эгир нахмурилась, его ярко-синие глаза светились беспокойством.
Адель медленно села на длинный диван, пытаясь восстановить дыхание.
— «Какая мерзость», — прошептала она.
Глаза начинало жечь от подступивших слез. Адель крепко зажмурилась, сжалась в комочек и прикусила губы.
Что тут нового? Для Чезаре Буонапарте я не более чем чистильщица обуви.
Та, которая вызывает у него лишь отвращение, даже выполняя его приказы.
Ничего удивительного. Совсем ничего.
Она глубоко вдохнула, постепенно успокаиваясь, а затем медленно поднялась.
Когда она подняла голову, Эгир стоял неподалеку и молча смотрел на нее. Лицо его было мрачно, а брови слегка нахмурены.
— Может, потренируемся в вальсе? Чтобы стать настоящей леди, времени всегда не хватает.
Женевьева Малатеста с самого утра была не в духе.
Лукреция, которая в последнее время почти не давала о себе знать, наконец прислала письмо, в котором говорилось, что сегодня она не поедет в одной карете с Женевьевой. И именно в этот день!
— Эта мерзавка предала меня? После всего, что я для нее сделала?!
Стоя на крыльце и ожидая карету от другой семьи, Женевьева с досадой фыркнула.
Рядом с ней горничная Эмери попыталась успокоить ее:
— Миледи, не стоит так расстраиваться. Это ведь всего лишь карета.
Женевьева резко взглянула на нее:
— Ты смеешься, Эмери? Ты хоть понимаешь, какой сегодня день?
— Сегодня день празднования дня рождения герцога Буонапарте! И как Лукреция могла подумать, что мы поедем впятером в этой крохотной карете? Она в своем уме?
Женевьева с раздражением вспоминала первый праздник дня рождения Чезаре Буонапарте, после того как он стал главой рода.
Это был кошмар. Узкие улицы Форнатье были переполнены каретами. Можно было шутить, что весь Сантанар прибыл на этот праздник.
— Откуда взялось столько экипажей?
Пробки были ожидаемы, ведь люди съехались не только с северного, но и с южного острова, чтобы поздравить Чезаре.
Некоторым пришлось оставить свои кареты далеко от дома Буонапарте и пешком, в поту, добираться до места.
Но присутствие на этом празднике было обязательным. Возможность наладить связи с Чезаре выпадала не так уж часто. Хотя, несмотря на свою репутацию ловеласа, он лишь увлекал дам, а затем бесследно исчезал после веселой ночи.
После этого первого года и ужасного дорожного коллапса, Чезаре предложил простое решение:
— Приезжайте по четыре человека в карете. Особое исключение — семьи приоров.
Знать была в бешенстве, но Чезаре предложил им другой вариант:
— Или же я устрою скромный семейный ужин, а вы все спокойно отдохнете дома.
Стиснув зубы, все вынуждены были согласиться и ехать вчетвером в одной карете.
Редко кто из семей ехал все вместе. Обычно знатные семьи старались проехать через главные ворота как можно быстрее, так что каждый высокопоставленный сановник искал себе компанию равных по положению. Те, у кого не было титулов, оказывались на задворках.
Слуги и горничные следовали за каретами на мулах, оставляя их у ворот поместья Буонапарте и отправляя обратно.
Женевьева до сих пор ни разу не ездила в этих четырехместных повозках, поскольку Лукреция была ее ближайшей подругой.
Лукреция — дочь Луки Делла Валле, главы семьи приоров. Поэтому ей всегда позволяли иметь карету только для себя.
На протяжении всех этих грандиозных балов Женевьева всегда ездила с Лукрецией в ее карете.
— Но почему вдруг она решила ехать отдельно? Все из-за этой Адель...!
Эмери поспешно прикрыла рот Женевьевы.
Поступок был наглым, но и сама Женевьева удивилась своему выпаду, быстро оглядевшись по сторонам.
Эмери убрала руки, вытирая пот со лба.
— Но вам нужно быть осторожнее, миледи. Сейчас это имя — горячая тема.
Женевьева раздраженно фыркнула и сжала кулаки.
— Но все равно это раздражает...
Адель Буонапарте. Лукреция наверняка поехала к ней.
Женевьева прикусила губу, покрытую ярко-красной помадой.
— Да, она Буонапарте, но все-таки деревенщина! Неужели ее даже толком не обучили? Почему все вокруг так по ней с ума сходят?
— Но говорят, что она необычайная красавица.
— Ты веришь в то, что говорят мужчины? Серьезно?!
В этот момент вдали показалась карета. Это была карета семьи Фоскари.
— Карета подъезжает! Улыбайтесь! И никаких разговоров на подобные темы внутри. Поняли?
Эмери быстро поправила платье Женевьевы. Женевьева, недовольная, но послушная, натянула улыбку.