Томас Гоббс: о естественных границах человеческой природы

Т. Гоббс (1588-1679 гг.) – английский философ, один из теоретиков общественного договора наряду с Дж. Локком и Ж.-Ж. Руссо. Герой нашего сегодняшнего текста – один из крупнейших представителей реализма в теории международных отношений, вошедший в историю как автор таких произведений, как «Левиафан», «Элементы законов естественных и политических», «О гражданине», «О человеке» и др.

Гоббс родился 5 апреля 1588 г. в Мальмсбери (Англия). Окончив Оксфордский университет в 1608 г., философ посвятил себя служению аристократической семье Кавендиш. Гоббс также был преподавателем Уильяма Кавендиша, впоследствии ставшего вторым графом Девоншира. Годы службы на столь влиятельный род повлияли на его политические взгляды. Во время конфликта между королем и парламентом, закончившимся гражданской войной (1642-1651 гг.), мыслитель занимал сторону роялистов [1]. Данная гражданская война, которую также называют английской революцией, сильно повлияла на Гоббса. После казни короля Карла I в 1649 г. философ убедился в том, что гражданские распри, худшая из которых – религиозная, как раз и является состоянием войны всех против всех, выход из которой политическая философия должна найти, а сделать это будет возможно в том случае, если удастся сформулировать принципы человеческого поведения [2].

По словам Гоббса, в день его рождения на свет появились близнецы: он и страх. Атмосфера страха во многом задала перспективу политической теории философа [3], но не меньшую роль сыграло влияние известных ученых. Изучение Галилея позволило философу исследовать политическую науку с материалистических позиций в свободе от теологической догматики, а знакомство с Макиавелли убедило его, что религию имеет смысл анализировать лишь как инструмент поддержания порядка в обществе [4]. В то же время, как отмечает А. Филиппов, материализм Гоббса не означает, что философ стремился сделать политическую науку ответвлением естественнонаучного знания. Напротив, понимание англичанином непреодолимой пропасти между социальными и естественными науками позволило ему создать политическую философию, основанную на самостоятельных принципах, которые возможно подчерпнуть из опыта [5]. Данное замечание важно, поскольку Гоббс приобрел мировую известность именно как политический теоретик, а не исследователь естественнонаучных дисциплин.

Новизна подхода Гоббса состоит в том, что его «Левиафан» – идеализированная конструкция, не существовавшая в реальности, но позволявшая объяснить, какими законами регулируются властные отношения [6]. Если вспомнить подход Фукидида или Макиавелли, можно убедиться в том, что история играла важную роль в их теоретических построениях, в то время как Гоббс пренебрежительно относился к данной дисциплине, и стремился свести ее влияние на собственную философию к минимуму [7]. В то же время важно понимать, что идеализация Гоббса не идентична таким дисциплинам, как физика, иными словами, не является исключительно умозрительной, а всегда имеет отношение к действительности [8]. В этом заключается практическая ценность его философии – изучение законов, имеющих место в реальности. Вот как сам Гоббс формулировал актуальность своего исследования:

Сложность анализа мировоззрения Гоббса состоит в том, что современная академическая дискуссия о наследии философа представляет собой широкое поле интерпретации его трудов [10]. К данному мыслителю нет единого подхода, его не рекомендуется анализировать, концентрируясь только на одном трактате (к примеру, «Левиафане»). Кроме того, взгляды Гоббса претерпевали важную эволюцию, что естественным образом отражалось на последующих произведениях. В связи с этим должно быть ясно, что столь обширное наследие философа означает наличие множества проблем, каждая из которых достойна отдельного исследования. Поэтому здесь будет представлена лишь одна из интерпретаций положений Гоббса, предложенная К. Шмиттом, из которой можно подчерпнуть определенные следствия, актуальные для анализа современной международной системы.

Но прежде следует вычленить корень гоббсовского учения. Центральная проблема, требующая решения – естественные эпистемологические ограничения индивида. Суть тезиса состоит в том, что человеку принципиально недоступно знание вещей такими, какие они есть в действительности, вместо этого приходится иметь дело с искажениями идеального объекта. Индивид находится в клетке собственного разума, он, хотя и способен воспринимать такие моральные категории, как «добро», «зло» и другие, всегда искажает их в угоду собственными потребностям. Поэтому представление о должном и справедливом строго индивидуально, люди могут прийти к соглашению о том, что «зло» существует, но они не смогут договориться о том, в чем это зло состоит [11]. Выходом из этой ситуации является упомянутое выше чувство страха. Под воздействием страха за собственную жизнь люди заключают общественный договор, но проблема субъективного восприятия справедливости не исчезает, а требует решения в образованном государстве.

Спасаясь от войны всех против всех, люди учреждают монархию, наделяя всей полнотой власти одного человека. С момента образования государства определение блага – прерогатива монарха, поскольку в ином случае люди с неизбежностью вернутся в состояние анархии. Из этого следует, что законы создаются решением авторитета, субъекта, обладающего властью. Поэтому государство обязуется вторгаться не только в область права, но и в сферу этики, определяя за других, что именно считать благом в данном случае [12]. В этом смысле К. Шмитт часто приводил известное изречение Гоббса:

Достоинство описанного изложения взглядов Гоббса состоит в особом подчеркивании того факта, что политическое решение всегда принимается конкретным лицом, сувереном, обладающим всей полнотой власти. Может показаться, что данный тезис является столь очевидным, что его вовсе не следует выделять, однако проблема состоит в том, что с исчезновением института монархии в Европе, и, следовательно, последовавшей волны демократизации государств на континенте, в политической философии особую популярность обретают две концепции: суверена-нации вместо суверена-монарха, а также идеала правового государства. Идея суверенитета нации, лучше всего представленная Сийесом, в своем наиболее последовательном изложении говорит о том, что нация, будучи povoir constituant, учредительной властью, всегда права, что бы она ни пожелала, поскольку нация априори не может требовать чего-то несправедливого для себя [14]. В то же время, идеал правового государства представляет из себя систему, в которой, как предполагается, закон подчиняется праву, а государство может действовать только в ситуациях, заранее описанных в конституции [15]. Обе идеи, если вдуматься, приводят к логическому парадоксу, поскольку, с одной стороны, суверенитет нации как коллективной сущности, не существующей в реальности (в отличии от личности конкретного монарха) в итоге приводит к деспотизму над отдельно взятой личностью, а с другой, не является суверенитетом вовсе, ведь такой суверенитет в рамках правого государства не действует в ситуациях, не предписанных в конституции. Поскольку то, что лежит вне основного закона, лежит вне права, действие государства приостанавливается. Но дело в том, что суверенитет не подчиняется праву, а устанавливает его, поскольку существуют области, которые лежат вне правового поля. К таковым относится чрезвычайное положение внутри государства, которое нельзя характеризовать как состояние анархии, но также неверно и определить как правопорядок, а лишь как порядок без права, и суть суверенитета в данных обстоятельствах как раз и состоит в том, чтобы право, временно недействующее или приостановленное, вновь установить [16]. Вторая область, где право не действует, относится к международным отношениям, а именно, состоянию войны между государствами, ведь данное состояние в принципе не является чем-то справедливым и не имеет отношения к справедливости [17]. Война существует не в этической, а в экзистенциальной плоскости, являясь крайним средством выживания данного народа [18]. Но принятие решения о ведении войны может исходить только от суверена, в то время как в либеральном государстве его фактически нет, поскольку все подчинено праву, и даже в том случае, если в конституции правового государства допускается оговорка о возможности ведения войны в целях самообороны, эта оговорка, как и вся конституция, перестает действовать именно в момент наступления войны, где решающее значение обретает власть, а не право [19]. Таким образом, вскрывается теоретическая несостоятельность либерально-национального правового государства, устанавливающего деспотизм внутри себя (согласно формуле «нация всегда права»), но неспособного бороться за собственное существование, будь то чрезвычайное положение внутри него или противостояние с публичным врагом, ведь оба случая предполагают приостановку права, где действие правового государства, в отличие от ничем не скованного суверена, приостанавливается автоматически.

Переход на уровень международных отношений подразумевает ту же логику: властные решения принимаются конкретными лицами и в интересах конкретных государств. Поэтому построение либерального миропорядка, попытками чего можно назвать проекты «Лиги Наций» или ООН, изначально несостоятельны, ведь они представляют из себя не новое политическое единство, а межгосударственные организации. Последовательный либерализм должен заставить национальные государства пожертвовать своим суверенитетом, следовательно, правом объявлять войну в национальных интересах. В таком случае либеральное общество действительно бы наступило, но в тот же момент исчезла политика [20]. Пока же человеческий эгоизм выступает естественным препятствием для формирования новой мировой единой организации, что, разумеется, является благом, ведь в таком случае сохраняется некоторый баланс сил и возможность проведения национальной политики [21]. Но даже в рамках межгосударственной организации в современном мире, начиная с Лиги Наций, можно регулярно слышать о необходимости следования принципам международного права, а также правилам ведения «справедливой» войны [22]. Сложность вопроса состоит как раз в том, что любое международное право – зафиксированное status quo, результат выхода из естественного состояния, который стал возможным благодаря силе, авторитету, а не истине. В момент, когда международное право приостанавливается, его нормы перестают действовать, и возвращение к межгосударственному миру возможно лишь благодаря силе, а раз так, то и сколько-нибудь справедливым новый баланс назвать нельзя, но при этом апеллирование к справедливости и высшему праву способно привести к моральной дисквалификации проигравшей стороны [23].

В XX веке Германия лучше всех испытала на себе следствия этой либеральной логики, будучи объявленной вне закона и врагом человечества по результатам каждой из мировых войн. Но если во втором случае обвинения против нацизма можно считать справедливыми (в то же время их нельзя считать равнозначными обвинениям всего немецкого народа), так же ясно, что поводом для Второй мировой войны стали неудовлетворительные условия Версальского договора, которые, с точки зрения либеральных идеологов, были «восстановлением права», в действительности же выставляли Германию в качестве нарушителя всякого закона, следовательно, стороны, в отношении которой возможны любые санкции [24]. Разделение Германии на оккупационные зоны после Второй мировой войны – лишь продолжение либерализма. Ради справедливости и демократии можно окончательно демонтировать Вестфальскую международную систему [25] и перевоспитать оккупированный народ, внушая ему чувство вины за сам факт своего происхождения [26].

Пессимистическое видение международных отношений Гоббсом, разумеется, имеет недостатки, главным из которых, видимо, следует признать тенденцию воззрений философа к конструированию перманентной цезаристской диктатуры, поскольку государства все время находятся в состоянии вражды, следовательно, борются за свое существование. Однако, удержание в поле зрения того факта, что власть, а не истина устанавливает закон, четко указывает на то, что условный «мир» государств удерживается отнюдь не этическими соображениями, а реальной мощью государств. Это же объясняет такое разное отношение западноевропейских государств к России и соседствующему с ней Китаю. В первом случае применяются методы моральной дисквалификации оппонента [27], в то время как с государством, построившим цифровой тоталитаризм [28], обсуждаются возможности сохранения экологического биоразнообразия [29].

[1] Sorrel T. Thomas Hobbes / T. Sorrel // Britannica. – URL: https://www.britannica.com/biography/Thomas-Hobbes

[2] Филиппов А. Устройство власти в Левиафане Томаса Гоббса / А. Филиппов // Левиафан. – Москва: РИПОЛ классик, 2018. – С. 8.

[3] Klej D. Hobbes’ Theory of International Society / D. Klej // Glendon Papers. Theories and methods of International Society. – P. 9.

[4] Кревельд Мартин ван. Расцвет и упадок государства / М ван Кревельд; пер. с англ. под ред. Ю. Кузнецова и А. Макеева. – Москва; Челябинск: ИРИСЭН, Социум, 2016. – С. 97.

[5] Филиппов А. Ф. Актуальность философии Томаса Гоббса (I) / А. Ф. Филиппов // «Полития» - №2 (53) – 2009 – С. 147-149.

[6] Там же. С. 149-150.

[7] Там же.

[8] Там же. С. 155.

[9] Гоббс Т. Левиафан // Т. Гоббс // Сочинения в двух томах. Т. 2. Москва: Мысль, 1991. С. 544.

[10] Филиппов А. Ф. Актуальность философии Томаса Гоббса (I)… С. 149.

[11] Williams C. M. Hobbes and international relations: a reconsideration / M. C. Williams // International Organisation. – vol. 50. – PP. 218-219.

[12] Шмитт К. Диктатура / К. Шмитт; пер. с нем. Ю. Ю. Коринца; вступ. ст. А. Ф. Филиппова. – Москва: РИПОЛЛ классик, 2018. – С. 90-91.

[13] Авторитет, а не истина устанавливает закон (лат.)

[14] Шмитт К. Диктатура… С. 270-271.

[15] Шмитт К. Политическая теология. Четыре главы к учению о суверенитете / К. Шмитт // Понятие политического; пер. с нем. Ю. Ю. Коринца. – Санкт-Петербург: «Наука», 2016. – С. 17.

[16] Там же. С. 13-17.

[17] Шмитт К. Понятие политического / К. Шмитт; пер. с нем. под ред. А. Ф. Филиппова. – Санкт-Петербург: «Наука», 2016. – С. 325-326.

[18] Там же. С. 308.

[19] Шмитт К. Легальность и легитимность / К. Шмитт; пер. с нем. под ред. А. Ф. Филиппова. – Санкт-Петербург: «Наука», 2016. – С. 204.

[20] Шмитт К. Понятие… С. 332-334.

[21] Ясаи Э., де. Государство / Э. де Ясаи; пер. с англ. Б. Покатовича под ред. Ю. Кузнецова. – Москва; Челябинск: ИРИСЭН, Социум, 2016. – С. 67.

[22] Шмитт К. Понятие… С. 326.

[23] Там же. С. 312.

[24] Там же. С. 351.

[25] Пленков О. Ю. Что осталось от Гитлера? Историческая вина и политическое покаяние Германии / О. Ю. Пленков. – Санкт-Петербург: Владимир Даль, 2019. – С. 110.

[26] Готфрид П. Странная смерть марксизма / П. Готфрид; пер. с англ Б. Пинскера. – Москва: ИРИСЭН, Мысль, 2009. – С. 158-160.

[27] Тимофеев И. Почему эксперты не верили в возможность вооруженного конфликта с Украиной / И. Тимофеев // РСМД. – 02.03.2022. – URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/pochemu-eksperty-ne-verili-v-veroyatnost-vooruzhennogo-konflikta-s-ukrainoy/?sphrase_id=88831172

[28] Фукуяма Ф. Идентичность: Стремление к признанию и политика неприятия / Ф. Фукуяма; пер. с англ. – Москва: Альпина Паблишер, 2019. – С. 223.

[29] European and Chinese experts meet to discuss science-informed policy on agriculture and land for climate and biodiversity / European Comission. – 15.04.2021. – URL: https://cutt.ly/YUW95vc