ВНУТРИ

Стоя на вершине, они считают, что поступают правильно. А когда стремительно летят вниз, понимают, что совершили глупость.

Эта истина вонзается в голову молниеносно, успевая усвоиться. Она словно скарификатор, укалывающий безымянный палец. Глупость – это их неизбежный спутник.

Сколько раз я слышал от них просьбы вернуться назад. Они не могут объяснить – зачем, но они просят, молят о возвращении в привычный для них ракурс, на несгораемую константу прямой, и не понимают, что она уже давно сгорела, а прямая и вовсе растворилась в вечности.

Да, они забавны.

Жажда жизни вырабатывается из самой жизни, но они не просто хотят жить. Они хотят жить хорошо. Если это условие по каким-то причинам не выполняется, они способны прервать жизнь. Не изменить, а полностью уничтожить.

Многие из них трусливы, неоднозначны. Многие опасны и безответственны.

Одни бодрствуют, другие перечёркивают судьбу. Одни ищут смысл, другие всячески развлекаются. Одни ставят цели, другие мучаются от безделья.

Бегают изо дня в день туда-сюда. Мыслят одни и те же мысли. Существа Млечного Пути.

Внутри них ненастье. Там обожествление самих себя, что приводит к ошибкам. Там – тени, не имеющие объектов.

Могущий смотреть, да увидит. Могущий видеть – да заметит.

Приготовьтесь слушать.

Погружение внутрь не сулит ничего хорошего. Оказавшись в пустоте, неизбежно сталкиваешься с чёрной материей. Так было и так будет. Ваше время пришло.

1.

Вадим смотрел на тёмно-пурпурное небо, пускающее в северной стороне изумрудные отблески в форме мерцающих завихрений, когда вдруг понял, что ничего не помнит.

Он находился в просторной кабине какого-то грузовика и ехал в неизвестном направлении. За рулём молчаливо восседал его лучший друг Игорь, то и дело, шмыгая носом, а за стеклом расстилалось бескрайнее снежное поле, словно новенькая скатерть на гигантском столе, принадлежащего непонятно каким богам.

Головоломку нужно было разгадывать, вот только он не знал, за что ухватиться. Подобного с ним никогда не случалось, и его растерянность была вполне очевидной. Наверное, следовало бы поделиться с Игорем, но Вадик не решался рассекречивать своё положение. По крайней мере, не сейчас, не так быстро. Вместо этого он попытался тщательно проанализировать происходящее.

Мысли залетали со скоростью пули, а грудную клетку начало неприятно сжимать. Не хватало только приступа панической атаки для полного счастья.

Что с его памятью?

Белое пятно – что есть, то есть. Он был вынужден признать, что действительно не помнит многого. Он не понимал, как попал в эту машину, что здесь делает и что должен совершить в будущем. Жуткая вещь.

Ощущая в горле сухой комок, Вадим поинтересовался у друга:
— Как ты здесь ориентируешься?

Отсутствие дороги, накатанной колеи и каких-либо знаков делало вопрос актуальным. Если только он не задавал его раньше или же сам прекрасно знал ответ. Шанс попасть в неловкое положение был, но он всё же рискнул.

— Я просто знаю куда ехать, — пожал плечами Игорь.

Каждый элемент в окружении казался неправдоподобным и посторонним, каким-то аномальным и чужим. Этот грузовик, на котором они двигались, эта белёсая снежная насыпь, необычный небосвод, существующий разве что в аду. Даже Игорь отличался от самого себя. Весёлый и общительный парень, душа любой компании, сейчас молчал и о чём-то напряжённо раздумывал, ни на что не обращая внимания.

Ломать голову можно было бесконечно, да только в памяти абсолютно ничего не всплывало. Самостоятельно разобраться ему вряд ли удастся, он полностью дезориентирован.

Собравшись с духом, Вадим осторожно произнёс:
— Что-то я себя плохо чувствую.
— Что случилось? — отозвался Игорь.
— Не знаю. Нервничаю чего-то.
— Перед выступлением?
— Что?
— Нервничаешь перед выступлением?
— Подожди-подожди, — протараторил Вадик. — Какое выступление? Ты о чём?
— Ну как, — Игорь переключил передачу и прибавил скорость. — У тебя же сегодня представление, я правильно понимаю?
— Какое?
— На дне рождения Эдуарда Валентиновича. Вчера он говорил, что ты будешь показывать карточные фокусы.
— Чего? — округлил глаза молодой человек.
— Ты что, забыл?
— Игорь, я ничего такого не знаю.
— Ну он же не будет врать, Вадик.
— Не знаю я ни о каком выступлении!
— Мужик, у него полный дворец гостей, не думаю, что он шутил. Ты ведь и прилетел поэтому.
— Ты чего несёшь? Какой дворец?
— Его дворец.
— Это какой-то розыгрыш? Что за бред?

Игорь потянулся за пачкой сигарет небрежно валявшейся на широкой торпеде. Неторопливо вытащив коричневую папиросу, он закурил, кинув на Вадима тревожный взгляд.

— Только не говори мне, что ничего не помнишь, дружище. Только не сейчас.
— Я не помню ни о каком выступлении.
— А об остальном?
— О чём, например?
— Ты ещё спрашиваешь? О нашей ситуации в целом! Ты помнишь или нет?
— Игорь, скажу правду: я вообще ни черта не понимаю, — честно признался Вадик. — Я не понимаю, где мы находимся и куда едем. Я не врубаюсь, что это за грузовик и что здесь делаешь ты. Я хотел сказать тебе, поверь, но побоялся, посчитал, что это нервное.
— Блядь! — Друг ударил рукой по рулю. — И что теперь делать?
— Просто скажи мне, что происходит.
— Не так-то это просто! Ты уже называл меня психом, когда я всё объяснял, и что толку? Опять всё по новой?
— То есть?
— Получается, это у тебя уже в третий раз. Третий раз твоя грёбанная амнезия портит все планы.

Неожиданный поворот, но не доверять Игорю причин не было. Они знали друг друга много лет, он не стал бы ему лгать. Однако Вадим всё равно не верил. Стойкое убеждение внутри него говорило, что всё вокруг – вымысел, таинственное искажение реальности, вызванное черепно-мозговой травмой, либо приёмом психотропных препаратов или же тяжёлых наркотиков, да чем угодно! Но он сидел в грузовике и куда-то ехал, и это нельзя было игнорировать. Необходимо было искать ответы и делать это как можно скорее.

— Куда мы направляемся?

Игорь сильно затянулся и выпустил дым, превратив пространство кабины в сизое облако.

— Слушай меня внимательно, — скомандовал он. — Мы работаем на Эдуарда Валентиновича. Это весьма важный человек, очень влиятельный. Сегодня у него день рождения и ты на нём выступаешь. От силы где-то полчаса. Шибко затягивать не нужно, быстро покажешь парочку трюков, а дальше делай, что хочешь.
— Да какие фокусы?! Я же не профессионал!

Это было правдой. Вадим нигде не выступал в качестве фокусника. Он знал пару-тройку техник, которые заставляли родственников и прочих знакомых искренне удивляться под конец презентации того или иного номера. В его арсенале имелись достойные трюки, проверенные лучшими иллюзионистами со всего мира, но он никогда не стремился стать одним из них. Он относился к карточной магии как к хобби. После каждого показа у него начинался нещадный тремор из-за неконтролируемого волнения, так о каком профессионализме могла идти речь?

— Какая разница? Ты уже подписался на это и теперь не отвертишься. Выступать придётся.
— Нет, нет, нет, — замотал головой Вадик. — Эта дичь какая-то!
— Послушай! Если ты откажешься, он разозлиться, а если он разозлиться – быть беде!
— Я даже не знаю кто это!
— Ты не помнишь, дружище, а это разные вещи. На самом деле, ты прекрасно его знаешь, равно как и он тебя.
— Этого не может быть, — усмехнулся Вадим. — Ты меня разводишь, Игорь, не знаю для чего, но это так.
— Вадик, думаешь мне доставляет удовольствие разжёвывать одно и то же? Поясняю ещё раз: ты уже не впервые забываешь, что мы делаем и зачем, а я выгляжу кретином, рассказывая как обстоят дела! Соберись! Возьми себя в руки и помни, что ничего нельзя менять, хорошо?
— Какая-то чушь, — не унимался Вадим.
— Это наша работа! Никаких казусов, запинок и прочего дерьма произойти не должно. Ты обязан быть на высоте, хорошо?
— А что там за публика?
— Да такие же, как и он, серьёзные ребята, высокопоставленные лица и тому подобное. Но переживать не следует, потому что у тебя всё получится.

Сердце трепыхалось в груди, желая выскочить наружу и ускакать за тридевять земель, лишь бы не испытывать жесточайший стресс, окутавший тело. Искать ответы в кулуарах памяти было бессмысленно, никакие усилия не помогали вспомнить события, предшествующие этому моменту. Как он ни старался откопать нечто полезное, ничего не получалось. Не возникало даже туманных образов, из которых имелся бы шанс сложить воедино картинку прошлого и понять, что же всё это значит.

— А как я буду показывать фокусы, у меня даже карт с собой нет!
— Сзади лежит сумка, с которой ты прилетел, — сообщил Игорь. — А ну-ка взгляни, что там у тебя собрано.
— Откуда я прилетел? — спросил Вадим, попутно оборачиваясь и нащупывая чёрный массивный предмет.
— Из дома, — хмыкнул друг.

Сумка оказалась тёмно-синим рюкзаком, с надписью «МЕНЯТЬ ЧТО-ЛИБО ЗАПРЕЩЕНО», написанной крупными белыми буквами посередине. Вадим узнал собственный почерк, отчего задумался ещё больше, продолжая отчаянно и безуспешно пытаться прояснить для себя хотя бы что-то из всей этой цепочки фантастических недоразумений, свалившихся ему на плечи за эти непредсказуемые мгновения.

Он нервно расстегнул молнию, опустил руку вовнутрь и принялся извлекать содержимое.

Небольшой чёрный футляр, с надписью «Цифуранский карандаш». Водоворот оттенков «Туш "А"», упакованный в аккуратную деревянную коробочку. Памятка строителя дамб, девяносто восьмого года издания. Смокинг от известной луизианской компании «Архангел», бережно завёрнутый во фланель. Пресс для наручных часов, лунные камни и... да! Игральные карты. И не одна колода. И даже специальная, для особых фокусов.

Выходит, он действительно готовился. Колоды были его, купленные не так давно в специализированном магазинчике, в этом не было никаких сомнений.

Почему же он не помнит всего остального, самого важного? Почему ему недоступно объяснение того, как он сюда попал и что здесь делает? Откуда эти несвоевременные провалы, и что скрывает его друг?

— Игорь, сейчас же рассказывай, что происходит!
— Ты нашёл карты?
— Нашёл, это-то и странно!
— Что здесь странного? У тебя же сегодня шоу.
— О чём ты не договариваешь?
— Вадик, — вздохнул Игорь, — со временем ты всё вспомнишь, верь мне. Рассказывать подробности – пустая трата времени, слишком это запутано получается. Лучше сконцентрируйся на представлении. Разминай пальцы, прорепетируй фокусы и успокойся. Ничего страшного не случилось, мы просто работаем.
— Работаем?! — воскликнул Вадим, раздвинул в стороны руки. — И где же мы работаем? Скажи хоть, где мы едем?
— Мы на Южном полюсе, дружище, — объявил друг твёрдым голосом. — Проезжаем по огромному куску льда, на специально оборудованной машине. Звучит неправдоподобно, не спорю, но, тем не менее, всё так и есть.
— Не может этого быть, — повторного пролепетал Вадим. — У меня галлюцинации. От чего-то лютого.
— У него дворец внутри ледника. Мы скоро начнём снижаться.
— Игорь, это невозможно! Какой дворец?
— Невозможно то, что с нами произошло, Вадим, но мы должны вернуться.
— Так давай вернёмся! Разворачивай грузовик, и поехали отсюда!
— Это куда?
— Обратно! Пусть они там одни празднуют!
— Не тот случай, дружище. Мы никуда не сможем деться. Это ледник, понимаешь? Ты только что прилетел на частном самолёте, которого здесь уже нет. Свалить отсюда у нас есть шанс только тогда, когда выполним работу. Точка!

Через несколько минут конфигурация местности стала меняться в парадоксальную сторону. Путь, по которому они двигались, начал плавное погружение внутрь исполинской ледяной массы, тогда как остальная её часть оставалась такой же ровной, как и была до этого. По мере движения они углублялись в твёрдую глыбу, с каждой секундой оседая в своеобразный проход до тех пор, пока его стены не достигли огромный высоты и не нависали над ними словно перекрытия древнего лабиринта, некоего восьмого чуда света.

— Ну как тебе? — осведомился Игорь, зажигая фары, чтобы осветить впереди дорогу. — Поражает воображение, да?
— Больше поражает моё состояние, а не это ущелье. Ни фига не соображаю, трясёт всего.
— Хватит загоняться.
— Ага, думаешь это легко? Страшно – не могу!
— Мне тоже страшно: чёртова тачка должна ехать быстрее, мы уже давно должны быть там. Наслаждайся пока видами, чай здесь ни разу не был.
— Я здесь не бывал? — удивлённо переспросил Вадим.
— Нет. Мы работали с тобой на материке, а потом он перевёл меня сюда. Я тут уже как неделю, наверное.
— И что мы делали?
— Разные поручения. В основном, я занимаюсь транспортом, а ты обрабатываешь его личные бумаги. Вчера он объявился и предупредил, чтобы я тебя встретил. У меня за сегодня это уже четвёртая ходка – гости прилетали. Эта машина что-то вроде комфортабельного автобуса. Там, сзади, найдётся места для десятерых, но из кабины не увидишь.
— Слушай, а если я облажаюсь, что будет?
— Трудно сказать. Фантазия у Эдуарда Валентиновича бурная, может выдумать всё что угодно. Но я думаю, что он заключит тебя на сутки в холодную комнату. Это весьма мерзко, но терпимо.
— Что за комната такая?
— Она у него в подвале. Ледяные стены, ледяной пол, никакой воды, еды, туалета. Вот как хочешь, так и тусуйся.

Говорят, что страх может парализовать человеческое сознание. Но это ещё не всё. Страх обладает возможностью накинуть на тело невидимую сеть и потуже её затянуть, лишая человека двигательных функций.

Вот и тело Вадима было скованно оковами тяжёлого смятения. Оно заставляло сжимать голову в плечи, вызывало в ногах мандраж и призывало желудок молниеносно крутиться вокруг таза, не давая расслаблено сидеть, умиротворённо наслаждаясь ландшафтом за окном, не говоря уже о каких-либо репетициях. Да ещё и звук выхлопной системы, отражаясь от стен и превращаясь в оглушающий бас, изрядно давил на виски, не позволяя собраться с духом.

— Видишь огни впереди, — указал Игорь. — Вот мы и на месте.

Удивительный каньон заканчивался тупиком квадратной формы, территория которого имела площадь трёх футбольных полей.

Тот самый дворец, о котором несколько раз упоминал друг, находился в центральной части и представлял собой двухэтажную резиденцию, выполненную в стиле барокко. По его монолитному фиолетовому фасаду растянулись белые колоны и тонкие изящные пилястры, светло-голубого оттенка, превосходно сочетающиеся с окружающим ледяным фоном. Над арочными окнами были установлены различные маскароны, передающие образы богов и ангелов, а контур здания обрамляла электрическая гирлянда, сверкающая ярко-оранжевым цветом, создавая ощущение того, что на дворе наступил Новый год, но Вадим понимал, что это не так, и от этого становилось невыносимо уныло.

Игорь свернул направо и проехал вдоль застывшей стены, а затем загнал машину на широкую стоянку, оборудованную навесом. Заглушив мотор и просидев несколько секунд безо всяких движений, он проговорил:
— Мы с тобой уже горячо поприветствовали друг друга после самолёта, но ты же ни черта не помнишь, поэтому скажу ещё раз. Я очень рад, что мы снова вместе. Серьёзно. Вдвоём это всё проще пережить, и что бы ни случилось, финал будет счастливым.
— Финал чего?
— Положения, в котором мы оказались. Когда ты очухаешься, то поймёшь мои слова. А сейчас особо не паникуй. Это не поможет. Попытайся максимально адаптироваться. Вот увидишь, у тебя активизируется мышечная память, и представление пройдёт на ура.
— У меня скорее диарея активизируется, — вздохнул Вадик.
— На улице минус двадцать пять. Надевай куртку, хватай рюкзак и идём.

2.

На суровой, пронизывающей до костей стуже, размерено шёл снег, падая на землю крупными хлопьями. Вадим устремил глаза ввысь, всей душой мечтая улететь за границы давящего на него безумия, и внимательно осмотрел грандиозные масштабы окружающей панорамы.

Цельные нерушимые глыбы, освещённые светодиодными прожекторами, расставленными по периметру, вздымались чуть ли не на двадцатиметровую высоту и напоминали застывшие вековые волны. Несмотря на то, что они выглядели угрожающе и даже агрессивно, оторвать взгляд от такой околдовывающей природной декорации было крайне затруднительно. Монументальность этого места зашкаливала. Всё вокруг олицетворяло собой дух власти, подчёркивало неизмеримый авторитет человека, решившего воздвигнуть на далёкой окраине мира роскошное имение.

Шагая по просторной аллее, вдоль которой были размещены безликие ледяные фигуры, подсвеченные тёмно-бирюзовым цветом, Вадим окончательно поверил в то, что присутствует здесь реально, а не вымышлено. Сейчас он чувствовал каждой клеткой своего тела причастность к развивающимся событиям и уповал лишь на то, что память, которая соизволила бессовестно его покинуть в такой ответственный момент, очень скоро объявится и придаст ему не просто отваги и решительности, а вернёт самое ценное – понимание происходящего.

Подойдя к массивным дверям, Игорь потянул за золотую дугообразную ручку, после чего, минуя узкий пролёт, они вошли в компактное помещение с высоким потолком и мраморным полом, инструктированным перламутром и чёрным ониксом. На облицованных парагоном стенах красовались многочисленные картины известных художников, одну из которых Вадим сразу узнал. Это был «Шторм на Галилейском море», кисти Рембрандта. Она застряла в уме после просмотра какого-то фильма и сейчас казалась единственным союзником в этой загадочной червоточине, которая беспощадно дезориентировала его каждое мгновение.

Появившись не пойми откуда, методично передвигая короткими ножками, навстречу к ним спешил сутулый старик, одетый во фрак. Подойдя ближе, он тактично преклонил голову в знак приветствия и хрипло проговорил:
— Здравствуйте, Вадим Романович.
— Добрый вечер, — ответил Вадик, не имея ни малейшего понятия вечер ли сейчас или ещё день.
— Как добрались? Игорь Борисович не сильно утомил вас в дороге?
— Ни капли.
— Все с нетерпением ожидали вашего приезда.
— Как настроение у Эдуарда Валентиновича, Феликс? — поинтересовался Игорь.
— Изумительное, — коротко поделился дворецкий. — Снимайте верхнюю одежду, я отнесу её в гардеробную.

Прошла минута после его ухода, как из расположенной слева галереи вышел человек, в сопровождении двух грузных мужчин, – Вадим подумал, что телохранителей. На долю секунды, пока двери были распахнуты, из продолговатого зала, насыщенным позолоченным лепным орнаментом, послышались звуки классической музыки и бесчисленные монотонные голоса гостей, что бесспорно давало понять: празднование шло полным ходом.

— Скользящие во времени потоки мудрости наших предков предупреждают о том, что земные ценности ничего не стоят и важен лишь духовный потенциал личности. В этом что-то есть, не правда ли, ребята?
— Эдуард Валентинович, просим прощения, что слегка задержались, — объявил Игорь.
— Здравствуйте, друзья мои. Вадим, — обратился он к молодому человеку, — рад встрече.
— Здравствуйте, Эдуард Валентинович, — протараторил Вадик, хоть и видел этого человека как будто впервые. — С днём рождения вас.
— Весьма благодарен. Как долетел?
— Хорошо.
— Не скромничай, мой друг. Давид передал, что над Тихим океаном вы несколько раз попадали в воздушные ямы. Он изрядно понервничал.
— Он первоклассный пилот, — наугад сказал Вадим. — Я чувствовал себя в безопасности.
— Превосходно.

Именинник был крепкого телосложения и высокого роста. Стоя перед ними в элегантном чёрном костюме и бордовой рубашке, он прямо держал осанку, выставив кверху широкий подбородок, что намекало на абсолютное внутреннее спокойствие и уверенность в собственных силах. Да и к тому же большое квадратное лицо говорило о железном и закалённом характере.

Заведя руки за спину, хозяин дворца нарочито произнёс:
— Дисциплина – великая вещь. Она гарантирует благоприятный тот или иной исход событий. Проблема, казалось бы, застающая врасплох, решается быстрыми темпами, усилиями одного или нескольких человек, если дисциплина стоит на вершине сознания. Когда в умах людей витает безрассудство и леность, особо ничего не сделаешь и далеко не продвинешься. В чём причина вашей задержки, Игорь?
— Чуть подвела машина, Эдуард Валентинович.
— Чуть, слегка. Ты намерено употребляешь такие выражения, дабы сгладить впечатление от неприятного факта?
— Ни в коем случае.
— Слегка запоздать – это значит опоздать на пять минут. А вы опоздали на сорок.
— Извините, пожалуйста.
— Не извиняйся, мой друг. Уверен, ты делал всё, чтобы оказаться здесь как можно скорее. В чём, по-твоему, может заключаться нестабильная работа машины?

На секунду Игорь задумался, явно не ожидая услышать подобный вопрос.

— Причины могут быть разные. Нужно делать осмотр для точного ответа. Может воздушный фильтр загрязнился или со свечами что. Может неполадки с топливной системой. Нужно смотреть.
— Недопустимо, когда элемент работает с дефектом. При таком стечении обстоятельств, вся конструкция выдаёт некорректный результат, я такого не допускаю, — Эдуард Валентинович обернулся к своим охранникам. — Необходимо наказать виновных. Это заставит их относиться к своей работе более внимательней. Напомни, Игорь, кто отвечает за техническую эксплуатацию машины?
— Ну, — пролепетал тот. — Вообще-то я и отвечаю.
— Вот как? — Хозяин дворца пристально посмотрел на него, удивлённо вскинув брови. — Ах да, совершенно верно. Следовательно, виновник найден.
— Подождите, Эдуард Валентинович, это какое-то недоразумение, — запротестовал Игорь.
— Напоминаю: задержка составила сорок минут. Я волновался и даже планировал посылать за вами подмогу, — он снова повернулся к телохранителям, — ведь так? — Те утвердительно кивнули. — Ты называешь это недоразумением?
— Я не это хотел сказать.
— Тогда что же?
— Дело в том, что машина, до отъезда, была в исправном состоянии.
— Это невозможно.
— В каком смысле?
— В самом что ни на есть прямом, мой друг.
— Нет-нет, Эдуард Валентинович, послушайте, я говорю истинную правду – транспорт был на ходу.
— Убей не понимаю, кто дурак – ты или я?
— Да никто не дурак, — тихо вымолвил Игорь.
— Ты утверждаешь, что машина, до выезда, была в отличном состоянии, но на обратном пути обнаружился изъян, заставивший вас опоздать. В таком случае, откуда он взялся, если техника, до отправления, была исправна?
— Послушайте, Эдуард Валентинович…
— Получается, ты либо лжёшь, Игорь, — перебил его именинник, — либо являешься некомпетентным работником.
— Почему некомпетентным? — покраснел Игорь. — Эдуард Валентинович, этот вывод в корне ошибочен!
— Напротив, всё вполне логично. Посуди сам: или ты не провёл перед выездом проверку, которую был обязан провести, или же ты её провёл, но не заметил поломку, в силу своей безграмотности. Ну и зачем ты мне такой? Я не терплю халтурщиков.
— Эдуард Валентинович, на свете всё может внезапно поломаться.
— Не уводи разговор в это безвылазное болото. За всем требуется должный уход. При его наличии, внезапно ничего не ломается, а продолжает работать как швейцарские часы. Я просил вчера подготовиться на максимальном уровне. Если ты видишь, что транспорт требует ремонта, почему ты на нём уезжаешь? Это ведь не единственная машина в автопарке, ты мог взять другую.
— Так в том-то и дело, что машина была в порядке!
— Во-первых, не повышай голос, я прекрасно тебя слышу, а во-вторых, меня ты, похоже, слышать отказываешься.
— Бредятина какая-то, — фыркнул Игорь, не вытерпев твердолобости хозяина.
— Что ты сейчас сказал? — не поверил своим ушам Эдуард Валентинович.
— Послушайте, ну правда! Неужели вы думаете, что работая на вас, я бы позволил себе расслабиться? Ваша критика, Эдуард Валентинович, несправедлива! Я осматривал машину, и уверяю – всё работало безотказно!
— Ты перешёл черту, Игорь. Видит бог, я не желал прибегать к тяжёлым репрессиям, но ты вынуждаешь меня поступить именно так.
— Эдуард Валентинович…
— Замолчи и внимательно слушай. Запомни раз и навсегда: никто не смеет называть бредятиной то, что я говорю. Я не требую от тебя всеобъемлющей любви и слепого преклонения. Я лишь хочу, чтобы ты, как и остальные служащие, подчинялся дисциплине. Это не такое уж и сложное условие. Считаю, что десять часов в холодной комнате вразумят твою голову, и отныне ты будешь сдержаннее в эмоциях и серьёзнее в своей деятельности.
— Эдуард Валентинович!
— Всё, мой друг, — категорично отрезал именинник. — Если ты хочешь оставаться им и впредь, то легко исполнишь это наказание.
— Эдуард Валентинович, — вклинился в разговор Вадик. — То, что сейчас происходит, для меня, если откровенно, весьма неожиданно. Игорь действительно ни в чём не виноват. Для него эта задержка и впрямь оказалась непредвиденной – он переживал всю дорогу. Давайте попробуем обойтись без расправ, тем более в такой знаменательный день.
— Вадим, добрая душа, благородно с твоей стороны встать на защиту товарища, но дело уже не в задержке, — ответил мужчина. — Печально, что всё произошло в мой день рождения, но это никоим образом не отменяет главного: нужно придерживаться дисциплины и следить за субординацией. — Он отошёл в сторону, открывая путь своим сопровождающим. — Уводите его.
— Эдуард Валентинович, — отчаянно протянул молодой человек. — Прошу вас, простите меня, я никогда не повторю подобного.
— Надеюсь на это, — сухо произнёс тот. — Поговорим позже.

Вадим должен был что-то сделать. Должен был в очередной раз вмешаться и попытаться уберечь Игоря от будущих мучений. Но пока охрана, схватив его под руки, двигалась в сторону выхода, выводя на леденящий холод, он размышлял лишь о том, что лучший друг никогда не курил сигареты. Эта странная догадка шустро вонзилась в голову, начав там яростно развиваться.

— Нельзя позволять себе передышку, пока работа не выполнена до конца, — медленно изрёк хозяин дворца, когда троица покинула помещение. — Иначе всё погрязнет в болотном хаосе безответственности.
— Куда его потащили? — спросил Вадим.
— В холодную комнату, — Эдуард Валентинович положил руку ему на плечо. — Не беспокойся: не думаю, что ты когда-то окажешься в ней. Ты более надёжнее, Вадим. Как себя чувствуешь?
— Я чувствую себя хорошо, — ответил Вадик.
— Вот и славно, — улыбнулся мужчина. — Впереди долгожданное представление, но для начала тебе стоит подкрепиться после долгой дороги. Идём, я провожу тебя к гостям.
— Игорь просидит в заточении десять часов, — задумчиво проговорил Вадим. — Что он должен уяснить для себя? Что обязан исполнять точно в срок любую вашу прихоть?

Именинник нахмурил брови:
— Не понял.
— Вся жизнь проходит под командованием кого-то или чего-то, — покачал головой Вадик. — Даже здесь.
— О чём ты, мой друг?
— Нет, Эдуард Валентинович, — твёрдо сказал Вадим. — Я никогда не был вашим другом и никогда им не буду.

Как Вадим не был другом Эдуарду Валентиновичу, так и Игорь не был приверженцем здорового образа жизни или ярым противником одной из самых вредных человеческих привычек. Просто так сложилось, что он не курил.

Но когда они ехали сюда, друг чадил как паровоз и Вадим спрашивал себя, почему сразу не обратил на это внимание. Вероятно из-за паники, других объяснений не было. Паника затуманила разум, переключив всю наблюдательность на внутренние ощущения, и он проморгал очевидный факт, который сейчас и раскрыл ему карты.

Самое первое предположение всегда верное.

С самого начала он был прав – всё вокруг было фикцией. Масштабной сказкой и необыкновенной фантазией, проработанной до крохотных мелочей его творческим мозгом. Ничего этого не было и в помине! Не существовало никакого дворца на Южном полюсе, ледника и курящего Игоря.

Вадим понял, что в это самое мгновение он находится внутри собственного сна, а это означало, что единственным хозяином положения являлся он сам. Это открытие настолько его воодушевило, что он с трудом сдерживал широченную улыбку на устах. Отныне первобытного, высасывающего всю энергию страха больше не существовало. Его место заняла необъятная радость, сочившееся чуть ли не из каждой поры его фантомного тела. Впервые в жизни он осознал себя во сне, что не могло не вызывать ликующего восторга.

— Мне не нравится твой тон, Вадим, — проворчал именинник. — Будь добр, объясни, о чём ты толкуешь?
— Уже неважно, нравится ли вам мой тон или нет, — беспечно сказал Вадик. — Всё должно было быть иначе.
— С такой наглостью со мной ещё никто не разговаривал, — нервно хмыкнул Эдуард Валентинович. — Быть может я и преувеличил, утверждая, что ты не попадёшь в холодную комнату. Если хочешь последовать за другом – милости прошу. Как только вернётся охрана, ты немедленно отправишься в это увлекательное путешествие.
— Она не вернётся.
— Что?
— Что слышали – она не вернётся.
— Да что ты себе позволяешь, а? — ошарашено спросил Эдуард Валентинович. — Я всегда считал тебя рассудительным человеком. Зачем ты заставляешь меня в этом усомниться?
— Ваша главная беда в том, что вы думаете, будто контролируете ситуацию. Но это не так.
— Уж не хочешь ли сказать, что контролируешь её ты? — злобно спросил мужчина.
— Вы совершили чудовищную ошибку. Вы наказали моего друга, который ни в чём не виноват. Этого я не могу простить.
— Правда? И что ты сделаешь?
— Я прерываю ваш праздник, и вы не в состоянии перечить.

Как только были сказаны эти слова, за пределами дворца послышался оглушающий треск, напоминающий раскат грома. На секунду земля дрогнула, проваливаясь вглубь, и с потолка, на голову Эдуарда Валентиновича, осыпалась щепотка белого камня.

Отряхнув волосы от песка, он впился в Вадика безумным взглядом и прокричал:
— Ты прерываешь не мой праздник, глупец! Одумайся!

Вадим не был жестоким человеком. Он всегда старался найти понимание с людьми, без труда проявлял эмпатию и доброжелательность, в любых жизненных ситуациях добивался принести только пользу, нежели вред.

Но в данный момент, зная, что только от него зависит будущее развитие его же вымысла, он хотел запечатлеть в своей памяти истинное разрушение, стать создателем грандиозной катастрофы и насладиться этим ощущением сполна.

Поэтому когда после второго пронзительного грохота, мраморный пол, не выдержав очередного землетрясения, разъехался в стороны, унося Эдуарда Валентиновича в образовавшийся бездонный колодец, он восхищённо улыбнулся, упиваясь собственной властью и безграничными возможностями. Достаточно было лишь помыслить действие, прокрутить его в уме, как оно тут же исполнялось.

Одетые в стильные костюмы мужчины и грациозные платья женщины, в ужасе выбегали из галереи, в надежде вырваться за пределы коллапсирующей резиденции. Всеобщий ажиотаж был настолько ярким и реалистичным, что Вадим не прекращал поражаться этой фантасмагории.

Словно по взмаху волшебной палочки, незаметно минуя толщу стен, он оказался на колком от мороза воздухе, невозмутимо шагая по той самой широкой алее, по которой шёл в особняк несколько минут назад, испытывая иррациональный страх и выбивающий из колеи кошмар.

А затем Вадим и вовсе оторвался от холодной земли. Медленно и плавно левитируя над просторной территорией, он поднял правую руку и щёлкнул пальцами, словно стоящий на сцене иллюзионист. Гигантские ледяные стены, окружающие дворец, издав неприятный скрежет и протяжный гул, тут же пришли в движение, смыкаясь навстречу, друг к другу, уничтожая и сминая всё на своём пути, погружая каменную постройку и изумлённых гостей в вечную мерзлоту потаённого рассудка главного архитектора этого места.

— Торжество окончено, — сказал молодой человек, предвкушая скорую возможность поделиться со знакомыми уникальнейшим опытом ясной осознанности в сновидении.

Он закрыл глаза и почувствовал, как его тело оказалось в центре неизмеримого сумасшедшего вихря, крутящегося с огромной скоростью, постепенно превращавшегося в сжатый комок кристально чистой космической энергии. Подумав, что вот-вот проснётся, Вадик расслабился, пропуская через себя ритмичную пульсацию и эластичные колебания, поступающие из водоворота резко нагрянувшей активности.

Он был готов вернуться в настоящий мир. В тот мир, где действовали истинные законы мироздания.

Однако оказался далеко не там.

3.

Белый цвет явно его преследовал, словно маньяк жертву, добиваясь залезть в мозг поглубже, впиваясь в нейроны цепким хватом, требуя покорности и безотказного смирения.

Вадим сидел за металлическим столом, недоуменно вращая головой, разглядывая светлые стены небольшой комнаты, в которой только что очутился. Пара стульев и неширокая дверь, справа от него, – вот и всё что тут было. В подобных помещениях ему не приходилось находиться раньше, даже во время собеседований на работу, и сейчас он испытывал лёгкое раздражение от собственного неведения.

Он не должен был здесь быть, если только речь не шла об очередном сне. Кажется, за одну ночь их снится около пяти или шести, Вадим где-то читал об этом, и снятся чуть ли не каждый день, просто человек не всегда о них помнит.

Хотя если это следующий сон, то как он сразу же осознаёт себя в нём? Ведь чтобы научиться так делать, требуются кропотливые ежедневные тренировки. Об этом он тоже читал в своё время.

Послышался резкий щелчок, прозвучавший в тишине пространства довольно громко, и узкая дверь наполовину приоткрылась, пропуская вовнутрь мужчину средних лет, одетого в чёрные брюки и рубашку.

— Здравствуйте, Вадим, — произнёс он бархатным голосом.
— Вы кто? — без предисловий начал тот.

Выдвинув второй стул из-под стола, незнакомец неторопливо уселся напротив, закинув ногу на ногу и сложив ладони в замок.

— Меня зовут Кратенбург А́нвой, — сообщил он. — Я глава департамента один-ноль-один. Мы с вами уже встречались не так давно.
— Не припоминаю, если честно.
— Совершенно верно. С ней есть небольшие проблемы, с вашей памятью. Мы были не в состоянии повлиять на её работоспособность, поэтому временами она исчезала.
— Не понял, — нахмурился молодой человек. — О чём вы?
— Больше всего пострадал гипокамп, — невозмутимо продолжал мужчина. — Также из строя выведены лобные доли и префронтальная кора. Из-за этого семантическая и эпизодическая декларативная память страдает и вызывает искажения в общем восприятии. Вам пришлось несладко, Вадим, это правда, но вы пытались бороться.
— Подождите, — замотал головой Вадик. — Как вы говорите, вас зовут?
— Кратенбург Анвой.
— Вы, вообще, кто?
— Я тот, кто заключал с вами договор. С вами и вашим другом Игорем. Он, кстати, продолжает его придерживаться.
— Какой договор? — нервно протянул Вадим. — Что вы несёте?
— Вы нарушили реконструкцию, а делать это категорически запрещено. Результат не заставил себя ждать: вы здесь, и у меня для вас плохие новости.
— Я сделал что-то нехорошее?

Кратенбург вздохнул:
— Человек возводит высокое здание, плотное и увесистое. Он рассчитывает каждый необходимый элемент, прорабатывает водо- и теплоснабжение, проводит вовнутрь электричество. Всё сделано грамотно. Скоро здание заселят люди и будут полноценно жить, ни о чём не беспокоясь. Радость и благодать. Но на начальном этапе, человек совершил ошибку. Он залил фундамент, не соответствующий объёмам сооружения. Проходит время и под напором огромной массы бетон крошится, расползается в разные стороны, вызывая тем самым разрушение всей структуры. Как вы считаете, Вадим, можно ли сказать, что этот человек сделал что-то нехорошее?
— Что всё это значит? — спросил Вадик. — Где я нахожусь?
— Или такой пример, — как ни в чём не бывало, продолжал мужчина. — Судостроительная компания спроектировала огромный корабль. Её представители во всеуслышание заявляют, что лайнер непотопляем, несмотря на то, что сделан из железа. Один из руководителей этой компании присутствует на первом рейсе и просит капитана увеличить скорость до максимума, чтобы весь мир видел: эта посудина и впрямь уникальна. Но вот корабль натыкается на айсберг и тонет, унося жизни большого количества людей. Тонет из-за того, что скорость была на пределе, и экипаж не успел адекватно среагировать на угрозу. Как, по-вашему, руководитель сделал что-то нехорошее?
— Я прошу ответить на мой вопрос, где я нахожусь? — недовольно повторил Вадим.
— В коме, — сказал Кратенбург.

Его вид излучал неподдельное умиротворение. Он буквально был пропитан безмятежной идиллией, со стойкой невозмутимостью. Он был уверен в том, что говорил, уверен на все сто процентов. Его овальное лицо, с небольшой аккуратной щетиной, сохраняло полное спокойствие, а в глазах застыло искреннее сожаление.

Вадим обомлел от услышанного. Его тело вновь наполнилось тяжёлой тревогой, погружая в свои омерзительные объятия ещё и сознание, наполняя его многочисленными вопросами и тошнотворными мыслями.

— Как это понимать? — с дрожью в голосе поинтересовался он.
— Вы лежите в реанимационном отделении сто двадцать второй клинической больнице, в Санкт-Петербурге, — сообщил Анвой. — У вас кома третьей степени. На окружающий мир вы не реагируете, но техническая функциональность организма продолжает свою деятельность.
— Нет, вы лжёте, — истерично ухмыльнулся Вадик. — Такого не может быть. Как тогда я с вами беседую?
— Глупость, Вадим, — вместо ответа сказал Анвой. — Человеческая глупость не знает границ. Ощущая энтузиазм и невероятную эйфорию от реализации долгого проекта, человек заливает неправильный состав бетона. Он не совершает нечто нехорошее, он просто делает глупость. Точно такую же глупость сделал руководитель судостроительной компании. И точно такую же глупость сделали вы.
— Не понимаю, — пробормотал Вадик.
— Мой департамент даёт возможность возврата. Допустим, кто-то попадает в область между жизнью и смертью. Кома – это именно та область. Как быть? Когда кому-то суждено умереть – он умирает. Но вот человек оказывается в коме. Он и не умер, но и не жив. Внутренние органы работают, но толку от этого мало. Постигать неизвестное, приносить миру пользу, наслаждаться жизнью, человек не в состоянии. Именно в этот момент он попадает сюда.
— Вы хотите сказать, что Игорь тоже в коме?
— Совершенно верно, — просто ответил Анвой. — Мы создаём реконструкцию, даём вам задачу и предоставляем возможность возврата в реальный мир. В ваш мир, Вадим. Там, где живут ваши близкие. Все эти люди обеспокоены вашим состоянием. Они не находят себе места, предполагая, что только медицина может вернуть вас обратно. Однако, это заблуждение. Единственное, что может вас вернуть, это выполнение задачи в нашей реконструкции.
— Какой?
— В той, где вы и были.
— В том дворце?
— Вам нужно было работать на одного человека, — пояснил Кратенбург. — Эдуард Валентинович также находится в коме, и также выполняет свою миссию. В чём её цель, знать лично вам, Вадим, не обязательно. Ответ на этот вопрос за пределами вашего понимания. Вы лишь должны были быть его спутником.
— Но ведь это был сон, — напомнил Вадик. — Игорь курил сигареты, а он не курит.
— Игорь курил в реконструкции, и в этом нет ничего удивительного, — скромно пояснил Анвой. — Мы связываем её с мозгом. Она влияет на него, создавая картинку и некую эвентуальность, для манёвров ваших непосредственных действий. Парадоксальность заключается в том, что мозг может менять саму структуру конструкции, воспринимая её как сновидение или галлюцинацию. Это проблема, которую невозможно решить, так как отключить человеческое воображение мы не в состоянии. Единственное, на что мы способны, это лишь предупредить человека о печальных последствиях такой практики.

На короткий срок Вадим замолчал, погружаясь в невыносимо мрачные раздумья, после чего внезапно спросил:
— А почему я в коме?

Он не знал, что на самом деле произошло, после того, как озвучил данный вопрос. Но ответ ему уже был не нужен. С этого момента он вспомнил.

Вспомнил абсолютно всё.

— Вы попали...
— В аварию, — докончил фразу молодой человек.

Кратенбург кивнул головой:
— Именно так.

Всё словно встало на свои места. Металлическая клетка, удерживающая прошлые события, растворилась, вбрасывая их в память безумным потоком ярких кадров.

— Мы возвращались из Красной Зари, от родителей Игоря, и столкнулись с машиной, недалеко от кольцевой, — прошептал Вадим. — Мы попали в аварию.
— Теперь вы осознаёте последствия своих действий? — медленно произнёс Анвой.

Вадим посмотрел на него с ужасом в глазах:
— Я изменил ход событий.
— Что делать категорически воспрещается, — напомнил Кратенбург.
— Боже, — Вадим закрыл лицо руками, — я поменял ход событий.
— Когда вы впервые потеряли память, ваш друг неоднократно пытался вам объяснить то положение, в котором вы с ним оказались.
— Да, я помню, — сказал Вадик. — Я помню, как спорил с ним.
— Вы пытались бороться, Вадим, — вновь повторил Анвой. — Вы подстраховались.

Это было правдой. Он подготовился. После первого приступа амнезии, он написал в своём блокноте целую поэму, рассказывая самому себе, что с ним произошло на самом деле. В реконструкции блокнот носил странное название «памятка строителя дамб», и сейчас, сидя за столом, Вадим вспомнил, как нашёл его в своём рюкзаке, по пути во дворец Эдуарда Валентиновича. Нашёл, но не раскрыл и не прочитал, что повлекло за собой непростительную ошибку.

Игорь предупреждал, чтобы он ничего не менял. Да и сам Вадим начертил на рюкзаке эту надпись, надеясь на тот момент, что данная заметка даст возможность плотно задуматься, выводя его на истинный путь.

Ничего не помогло. Всё оказалось бесполезным.

— Я нарушил договор, — пробормотал Вадим, — но сделал это не специально.
— К сожалению, это не имеет значения, — сказал Кратенбург. — В договоре точно указано: никаких изменений реконструкции. Ваше физическое, либо эмоциональное состояние, не учитывается. Здесь это не работает.
— Дайте мне ещё один шанс.
— Нет, Вадим. Что сделано, то сделано. Я не вправе предоставлять некие исключения. И даже если бы хотел – не смог. У меня нет необходимых ресурсов, и я не наделён такой властью.
— Пожалуйста, — взмолился Вадик. — Верните меня туда. Верните меня к Игорю.
— Зачем? — поинтересовался Кратенбург, сморщив лоб.
— Я хочу обратно домой, — ответил молодой человек.
— Для чего?
— Для того чтобы жить.
— Рано или поздно все умирают, Вадим, — сказал Анвой. — Умирают стариками или молодыми. Кто-то, вообще, накладывает на себя руки, убегая от несуществующих проблем. По воле случая, я могу пообщаться с такими персонажами. Когда до них доходит весь ужас их нелепого поступка, они просят вернуть их назад, молят о возвращении в привычный для них ракурс, на несгораемую константу прямой, и не понимают, что она уже давно сгорела, а прямая и вовсе растворилась в вечности.
— Кратенбург, прошу вас, — прошептал Вадим. — Всего один шанс. Ведь я не виноват, что потерял память.
— Но и мы не виноваты, — проговорил Анвой.
— Я не виноват! — закричал Вадим, после того, как из его глаз потекли слёзы. — Я не хотел этого!

Обратной дороги не было.

Он помнил, как Кратенбург, при первой встрече, делал акцент на главном пункте договора. Он помнил Эдуарда Валентиновича, который, за время службы, всегда был к нему снисходителен. Помнил, как разговаривал с ним о возвращении и как предложил выступать на его дне рождения. Ты прерываешь не мой праздник, глупец! Одумайся!

Он сглупил. Сглупил по-крупному.

И когда слёзы прекратили литься, Вадим уставился в пол, мечтая исчезнуть из этих стен, увидеться с родными и сказать им, что он жив, и отныне всё будет хорошо.

Кратенбург поднялся:
— Прощайте, Вадим.
— Что со мной теперь будет?
— Вас ожидает погружение внутрь, в пустоту, — Анвой двинулся к выходу. — Ваше время пришло.

Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

***

Он стоял посреди дороги, на главной улице маленького городка. Прямо перед ним было расположено двухэтажное кирпичное здание, являвшееся серым унылым и давным-давно забытым людьми родительским домом. Здесь Вадим и появился на свет.

Вокруг не было ни души. Его окружали лишь стоявшие в ряд ветхие строения и массивные деревья, пребывающие в печальной неподвижности. Над головой светило солнце. Было жарко.

Он повернулся в нужном направлении и отправился к своей многоэтажке, где прожил первые пятнадцать лет своей жизни.

Он шёл вперёд, осматривая местность, и вспоминал, как ходил по разбитым тротуарам этой улицы в школу и обратно. Он никогда не ездил на автобусах. В те мгновения пешая двухкилометровая прогулка в одиночестве представлялась интересным приключением.

Череда построек закончилась, и теперь справа от него находилась территория бывшего завода, а слева огромный зелёный луг, в конце которого возвышался широкий холм, где и обосновался его родной район.

Он стоял перед полем и видел вдалеке, среди многочисленных панелек, два верхних этажа своей пятиэтажки. Синее небо и яркая природа пробудили внутри Вадима ностальгию по тем временам, когда он мальчишкой мчался по тропинкам домой и придумывал песню об облаках. А зимой он едва проходил через этот участок, так как лежащий повсюду снег, отражая солнечный свет, безжалостно его ослеплял. Это было дивное время, которое безвозвратно кануло в небытие, вместе со всей гаммой радостных ощущений.

Он прошёл по мягкой почве несколько шагов и оцепенел. Огромный кусок пространства – то самое место, где был его район – растворился в непроглядной темноте. Страшное пятно разрасталось, погружая в свои контуры близлежащие окрестности, а затем резко начало проявляться со всех сторон, уничтожая до боли знакомый ему пейзаж, вместе с небом и яркими лучами.

Вадим в панике повернулся назад и побежал, до конца не понимая, куда нужно двигаться и каким образом он может спастись. Он просто бежал прямо по дороге, временами оглядываясь назад и наблюдая, как чёрная материя стремительно движется за ним, пожирая мир его детства, мир, в котором он вырос.

Он твёрдо решил не сдаваться, однако очень скоро силы были на исходе, и он заметно уменьшил темп, тогда как мрак за его спиной всё больше набирал обороты.

В голову вонзилась страшная и вполне очевидная догадка: он не выдержит этой гонки. Убежать от этой бездны невозможно, да и некуда. Это физически невыполнимо.

Но он бежал. Крича от страха и мысленно призывая Бога пощадить его, он бежал не останавливаясь. Ровно до того момента, пока дьявольская чернота не настигла его.