Отвали (Новелла) | Глава 80
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
«Что он собирается достать?» — подумал Дилан, чувствуя, как страх смешивается с дурным любопытством. Он замер, наблюдая, как Люсьен лёгкой походкой направился к шкафу, где лежала его форма.
— Нет! Не надо! Мне не любопытно!.. — запоздало крикнул он, но было уже поздно.
Люсьен быстро вернулся, и в его протянутой руке на ладони лежало что-то металлическое и до боли знакомое.
— Вот, — ответил он. Дилан уставился на предмет, и его мозг на мгновение отказался опознавать его. Это не могло быть правдой. Но это были они. Его собственные служебные наручники.
— Как, откуда?.. — растерянно пробормотал Дилан, но тут же осёкся и резко вскинул руку. — Нет, неважно. Не говори.
«Разве не ясно, как он их достал?» — пронеслась в голове унизительная мысль. — «Обшарил карманы пиджака, пока я был в душе. И перерыл ящики стола, пока я спал».
Осознание того, насколько он был уязвим, насколько вся его личная территория была вскрыта и изучена, вызвало приступ тошноты.
«Сам виноват», — с горечью подумал он. — «Всё было решено в тот момент, когда я позволил ему остаться».
Дилану хотелось броситься на Люсьена, придушить его, но что-то останавливало. Внезапно вспомнилась дурацкая сказка из детства о человеке, который нашёл в своём доме проклятый предмет и пытался от него избавиться. Но с каждой отчаянной попыткой несчастья лишь множились, пока он не потерял всё. Дилан чувствовал себя этим человеком. Люсьен был его проклятым предметом. Любая борьба, любая агрессия приведёт лишь к тому, что станет хуже. Он выселит Элис, соседскую семью мигрантов. А потом последует за ним. Единственный выход — не делать резких движений и не злить судьбу.
— И что… что мне с этим делать? — наконец хрипло спросил он, глядя на наручники.
После долгой напряжённой паузы Дилан протянул руку и взял холодный металл с ладони Люсьена. Тот посмотрел на него сияющими, полными предвкушения глазами.
— Надень их на меня, — прошептал он, с готовностью протягивая вперёд свои запястья.
— Что? — Дилан тупо уставился на здоровенного парня, который с радостью предлагал себя заковать.
Пока он растерянно моргал, Люсьен с самой невинной и гордой улыбкой пояснил свое гениальное решение:
— Можешь пристегнуть меня на время сна. Тогда я не смогу сделать тебе ничего плохого, а ты будешь спать спокойно. Хорошо?
Дилан смотрел на него, не зная, как реагировать. Он провёл рукой по лицу, закрывая глаза.
— Да что же это такое… — пробормотал он.
«Какая структура мозга должна быть, чтобы предлагать подобное? Даже если вскрыть ему череп, я вряд ли что-то пойму».
— Думаешь, от этого я смогу тебе доверять и успокоюсь? — всё ещё не веря, прошептал Дилан.
Люсьен мягко улыбнулся, его голос был полон нежной логики.
— До сих пор я ведь не причинил тебе никакого вреда? Даже пальцем не тронул. Разве этого недостаточно?
«Конечно, это правда», — с горечью признал Дилан про себя. Люсьен на удивление строго соблюдал физические границы. Но разве из этого следует, что с ним можно спокойно спать в одной постели? Это было совсем другое дело.
— Почему я вообще должен спать с тобой в одной постели?! — снова взорвался Дилан. — Не нужно было вообще притаскивать эту дурацкую огромную кровать!
— Но этот матрас бывает только такого размера! — заныл Люсьен как ребёнок. — А я не могу спать на другом!
От этого упрямства у Дилана по спине потек холодный пот. Он молчал. Люсьен вновь взмолился:
— Пожалуйста, Дилли! Я же даже феромоны не испускаю!
«И это правда», — с горечью признал Дилан про себя.
Оглядываясь назад, он понял, что за весь прошедший месяц ни разу не чувствовал феромонов Люсьена. Их подавление требовало огромной сознательной дисциплины. Это значило, что всё его поведение было лишь хорошо разыгранным спектаклем. Вопрос «как ты это делаешь?» чуть было не сорвался с языка, но Дилан вовремя прикусил его. Он не должен был проявлять интерес, потому что это лишь поощрило бы Люсьена и позволило бы ему войти ещё дальше в его жизнь.
В его голове, отчаянно ищущей выход, наконец выкристаллизовался долгосрочный и, пожалуй, единственный возможный план. Нужно было притвориться. Успокоить его, усыпить его бдительность, заставить поверить, что он победил. А потом, когда он расслабится, сбежать. Исчезнуть так, чтобы его не нашёл даже дьявол.
«Три месяца», — дал он себе срок. — «Должно хватить».
Приняв это решение, Дилан снова посмотрел на наручники в своей руке. Значит, сейчас нужно было сделать первый ход в этой долгой игре. Он взвесил варианты. Отказаться от наручников — значит, проявить неповиновение, что, как подсказывал опыт, сделает только хуже. Принять его игру — значит, получить хотя бы иллюзию контроля и сделать первый шаг в своём плане.
— Ты сам это предложил, — сказал он наконец ровным голосом.
Прежде чем защёлкнуть наручники, Дилан твёрдо посмотрел на него, без слов требуя клятвы, что это не ловушка. Люсьен с мягкой понимающей улыбкой кивнул, словно говоря: «Не волнуйся». Он отнёс ключ на кухню и демонстративно положил его на середину стола. Это был его единственный жалкий акт контроля в этой ситуации: ключ был на виду, в нейтральной зоне.
Когда он вернулся, Люсьен всё так же ждал, с готовностью протягивая руки. Дилан с тяжёлым нерешительным вздохом подошёл ближе. Металл в его руке казался необычайно холодным и тяжёлым. Раздался резкий металлический щелчок, эхом отдавшийся в тишине комнаты — Дилан застегнул наручники на запястьях Люсьена.
«Надевать наручники на человека, который не совершил преступления…»
Мысль о том, что он, офицер полиции, использует символ закона в какой-то извращённой личной игре, заставила почувствовать себя грязным. Он пересёк черту, стал участником, а не жертвой. Дилан поднял голову — и замер. Люсьен с отсутствующим, но каким-то восторженным выражением лица смотрел на свои закованные руки, словно на произведение искусства.
— Что это за выражение лица? — хрипло спросил Дилан. По коже пробежали мурашки, и он невольно отступил на шаг.
Люсьен, всё так же глядя на наручники, ответил:
— Ты ведь меня связал. Сам. Надел на меня наручники.
Он глубоко, счастливо вздохнул и вдруг поднял голову, устремив на Дилана сияющий взгляд.
— Дилли, может, привязать меня к кровати будет ещё безопаснее? — предложил он сбивчивым, полным энтузиазма шёпотом. — Так я ведь всё ещё могу дотронуться до тебя, потереться лицом. Или, может, наденешь на меня ошейник? Можешь обращаться со мной, как с собакой. Я буду ждать на полу сколько угодно, пока ты не прикажешь. А? Как тебе?
Кровь отхлынула от лица, оставляя после себя ледяную пустоту. В ушах зазвенело. Он смотрел на сияющее, предлагающее себя чудовище. Впервые за много лет, Дилан, давно забывший о Боге, вознёс ему отчаянно-безмолвную молитву.
«Пожалуйста. Сделай так, чтобы я просто исчез. Сотри меня. Пожалуйста!»
— Да что это за парень такой? — думал Дилан, лёжа в кровати и уставившись в тёмный потолок.
Эта абсурдная процедура повторялась уже несколько дней подряд. Каждый вечер, перед сном, он разыгрывал этот спектакль. Сначала застёгивал наручники на запястьях Люсьена. Затем он строил посреди огромной кровати стену из подушек, разделяя территорию. После этого брал вторые наручники и приковывал лодыжку Люсьена к тяжёлой ножке кровати, чтобы тот не смог добраться до кухни, где на столе лежал ключ.
И каждый раз Люсьен смотрел на него с восторгом, а однажды даже прошептал: «Спасибо, что связал меня, Дилли!».
«Для кого вообще это ограничение?» — этот вопрос мучил Дилана каждую бессонную ночь. Подушки по утрам всегда лежали нетронутыми. Люсьен спал мирно, покорно закованный, не делая ни единой попытки нарушить границу. Единственным, кто страдал от этого ритуала, был сам Дилан, который уже несколько дней не мог нормально спать от постоянного напряжения.
«Как я вообще связался с таким типом, что вся моя жизнь пошла кувырком?» — думал он, чувствуя, как гудит голова от усталости.
Утренняя рутина стала такой же привычной. Дилан просыпался, отстёгивал наручники. Люсьен тут же вскакивал и, пока тот был в душе, спешил на кухню. Всё, что требовало времени, вроде выпечки хлеба, он готовил заранее, с вечера, так что утром на сервировку уходило не больше десяти минут.
И вот Дилан сидел за столом, а Люсьен с сияющим лицом наблюдал, как он ест. Он старался не смотреть, но взгляд сам собой цеплялся за запястья Люсьена — за тёмные, не проходящие полосы от металла, которые оставались на его коже. Эти следы вызывали в нём странную смесь жалости и отвращения.
«Зачем он так старается? Почему так упорно хочет быть рядом со мной?»
Ответ был очевиден, но Дилан отказывался его принимать. Люсьен и раньше говорил, что любит его.
«Но это же было столько лет назад…» — подумал Дилан, чувствуя, как снова подступает тошнота. — «Как можно хранить чувства так долго?»
Это было не просто упрямство, это была одержимость. Он не мог поверить, что кто-то способен на такую болезненную преданность, особенно когда он сам не давал ничего взамен. По правде говоря, он ведь совершенно забыл о Люсьене, пока тот вновь не появился призраком прошлого.
«Больше так не могу», — внезапно решил Дилан. Удушающее чувство заботы, от которой некуда было деться, нужно было сбросить. Стены квартиры начали давить. К счастью, была пятница.
— Сегодня буду поздно, ложись спать без меня, — бросил он через плечо, поднимаясь из-за стола.
— Почему? График изменился? — тут же тревожно отреагировал Люсьен.
Дилан схватил ключи от машины. Он не хотел вступать в пререкания, а потому направился к выходу.
— Пойду выпью стаканчик. Выходные же.
— Что? Дилли… — попытался что-то сказать Люсьен, но Дилан захлопнул за собой дверь, отрезая его голос.
«Конечно, дело не только в выпивке», — подумал он, нажимая кнопку лифта. С тех пор, как появился Люсьен, он совершенно не мог расслабиться. Накопившееся напряжение, страх и раздражение грозили просто взорвать его изнутри. Ему нужна была разрядка.
«Надеюсь, сегодня будет много парней в моём вкусе», — подумал Дилан, когда двери лифта открылись.