Опасный уровень (Новелла) | Глава 51
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Глава 9. Абсолютное совершенство
С самого утра в «маленьком доме» царила суета, хотя время завтрака ещё даже не наступило. Суетливые незнакомцы то и дело сновали туда-сюда, занося внутрь коробки и чемоданы разных размеров. Шиу и Гону, несмотря на то, что были хозяевами этого дома, могли лишь молча наблюдать за происходящим.
Один — из-за решетки своей комнаты-клетки, другой — прислонившись к ней снаружи.
Шиу легонько толкнул брата кончиком босой ноги.
— Нет. Но, кажется, я догадываюсь, что происходит. И ты тоже.
Шиу запоздало охнул. Он совсем забыл о свадьбе. Как по-идиотски. Все эти дни после возвращения голова была совершенно пустой и он ни о чем не мог думать. Возможно, Доджин как раз на это и рассчитывал. Чтобы ни дурацкие обещания, ни эти терзающие, неуместные для братьев чувства не могли стать помехой. Он запечатал его мысли так же, как затыкал его плоть. В своем стиле.
От слов Гону лицо Шиу резко окаменело. Неужели этот день и правда настал? Неужели он пришел за ними с Гону, потому что младшие братья были нужны, чтобы отвести их на свадебную церемонию? Шиу вцепился в прутья решетки и прижался к ним лицом, пытаясь разглядеть хёна. Но Доджин, сидевший на диване в гостиной с планшетом в руках, не удостаивал взглядом ни братьев, ни снующих по дому людей.
Услышав доклад секретаря, Доджин наконец оторвал взгляд от экрана и кивнул. Он поднялся и направился к братьям, которые не сводили с него глаз. Их взгляды, полные немого вопроса, были так похожи, что на губах Доджина мелькнула короткая усмешка.
Стоило ему открыть дверь клетки, как Гону, до этого сидевший в развязной позе, вскочил на ноги. Он был готов ринуться внутрь в ту же секунду, но Доджин преградил ему путь, заставив нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Теперь без разрешения Доджина он не мог даже прикоснуться к собственному брату. Гону лишь беспомощно метался взглядом, не решаясь обойти старшего.
Шиу медленно отступил вглубь, как только дверь открылась. Он старательно стер с лица все эмоции, но Доджин не мог не заметить его волнения и намеренно заговорил с братом тем тоном, который тому нравился. Ему не хотелось, чтобы начало такого важного дня было омрачено размолвкой.
— В моём присутствии нет никакой необходимости.
Он не хотел этого видеть. Кажется, Доджин говорил, что церемония будет скромной, без пышного торжества. Не было никаких причин звать на это «скромное» событие неполноценных братьев, которых семья никогда толком и не признавала. К тому же, отношения между ним, Доджином и Гону были далеки от нормальных братских, и оттого присутствовать на свадьбе хотелось ещё меньше. У Шиу не хватило бы духу смотреть в лицо не только родственникам, но и ей — той, что знала все их секреты.
— Необходимость? И кто же её определяет? Ты, Шиу?
Шиу сглотнул вязкую слюну. Его имя на губах брата ощущалось тугой удавкой, медленно затягивающейся на шее. Все происходит по воле хозяина. А значит и его, Шиу, «необходимость» определяет лишь воля Доджина.
— Гону, иди наверх и готовься.
Ледяной тон Доджина не оставлял пространства для спора. Гону медленно развернулся и пошёл. Злить старшего брата — себе дороже. В конце концов, это было предрешено. И все прекрасно понимали, что женитьба ничего не изменит в их маленьком трио. Лишь Шиу отчаянно не желал этого понять. И поэтому Гону задавался вопросом: зачем так упрямиться? Ты же не хочешь, чтобы тебя впервые за долгое время избили до кровавых рубцов?.. «Жалкий ты упрямец, Ча Шиу».
Когда Гону скрылся из виду, Доджин подошел к застывшему, словно изваяние, Шиу, взял его за плечо и повел за собой. Закатав рукава своей рубашки, он втолкнул брата в ванную комнату. Шиу замер, молча глядя, как тот заходит в душевую кабину и берет в руки лейку. Доджин протянул ему руку.
— Раздевайся и иди сюда. Примем душ.
«Что же это за грандиозная свадьба, если из-за неё меня мучают с самого утра?» — с горечью подумал Шиу. Он не хотел ни смотреть, ни присутствовать, но ничего не мог поделать. Закусив губу, Шиу рывком, одну за другой, расстегнул пуговицы пижамной рубашки. Вскоре он был абсолютно обнажён, и, проигнорировав протянутую руку Доджина, шагнул в душевую кабину.
Доджин тихо вздохнул, глядя на брата, который выставил все свои колючки, словно в немом протесте. «Вот бы он просто слушался…» Глупый младший брат вел себя так, будто забыл обо всех обещаниях. И это при том, что он безропотно вверял свое тело в его, Доджина, руки.
Доджин с особой тщательностью настраивал температуру воды, а затем направил струю на Шиу, омывая его тело. Он долго и бережно тер его кожу, мыл волосы, а затем несколько раз сжал в руке мочалку… И вдруг резко уронил её на кафельный пол. Его рука, покрытая мыльной пеной, тут же скользнула между ягодиц Шиу.
Шиу привычно оперся руками о плечи склонившегося Доджина.
Он судорожно втянул воздух и расслабил мышцы внизу. Скользкий палец тут же вошел в него. Внутри не было никаких следов недавней близости — прошлой ночью они вместе принимали ванну и Доджин уже всё вычистил. И всё же он снова и снова омывал и успокаивал его проход скользкими, мыльными пальцами.
Это было их традицией. Очищать потаенную ложбинку между ягодицами перед тем, как закончить принимать душ, было лишь одним из пунктов установленного порядка. Даже во времена, когда они вели себя как братья и Доджин не переходил границ интимных запретов. Но что тогда, что сейчас — Шиу одинаково доверял ему свое тело. И оттого упрямство брата, отказавшегося взять его за руку, казалось Доджину просто смешным.
Его ласки сегодня были куда настойчивее, чем обычно. Доджин стимулировал пальцами чувствительную точку, расположенную внутри. Тело Ча Шиу было послушным, в отличии от самого Шиу. От сладкой пытки он плотно сжал бедра и уткнулся лбом в плечо Доджина. К уху прикоснулось горячее дыхание, смешанное с тонкими, рваными стонами. Доджин ускорил движение пальцев.
Тонкая струйка семени брызнула на рубашку Доджина. Полностью обессиленный, Шиу не мог даже поднять головы. Доджин прошептал ему на ухо:
— Ча Шиу, ты испачкал одежду хёна.
Доджин вынул пальцы и пару раз шлепнул его по ягодицам, но Шиу так и не поднял головы.
— М? Ну же, будь умницей, наш Шиу.
Когда этот день закончится, он станет чьим-то супругом. На том месте, что всегда было прямо под именем Ча Доджина, теперь будет стоять имя другого человека. Самого близкого и родного ему. И он, жалкий, беспомощный Шиу, ничего не мог с этим поделать. «Если всё должно было так закончиться, то не стоило с самого начала бунтовать и сбегать из дома. Не стоило… вообще показывать свои чувства».
Подняв голову, Шиу потянулся к пряжке на ремне Доджина. Его руки, с которых капала вода, лихорадочно расстегнули её и уже готовы были скользнуть под резинку боксеров. Но Доджин перехватил его запястье и, останавливая, предупреждающе произнес:
— Ча Шиу, у нас нет на это времени.
— Ненавижу! Это ведь единственное, что ты можешь мне дать! Неужели и этого не сделаешь?! Я отдал тебе всё, даже самого себя.
Шиу оттолкнул Доджина к кафельной стене, встал на цыпочки и впился в его губы.
Тот не сопротивлялся, позволяя Шиу делать всё, что он хотел. Это был неуклюжий порыв, смесь желания и гнева. Мягкий язык вторгся в рот Доджина, и тот, не сдерживаясь, с силой притянул дерзкого захватчика к себе за талию. Он не оттолкнул младшего брата, который цеплялся за него, сгорая от желания телом и душой. Наоборот, ему захотелось отменить все планы и потерять счет времени. Единственное в мире существо, что одним своим видом доказывало правильность всех его решений и одновременно лишало его рассудка. Этим существом всегда был брат, стоящий сейчас перед ним.
Шиу обвил руками шею Доджина и принялся исступленно сосать его язык. Его член, снова напрягшийся вопреки недавней разрядке, упирался в пах Доджина. Он вызывающе двинул бедрами, раз, другой, и плоть Доджина тоже отозвалась, наливаясь силой и обозначая свой яростный контур.
Рука Доджина скользнула по влажной коже вниз и крепко сжала его зад. Он добавил силы неумелым движениям брата. Его пальцы то выводили круги на коже, то сжимали ее, притягивая вплотную, без единого зазора. Шиу издал слабый стон, и их губы разомкнулись. Жаркое дыхание двух братьев смешалось в пространстве между их лицами.
Вопреки словам, в его голосе звучало откровенное одобрение. Говоря, что так нельзя, Доджин продолжал перебирать пальцами по бедрам Шиу, словно по клавишам рояля. Он играл на своем собственном, так долго настраиваемом инструменте: поглаживал нежную кожу, касался особенно чувствительных точек, безмолвно передавая свою любовь. От щекочущих, томных ощущений Шиу попытался вывернуться, но хватка Доджина лишь усилилась.
— Между мной и тобой… разве между нами вообще что-то есть?
«Нет, не то. Не то говоришь». С тех пор, как между ними зародилось запретное чувство, прошло слишком много времени, и такой вопрос сейчас был бессмысленным. Он ведь не мог не знать об этой неизлечимой одержимости, что медленно развивалась в обоих…
— Вопрос неверный, Шиу. Лучше бы ты прямо спросил, как сильно я тебя люблю.
Ох уж эти детские любовные игры. Между ним и его братом было нечто несравнимо большее. Чувство, которое даже Гону не смог бы понять. Особое чувство, заставляющее желать безраздельного обладания, побуждающее запереть и смотреть на него в одиночестве. И оно не было односторонним. Он чувствовал это инстинктивно. Ведь давным-давно, в глазах шестилетнего Ча Шиу он прочел то же самое.
— Тогда скажи. Докажи мне… прошу тебя.
Вид обнаженного, мокрого Шиу, молящего его о любви, вызывал в Доджине трепет. То, что Ча Шиу по собственной воле хотел принадлежать Ча Доджину — это и было финальным аккордом. В конечном счете, все шло именно так, как он задумал. Он хотел, чтобы брат забыл о кровных узах и жаждал его любви, его близости. Чтобы цеплялся за него, словно умирающий от жажды. В этот миг давнее, сокровенное желание Доджина наконец исполнялось.
Давно Доджин не видел, чтобы Шиу выпрашивал что-то с такой по-детски отчаянной настойчивостью. Ведь этот парень, даже если чего-то сильно хотел, не показывал слез и не умолял. И вот теперь он сломался, обнажая уязвимую душу — именно это и было завершением всего, что Доджин так долго рисовал в своем воображении.
— Верно. Хён принадлежит Шиу. Смотри.
Он взял руку Шиу и поднес к своему паху. Кажется, когда-то он уже давал ему такое же подтверждение. Его младший брат всегда проверял их любовь, то натягивая, то отпуская тугую струну между ними. И каждый раз он отвечал ему: то ослабляя хватку, то затягивая узел так, что не оставалось и щели для вздоха. Все двадцать четыре года жизни Ча Шиу он без устали доказывал ему свою власть.
Как же поступить сегодня? После недолгого раздумья он извлек из-под расстегнутого ремня свой напряженный, готовый к бою член. Рука Шиу тут же коснулась его. Доджин поднял запястье, взглянув на часы. Воистину, идеальное начало идеального дня.
Они покинули «маленький дом», надев маски братьев, словно и не было сцены, в которой они, как одержимые, пожирали тела друг друга. Доджин поехал отдельно от младших братьев. Он ушел первым, даже не взглянув в их сторону. Шиу смотрел ему вслед, пока Гону не подтолкнул в спину, заставляя сесть в машину.
Сидя на мягком сиденье, Шиу ощущал, как всё в нём до сих пор трепещет и горит остаточным жаром, отчего во рту стоял горький привкус. Всего пару часов назад он предавался порочной связи со своим кровным братом, а теперь видел его — безупречно одетого в парадный костюм, с идеальной укладкой. От этого зрелища в груди закипало негодование
«Пусть его машина попадёт в аварию. Пусть она взорвётся или, как в кино, в неё врежется грузовик…» — думал он. — «Лишь бы он не умер — тот, кого я люблю и ненавижу. Пусть лишь случится что-то, способное остановить его на этом пути». Но эти мечты были пусты и нелепы. У Шиу не было возможностей помешать решению Доджина. Он отвернулся и посмотрел на свое отражение в оконном стекле.
Белоснежный двубортный костюм, галстук-бабочка. И корсаж на лацкане. Слишком нарядно. Все это на него надел лично Доджин. Наряд был чрезмерным для того, кто не является главным героем торжества. Шиу не нравилось, как он выглядит, и он снова отвернулся. Его взгляд упал на Гону, сидевшего рядом. В отличие от него, тот был одет во все черное, волосы были идеально уложены.
На мгновение Шиу залюбовался тем, как великолепно выглядит его брат. Но тут же взгляд зацепился за три вышитые на воротнике буквы — инициалы Доджина. При мысли, что и на нём самом это выглядит так же, одежда на теле стала казаться неудобной, колючей. «Если другие увидят… нет, если они узнают нас…»
Пока он рассеянно смотрел на воротник брата, Гону встретился с ним взглядом и повторил:
— Говорю, не видно, что там написано, можешь не делать такое бледное лицо.
— Тогда в чём?.. Может, ты так побледнел из-за цвета костюма? — Гону легонько щелкнул пальцами по груди Шиу. В этом жесте сквозила какая-то злая насмешка. — Или вы так здорово провели время после долгой разлуки, что тебя до сих пор не отпускает?
— Или, может, ты ревнуешь к невестке?
Шиу раздраженно отмахнулся от брата. Сам же ревнует и злится, а приписывает другому. Всё то время, что прошло в бегах, они с Гону были вдвоём, днём и ночью. И вот теперь он, что смешно, ревновал его к Доджину. Тихо вздохнув, Шиу взял руку брата, которую только что так грубо оттолкнул. Ему казалось, он слишком хорошо понимает, что сейчас на душе у Гону. Шиу сжал его ладонь и принялся мягко поглаживать тыльную сторону пальцами, успокаивая.
— Говоришь прямо как кое-кто, блядь.
— Сегодня ночью будем только мы вдвоём. Так что нечего дуться.
«Сегодняшнюю ночь он наверняка проведет со своей новой семьей». Гону, поняв, о чем говорит Шиу, медленно растянул губы в улыбке.
— Правильно, улыбайся. Сегодня ведь хороший день.
Вскоре машина остановилась, и дверь открылась. Гону вышел первым и протянул Шиу руку. Тот, не раздумывая, принял её и вышел следом. Шиу огляделся в поисках Доджина, который уехал раньше, но его нигде не было видно.
— Его нет. Наверное, уже прошёл внутрь.
Сад был украшен совсем не так, как обычно. Повсюду висели традиционные корейские фонари чхонсачхорон [1] — сине-красные, из шелка, — ясно давая понять, что за день сегодня. Это вызывало отвращение. «Неужели ему так хочется выставить все напоказ?» Хотя Шиу понимал, что сад, скорее всего, украшен по вкусу «тётушки», он направил все стрелы своей ненависти на Доджина. На него, виновника события.
Пройдя по украшенной дорожке, они подошли к дверям стеклянной оранжереи, расположенной в глубине особняка. У входа, оформленного в виде арки из живых цветов, стояли двое слуг во фраках. Они медленно потянули ручки на себя, открывая им двери.
Внутри оранжерея, утопающая в белых цветах, была превращена в зал для семейного ужина. Все было в точности как трубила пресса: «В кругу семьи. Скромно». За длинным столом сидели четверо или пятеро хорошо знакомых родственников. Переведя взгляд в самый конец стола, Шиу увидел «тётушку» в традиционном ханбоке [2]. А напротив неё — ещё одного человека, также одетого в ханбок.
Шиу отпустил руку Гону и бросился вперёд. Это без сомнения была она, их мать. Было непривычно видеть её в ханбоке, с аккуратным макияжем. Остекленевший взгляд по-прежнему ничего не выражал, но Шиу, впервые за долгое время увидев родную мать, не смог сдержать слёз. Он упал на колени, не заботясь о том, что пачкает белоснежные брюки, и посмотрел на неё снизу вверх.
— Не шуми. Сядь на своё место, — раздался властный голос председательницы Шим.
Шиу вытер слёзы рукавом и уже собирался сесть рядом с матерью, как вдруг сильная рука схватила его за предплечье и потянула на себя. Он безвольно поддался. Знакомый аромат… Подняв голову, он увидел лицо Доджина. Тот внимательно посмотрел на него, словно спрашивая, почему он плачет, затем взял со стола салфетку и вытер слезы.
— Доджин, а где же невеста? Господин Мун сказал, что опоздает?
Он небрежно бросил салфетку на стол, затем схватил Шиу за плечи и развернул лицом к гостям.
Зал затих, словно на всех вылили ушат ледяной воды. Наступила такая жуткая тишина, что был слышен лишь шелест ткани от малейшего движения. «Прошу, только не это, прошу…» Шиу крепко зажмурился, а когда открыл глаза, тут же посмотрел на «тётушку». Её лицо, мгновение назад сиявшее радостью, постепенно застыло, а затем исказилось гримасой ужаса. За одну короткую секунду десятки эмоций пронеслись по её лицу. И Шиу впервые в жизни стало жаль эту женщину — женщину, что подарила миру его Ча Доджина.
Тело Шиу пробила мелкая дрожь и хватка Доджина усилилась. Чувствуя его твердую руку, Шиу сглотнул. Он оперся на него и поднял голову. Он несколько раз моргнул, чтобы сфокусировать затуманенный взгляд и постепенно начал приходить в себя. «Смотри прямо, Шиу. Покажи им себя». Ему казалось, он слышит голос Доджина. Попавшему в ловушку Шиу не оставалось ничего, кроме как выдержать все устремленные на него взгляды. Лица, на которых читался немой вопрос: правдивы ли слова Доджина. Отвращение, презрение. И среди них — один знакомый взгляд. Шиу встретился глазами с Гону. Тот лишь едва заметно пожал плечами, словно говоря: «Теперь уже ничего не поделаешь».
«Раз он так сказал, — читалось во взгляде Гону, — значит, так и есть».
[1] Чхонсачхорон (천사초롱) - это традиционный корейский фонарь, который часто используется на различных мероприятиях и фестивалях. Обычно он имеет форму цветка, сделанного из бумаги или шелка, и украшен узорами и символами, имеющими культурное значение в Корее.
[2] Ханбок (한복) – это традиционный корейский костюм. Он состоит из куртки (чогори) и юбки (чхима) для женщин, и куртки (чогори) и брюк (паджи) для мужчин. Ханбок обычно шьют из ярких, красочных тканей и носят на праздники и особые случаи.