Экс-спонсор (Новелла) | Глава 154
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
К тому же, словно сговорившись, и Мин Херин, и менеджер продолжали звонить ему в разное время, порой даже по нескольку раз на дню. Казалось, они решили не оставлять его ни на минуту без внимания. Как ни странно, именно их звонки отвечать было особенно тяжело. Он старательно их игнорировал, хотя понимал: именно эти люди были ему сейчас ближе всех, и потому меньше всего на свете хотелось показывать им свою слабость и то, как глубоко он опустился. Было ощущение, будто любое слово — даже самое обыденное — только разоблачит перед ними весь его позор.
— Да, это я, конечно, могу сделать. Но я мог бы компенсировать даже больше. То, что статьи уже разошлись и имидж подпорчен, — с этим ничего не поделаешь, — но… могу предложить деньги, или устроить знакомство с агентством, — вдруг оживился на другом конце провода Хан Ирам, будто вспомнив что-то важное. — Ах, а может, вы согласитесь стать лицом ресторана, которым управляет мой отец?
Чонён несколько раз прокрутил в голове эти слова, не сразу сообразив, к чему клонит Ирам и не ошибся ли он номером.
— Почему, что не так? — не унимался Ирам. — Ваша фотография в рекламе, гонорар, новый опыт…
— У меня с Хан Ирамом-сси скандал, и если я теперь снимусь в рекламе компании в ашего отца, думаете, как люди на это посмотрят?
— Ну, скажут, что вы человек с широким кругозором, — беспечно отозвался Ирам, словно не улавливая всей неловкости.
Он продолжал нести какую-то несусветную чушь, будто вовсе не осознавая серьёзности происходящего. Чонён даже на секунду лишился дара речи — не мог понять, то ли Хан Ирам настолько не в теме, то ли просто не думает о последствиях.
«У него вообще есть мозги или нет?» — от досады у Чонёна на мгновение пропал дар речи.
«Лучше бы он сейчас просто промолчал, это было бы гораздо полезнее. …Впрочем, что с него взять — двадцать лет, возраст ещё не тот, чтобы всё понимать».
— Ладно, хватит. Позаботьтесь лучше о моих сотрудниках. Пока ещё неизвестно, как всё обернётся, но…
— А вы-то сами что собираетесь делать? — вдруг переспросил Ирам, и в его голосе на этот раз прозвучала неуверенность, как будто впервые до него дошёл масштаб ситуации.
— Я собираюсь всё это закончить.
Казалось, та уверенность, которая ещё недавно толкала его вперёд, бесследно испарилась, словно бы никогда и не существовала. Всё, что оставалось сейчас — лишь усталость и ощущение, будто все силы покинули тело.
Иногда Чонён представлял себя пойманной рыбой, судорожно бьющейся в сетях. Он знал, что выбраться невозможно, но всё равно отчаянно пытался вырваться, лишь сильнее запутываясь. И теперь хотелось прекратить даже эти бесполезные попытки.
— Что? Что закончить? Эй! Хён, да ты что, тебе же ещё жить да жить! Ты же драгоценный человек!
«Что он вообще несёт?» — Чонён недоумённо поморщился.
— Ты ведь до сих пор отлично со всем справлялся, ты самый…
— Я не про жизнь, а про актёрство! Кто тут говорит о смерти? Господи…
— А-а… — протянул Хан Ирам, наконец сообразив, о чём речь, и выдохнул с облегчением.
В трубке снова послышался плеск — видимо, он наливал себе ещё выпить, а следом в динамике заиграла какая-то надоедливо популярная песня. Музыка была настолько громкой и навязчивой, что Чонён едва сдержался, чтобы не выключить телефон.
— Нет, вы слышите это? Где вы вообще находитесь? С самого начала разговора доносится музыка.
«В баре?» — мысленно переспросил Чонён, всё больше раздражаясь.
— Вы вообще в своём уме? Какого чёрта вы идёте в бар, когда всё рушится?!
— Если надеть кепку, люди меня не узнают.
«Ха… не могу уже…» — Чонён чувствовал, как головная боль, чуть утихшая за день, снова возвращается. Он машинально прижал ладонь ко лбу — лихорадка явно поднималась.
Последние дни он почти не ел, сил не оставалось вовсе. Лишь периодически накрывала тягучая беспросветная жажда. Ему хотелось встать прямо сейчас, выйти за пивом, напиться до забытья и уснуть, чтобы хоть немного забыться.
— На самом деле это бар одного моего знакомого хёна. Сегодня у него выходной, тут никого нет, никто не узнает.
«А, ну если так… Ладно, хоть не совсем безмозглый» — мысленно вздохнул Чонён.
— Тогда, может, и хён приедет? — совершенно нелепо предложил Хан Ирам, услышав, что голос Чонёна немного смягчился. — Раз уж мы оба в полной заднице, так сказать, пожалуемся друг другу на жизнь, утешим…
Так получилось, что он всё-таки поддался этому предложению и оказался в том самом пустом баре, который, по словам Хан Ирама, принадлежал его знакомому хёну. Чонён прекрасно понимал, насколько это безумно и неуместно, особенно в разгар скандала. Но тогда ему всерьёз казалось, что если он останется дома ещё хотя бы на день, окончательно сойдёт с ума от одиночества. В итоге, почти не раздумывая, он согласился и поехал по адресу, который прислал Ирам.
Проблема заключалась в том, что примерно с середины вечера его память начинала подводить: всё происходящее вспоминалось смутно, отрывками, будто сквозь плотный туман.
— Хён! Я ведь не такой уж мусор! Блядь, мне правда жаль! Из-за меня всё так… Хны-ы-ык!
Ещё долго они вдвоём жаловались друг другу на жизнь, выплёскивая накопившуюся горечь и усталость. Потом Хан Ирам, напившись, разрыдался прямо на барной стойке, переходя от жалоб к резким вспышкам и обратно, словно не знал, куда себя деть.
— Хватит, всё равно собирался выбираться из этого болота. Держись, Ирам, расправь плечи… — глядя на его заплаканное лицо, Чонён сам не заметил, как начал всхлипывать, едва сдерживая себя.
Неожиданно накатило ощущение абсолютной горечи. Он так старался, и что же вышло? Всё, чего хотел, казалось, рассыпалось в прах.
Бывший муж, которому он когда-то доверял, не просто предал его — он многократно предавал, каждый раз ещё больнее. И даже актёрство, о котором он мечтал с детства, теперь вдруг оказалось чем-то неосуществимым, будто разрушенной иллюзией.
«Как и говорили дядя с братом: такому никчёмному рецессивному омеге, как я, с самого начала нечего было делать в шоу-бизнесе».
— Я тогда действительно сошёл с ума, — пробормотал Чонён вслух, содрогаясь от отвращения к себе. Обрывки того вечера, смутные и тяжёлые, всплывали в памяти, не давая покоя.
Он провёл дома несколько дней, практически не переставая плакать, настолько измотав себя, что едва держался на ногах. Физическое состояние было просто хуже некуда. К тому же, в разгар скандала, он ещё и напился в баре — да не с кем-нибудь, а с тем самым Хан Ирамом!
Чем больше он возвращался мыслями к своим поступкам, тем более нелепыми и безрассудными они казались. Слова ругательства сами собой срывались с языка — и в адрес себя, и в адрес ситуации. Хан Ирам, которому едва исполнилось двадцать, пусть и надёжный парень, ещё слишком молод, чтобы спрашивать с него по-настоящему. Но сам Чонён — как он вообще додумался до такой глупости? Как мог себе это позволить?
В итоге он пил, не замечая, как быстро летит время, и только под утро, еле держась на ногах, поймал такси и как-то добрался до дома. Уже сейчас, вспоминая ту ночь, Чонён понимал, что это было почти чудо: пресса не застукала его где-нибудь по дороге, не засняла на телефон, не пустила в сеть новый повод для сплетен. Он с трудом вспоминал, как столкнулся с Дохоном у входа в офистель. Но что именно тот ему говорил, в памяти не отложилось.
«Наверное, опять что-то вроде: «С каким это ты ублюдком шлялся, что тебя сфотографировали? Веди себя прилично!» Ну, как обычно — ничего хорошего. Раньше ведь всегда так было».
Если он и правда услышал тогда подобные обвинения, то, пожалуй, лучше и не вспоминать. В любом случае. Вероятно увидев его состояние и то, что осмысленный диалог сейчас невозможен, Дохон попросту ушел.
Кажется, после того как Чонён кое-как добрался до кровати и отключился, у него внезапно подскочила температура. Жар был такой сильный, что всерьез стало страшно, что если голова просто лопнет от этого давления. Он даже не мог вспомнить, кто именно принес ему тогда жаропонижающее — Дохон или Хан Ирам. Всё сливалось в сплошной мутный ком.
— Вот это кошмар… — подвёл Чонён краткий итог всему, что происходило, и усмехнулся, почти не чувствуя иронии. Затем он пошёл на кухню, чтобы проверить аптечку. Там, помимо обезболивающего, всё ещё оставались какие-то таблетки от температуры.
Закинув в рот жаропонижающее, Чонён, пошатываясь, вернулся в гостиную и опустился на диван, взяв в руки телефон. В этот момент взгляд зацепился за сценарии, аккуратно сложенные стопкой на письменном столе.
«Это я их туда положил?..» — удивился он, машинально склонив голову набок, и взгляд задержался на помятых уголках бумаги. В груди вдруг стало особенно пусто.
Мысль о том, что такого шанса, как прежде, у него уже не будет, оставляла после себя только холодную тоску. Даже если решение всё бросить принято, сам вид этих сценариев вызывал щемящую печаль и ощущение утраты.
«Таких моментов, полных ожидания и энтузиазма, как раньше, наверное, больше не будет. Лучше бы я и не знал этого счастья, тогда сейчас было бы не так тяжело».
Чонён невольно съёжился и всхлипнул, но, собравшись, решил всё-таки позвонить Ким Гёнсопу. Он старался говорить ровно, но голос то и дело дрожал:
— Директор-ним. Я звоню по поводу контракта.
— А-а, да. Чонён-а, — Ким Гёнсоп отозвался спокойно, как будто уже заранее догадывался, что за этим звонком последует.
— Расторгните, пожалуйста, контракт. Думаю, о возвращении сейчас даже речи быть не может… Я собираюсь искать другой путь. Простите, что вот так всё заканчивается.
— …С контрактом-то ладно, — после короткой паузы сказал Ким Гёнсоп. — Но если ты это бросишь, что дальше? Чем собираешься заниматься?
— Найду какую-нибудь подработку, буду деньги зарабатывать. На завод устроюсь, или куда-нибудь ещё, — прозвучало это с такой обречённостью, что Ким Гёнсоп не удержался и вздохнул.
— Слушай, давай хоть встретимся, поговорим. Это ведь не вопрос документов — такие вещи надо обсуждать лично. Я не потому не хочу расторгать контракт, что держусь за тебя, просто… есть вещи, которые важно обсудить не по телефону.
— И я не ради утешения говорю, но статей о тебе уже почти не пишут. Сейчас все обсуждают скандал с политиком, про тебя и Хан Ирама даже забыли. Это просто чудо какое-то, честно.
— Всё равно… Если я снова начну работать, поднимется новая волна. — Чонён зажмурился, вспоминая злобные комментарии, которые читал в статьях. Само представление о том, что на него будут смотреть с осуждением и презрением, убивало любую уверенность, даже если бы шанс вдруг появился. — Давайте тогда встретимся и всё официально закончим.
— Да, понял тебя. А как ты вообще себя чувствуешь? В прошлый раз выглядел очень уставшим. Да, ещё... по поводу директора Мун Дохона. Говорят, ты не выходишь с ним на связь. Вы поговорили наконец?
— Да, вроде… встречались, — неуверенно пробормотал Чонён.
— Что значит «вроде встречались»? Если встречались, то что он сказал? — не в силах скрыть своего нетерпения, Ким Гёнсоп протянул конец фразы взволнованным голосом.
— Ничего особенного не говорил.
— Знаешь, у меня есть мысль… Сейчас ведь идёт эта история с политиком, и скандал утих. Не мог ли это быть ход Мун Дохона? Может, он как-то это устроил? — от такого чрезмерно позитивного настроя Ким Гёнсопа Чонёну почему-то стало смешно.
— Вряд ли. Думаю, это случайность. Он не из тех, кто стал бы так поступать.
Когда разговор закончился, Чонён медленно обвёл взглядом пустующую квартиру. Он собирался съехать уже на этой неделе: и смысла больше оставаться здесь не было, и, по сути, это пространство так и не стало для него по-настоящему своим. Теперь, когда актёрство осталось в прошлом, все причины задерживаться здесь исчезли окончательно.
«Теперь действительно нужно окончательно всё закончить с Дохоном. Не знаю почему, но кажется, что сейчас он не станет меня удерживать. Была в этом какая-то странная уверенность».
Чонён вспоминал смутные сцены, которые остались в памяти после того, как он бредил из-за высокой температуры. Вдруг припомнился обрывок сна:
«Нельзя… чтобы Дохон-сси… заразился…»
«Можешь заражать сколько угодно».
Ему снова приснился их прошлый брак. Казалось, будто он вновь переживает тот день, когда тяжело заболел гриппом и изо всех сил старался избегать Дохона — не подпускал к себе, чтобы не заразить. Выражение лица Дохона в ту ночь было необычно отчаянным и уязвимым, каким Чонён никогда не видел его прежде. Одного этого воспоминания было достаточно, чтобы где-то внутри всё болезненно сжалось.
«Почему мне приснился этот сон? Я ведь давно уже не тоскую по прошлому… Может, просто из-за болезни я стал особенно уязвимым?»
Впрочем, теперь, что бы ни говорили другие, это действительно было концом. Всё должно закончиться.
С этими мыслями Чонён медленно начал собирать вещи в рюкзак. Дорогую брендовую сумку и всё, что когда-то забрал из дома Дохона после развода, он собирался оставить здесь.
— А куда теперь идти? К дяде я точно не хочу… — пробормотал он, беспомощно сжимая в руках почти пустой рюкзак.
Просить о помощи у Ким Джихана — тоже не выход.
Хотя после жаропонижающих и сна температура спала, сказать, что стало легче, было бы преувеличением. Мысли о том, как он будет жить без стабильной работы и привычного укрытия офистеля, тревожили всё сильнее. Особенно остро ощущалось, что теперь ему придётся полностью полагаться на самого себя.
Он уже отказался от наследства, которое предлагала бабушка.
«Может, зря я тогда так поступил?» — мелькнула на мгновение мысль, но Чонён тут же отогнал её. Он знал: стоит только согласиться, и вновь окажется в старых ловушках под влиянием Дохона. Теперь, несмотря ни на что, нужно было стать самостоятельным — без посторонней помощи и поддержки.
В этот момент в кармане неожиданно завибрировал телефон.
Едва почувствовав вибрацию, Чонён раздражённо вытащил аппарат. Он был почти уверен, что это очередной назойливый звонок из какого-нибудь издания, и уже собирался отключить телефон совсем.
Но на экране высветилось совершенно неожиданное имя: Мун Дохон. Сердце в тот же миг тяжело сжалось. Он и сам собирался с ним связаться, но был не готов к тому, что тот позвонит первым и так внезапно.
Растерявшись, Чонён не сразу решился ответить. Он застыл, не зная, как начать этот разговор, и готов ли вообще говорить с Дохоном сейчас.