Ливень (Новелла) 82 глава
Запечатление? Между кем и кем?
Хэ Джин больше не мог игнорировать эмоции, которые так долго глушил глубоко внутри. Лайл только что подтвердил: он больше не сможет воссоединиться со своей семьёй.
Он хотел верить, что Лайл лжёт, чтобы спасти ему жизнь, словно собирался умереть прямо здесь, у его ног. Но Хэ Джин понял — он инстинктивно знал это уже давно. Феромоны Лайла, всегда такие осторожные рядом с ним, словно он — бушующий огонь, говорили сами за себя.
Волна беспомощности накрыла его: почему он не осознал этого раньше?
И тут вспыхнула ярость — неистовая и неудержимая. Всё, что он так долго в себе подавлял, гнило внутри, превращаясь в чёрную гнойную массу.
Боясь результата, но решившись на уколы, Хэ Джин хотел быть абсолютно уверен в своей беременности. Он не собирался бездумно приводить новую жизнь в этот мир. Ведь он собирался встретиться со своей семьёй — и не хотел уходить с таким грузом на сердце.
Но запечатление… Он догадывался: если партнёр умирает — умирает и оставшийся. Он не хотел знать этого. Но теперь — знал. Феромоны Лайла донесли до него это с болезненной ясностью.
— Хэ Джин… Я… я запечатлелся на тебе.
В тот же миг над озером раздался резкий хлопок пощёчины. Тишина, до этого нарушаемая лишь мягким падением снега, была разорвана.
Голова Лайла резко дёрнулась в сторону. Глядя, как на щеке Лайла проступает краснота, Хэ Джин понял: на землю был повержен не только Лайл — но и он сам.
Слова о "недоразумении" наводили на мысль, что в случившемся была какая-то подоплёка. Но разве это теперь имело значение? Если доброта Лайла была искренней, подобного оскорбления вообще не должно было случиться. А если он ещё и оставил на нём отпечаток – тем более.
Он больше не должен был переживать подобное — как те горькие пять лет в прошлом.
— Почему вы не даёте мне принимать решения даже о собственной жизни?
Голос Хэ Джина, дрожащий от гнева, разнёсся над безмолвным озером. Те, кто уже почти подошли, замерли, не в силах сделать и шага вперёд.
Острая боль, начавшись с кончиков пальцев, быстро достигла сердца. Лайл на коленях в снегу выглядел почти абсурдно. Сердце Хэ Джина бешено колотилось. Он уже открыл было рот, чтобы снова заговорить, как вдруг Лайл сдавленно прошептал:
И в этих словах Хэ Джин почувствовал странное освобождение.
Будто что-то, до сих пор державшее его прямо, рассыпалось, растворившись в воздухе вместе с выдохом.
Щека Лайла горела после удара, но он смотрел лишь Хэ Джину в лицо. Хэ Джин понял — к своей семье он больше не доберётся. Его втянули обратно — в этот холодный, промозглый мир. Лайл без единого мигания наблюдал, как он окончательно падает духом.
Спустя долгую паузу Лайл осторожно взял за руку ту самую ладонь, что ударила его. Пальцы Хэ Джина замёрзли и порозовели от резкого удара. Вместо того чтобы коснуться своей щеки, Лайл смотрел только на его покрасневшую ладонь, словно чувствуя боль в ней. Затем он снял перчатки.
Осторожно натянув тёплые перчатки на холодные руки Хэ Джина, Лайл вновь поднял взгляд — в его голубых, как озеро, глазах плескалось отчаяние.
Хэ Джин видел чувства, которые так долго пытался не замечать, — теперь они полностью заполнили эти глаза. Такие искренние — в разительном контрасте с эгоистичными словами о запечатлении.
Тяжёлый вакуум, сменивший ярость Хэ Джина, придавил его плечи. Ослабевшие от пути ноги уже не держали его. Обмороженные руки болели — теперь уже из-за того тепла, что Лайл силой вкладывал в них.
Этой боли ему не должно было быть.
В одно мгновение всё тело обмякло.
Колени подломились — и Хэ Джин рухнул в снег. Но Лайл, будто предугадав, моментально подхватил его.
Его обмякшее тело утонуло в объятиях Лайла.
Шёпот коснулся уха. В затуманенном взгляде Хэ Джин различил золотые ресницы Лайла. Снег, падающий с неба, цеплялся за них — словно Лайл тоже давно блуждал по холоду. Снежинки таяли и превращались в капли, будто слёзы под его глазами.
Впервые слово "дом" ассоциировалось у Хэ Джина с особняком Лайла. И это казалось таким чуждым.
Каждый раз, когда Хэ Джин закрывал глаза, за окном машины менялись пейзажи. Полусидя в кресле, он не сопротивлялся Лайлу, который не отпускал его всё это время. Теперь тепло, обволакивавшее его тело, словно выжимало наружу остатки боли.
Когда он открыл глаза, машина уже въезжала в особняк. Перед ним мелькнуло встревоженное лицо Марка и напряжённые силуэты охранников.
Закрыв глаза вновь, он оказался в комнате, в которой провёл так много времени. Но вместо своей спальни — Лайл перенёс его в собственную. Хэ Джин, ещё слабый, молча наблюдал, как Лайл хлопочет вокруг него.
Похоже, обо всём заранее позаботились — в ванной комнате уже была наполнена тёплая ванная. Рядом поставили мягкий диван. Посадив Хэ Джина, Лайл аккуратно снял с него обувь и закатал брюки.
Он медленно начал поливать ноги тёплой водой и бережно промывать их.
Долгое время Лайл молчал. Тёплая вода доходила до пальцев ног — и странным образом не обжигала, наверное, потому что Лайл мягко массировал ступни, снимая боль. Его движения особенно бережно обходили лодыжки — от чего Хэ Джину становилось щекотно.
Молча наблюдая, Хэ Джин внезапно задал вопрос:
— Почему вы запечатлелись именно на мне?
От этого неожиданного, почти отчаянного вопроса Лайл, стоявший на коленях, замер.
Его руки, державшие ноги Хэ Джина, задрожали. Он не мог поднять глаза — перед ним всё ещё стояла картина рухнувшего в отчаянии Хэ Джина.
Тёплый пар в ванной заполнял пространство между ними. Каждый вдох влажного воздуха сжимал грудь. Лайл не мог найти слов.
Когда Хэ Джин повторил, Лайл наконец склонил голову. Медленно он прижал лицо к холодному колену Хэ Джина — так же, как тогда, когда уткнулся в его плечо.
Влажный воздух смешался с горячей волной, согревавшей колено. Хэ Джин лишь безмолвно смотрел на него, словно давно ждал этого признания.
Прости, что не смог тебя отпустить.
И прости, что нашёл повод удержать тебя. Прости, что рад, что не обязан отпускать.
Хэ Джин пролежал в постели несколько дней.
Боль была невыносимой. Всё тело горело, пока он цеплялся за ускользающее сознание. Казалось, вся та боль, что он так долго в себе глушил и откладывал «на потом», теперь разом обрушилась на него.
Посреди прерывистого, горячего дыхания он осознавал: теперь ему придётся продолжать жить.
Раньше он мог всё отбросить — уйти, оставив за спиной любые заботы, зная, что всё происходящее — лишь временно, случайное пристанище на пути.
Но теперь это стало невозможным.
— Хэ Джин… Ещё немного. Пожалуйста…
Этот голос умолял. С трудом приоткрыв тяжёлые веки, он увидел ложку с небольшим количеством супа, протянутую к его губам. Почти не думая, он чуть приоткрыл рот. Ложка осторожно скользнула внутрь — жидкость стекала в горло, и он даже не ощутил её вкуса. Мягкая водянистая консистенция неприятно раздражала.
Так повторялось снова и снова. Хотя тело полностью обессилело, странным образом ему не было трудно держать голову. Из любопытства он приоткрыл глаза, чтобы оглядеться, и заметил широкие плечи рядом. Только тогда он понял: Лайл поддерживал его сзади, поднимая, чтобы помочь поесть. Видимо, всё это время он ухаживал за ним.
Мягкий шёпот коснулся ушей — словно Лайл боялся, что более громкий голос разобьёт Хэ Джина вдребезги. В комнате раздавался только шелест одежды и приглушённые вздохи. Хэ Джин нахмурился, не до конца понимая, где он находится.
В тот же миг тело Лайла, поддерживающее его, напряглось.
— Пожалуйста… Просто выпей, хорошо?
В голосе звучала такая мольба, что Хэ Джин, не думая, послушно открыл рот. Этот живой, отчаянный тон проникал под кожу, заставляя подчиняться. От этого становилось неприятно.
На этот раз в горло скользнула горькая жидкость — настолько резкая, что он застонал. Неясно: то ли звук вырвался наружу, то ли лишь эхом раздался в его голове.
Всё происходящее казалось странным. Сначала ему казалось, что он сопротивлялся этим прикосновениям. Но в ответ на его взгляд голубые, как озеро, глаза Лайла смотрели на него с таким немым отчаянием.