Экс-спонсор (Новелла) | Глава 141
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Дохон медленно вернулся к стулу и тяжело опустился на него. Закрыв глаза, он глубоко, почти судорожно, вдохнул едва уловимый, но всё ещё витавший вокруг тонкий аромат Чонёна, оставшийся от духов.
И тут же, непрошено, в памяти всплыла одна из многих, казалось бы, давно забытых картин прошлого.
В его внезапном ярком воспоминании Чонён, услышав, что Дохон только что вернулся с работы, торопливо спускался со второго этажа их дома.
Он легко перепрыгивал через две-три ступеньки сразу, и Дохон тогда, помнится, неодобрительно нахмурился, глядя на эту мальчишескую резвость.
— Почему не спал? — его собственный голос из прошлого прозвучал в голове привычно ровно, возможно, чуть строже, чем следовало.
— Хотел дождаться вас, Дохон-сси, а потом уже лечь. Вы ужинали?
Чонён, одетый в простую светлую пижаму, которая была ему немного велика, видимо, действительно только что проснулся — его глаза были сонно полуприкрыты, ресницы бросали лёгкую тень на щёки. Взгляд Дохона на миг невольно задержался на этих его нежных, раскрасневшихся ото сна щеках.
Тут же он отвёл взгляд и коротко посмотрел на лестницу, ступеньки которой всегда казались ему довольно высокими и опасными для такой вот спешки.
— А, тогда… — Чонён слегка растерялся, теребя край пижамной рубашки.
— И тебе совершенно не нужно ждать меня до тех пор, пока я вернусь с работы. Впредь не выходи из своей комнаты, ложись спать раньше».
От этих слов Дохона сонные глаза Чонёна медленно распахнулись, взгляд вдруг стал таким ясным, будто он вовсе не спал.
Казалось, он хотел что-то сказать, несколько раз неуверенно шевельнул губами, словно подбирая слова. Но после заметного внутреннего колебания из него вырвалось лишь тихое пресное «да».
— Чем ты сегодня занимался? — они вместе, в одном темпе, поднимались на второй этаж. От неожиданного вопроса Чонён, кажется, очень обрадовался. И тут же, забыв о недавней робости, принялся негромко щебетать, рассказывая о своём дне:
— Утром, после того как вы, Дохон-сси, ушли на работу, я вернулся в комнату и ещё немного повалялся в кровати. Долго… А… Но это вовсе не значит, что я весь день только и делал, что лежал без дела! — Чонён быстро, искоса взглянул на Дохона, словно ожидая упрёка, и торопливо добавил: — Днём бабушка попросила ненадолго заехать к ней, так что мы вместе пообедали и немного погуляли в саду. А раз уж вышел из дома, то купил себе одежду для следующего приёма у семьи Пак. И вам тоже кое-что присмотрел, Дохон-сси. Потом обязательно покажу»
Даже если собеседник почти не отвечал и не проявлял видимого интереса, Чонён с удивительным усердием рассказывал о каждом пустяке своего дня.
— Когда возвращался домой, мне позвонили из галереи и сказали, что привезли новые картины одного моего любимого художника, так что я и туда ненадолго заглянул… В общем, был сегодня очень занят. По-своему, конечно.
Чонён особенно выделил интонацией последние слова и привычно, как делал всегда, последовал за Дохоном, когда тот входил в свою спальню.
— Наверное, ты устал, — сказал Дохон уже в спальне, с привычной педантичностью снимая пиджак и аккуратно складывая его.
— Да не так уж сильно. Хе-хе», — в голосе Чонёна, говорившего это, всё ещё отчётливо слышалась не до конца стряхнутая сонливость.
— Кстати, Дохон-сси. А что вы планируете делать на выходных? Завтра же суббота…»
— Еду в компанию. Появилось неотложное дело, которое нужно закончить именно на этой неделе».
— …Значит, опять поздно вернётесь? — в голосе Чонёна прозвучала плохо скрываемая нотка разочарования.
— Нужно будет отдохнуть, — Дохон распускал тугой узел галстука, искоса глядя на длинные тёмные ресницы Чонёна, которые медленно трепетали от подступающей дремоты.
В последнее время Чонён почти при каждой их нечастой встрече выглядел уставшим, ему определённо нужен был полноценный отдых.
— А. Ну да. Отдыхать, конечно, нужно, — Чонён несколько раз быстро кивнул в знак согласия. На мгновение его глаза, казалось, совсем поникли, но тут же он заставил себя улыбнуться.
— А что вы, Дохон-сси, обычно делаете, когда отдыхаете? Мюзиклы, например, никогда не смотрите? Говорят, сейчас в Корее выступает очень известная зарубежная труппа. Все вокруг только и говорят, что это невероятно интересно и красиво. Наверное, передние ряды уже давно распроданы, но если очень повезёт, то сзади…
Чонён присел на самый краешек огромной кровати Дохона и без умолку болтал обо всем на свете.
Дохон, собиравшийся уже снять рубашку, вдруг заметил крошечную белую пылинку, запутавшуюся в растрёпанных тёмных волосах Чонёна, и непроизвольно протянул руку, чтобы убрать её.
— Ой!.. — однако, не успели его пальцы даже коснуться волос, как Чонён, широко раскрыв глаза, резко отпрянул назад, почти падая с кровати.
Рука Дохона на какое-то бесконечное мгновение так и замерла в воздухе, а затем медленно опустилась вдоль тела.
— Я… я просто… вы так внезапно руку протянули… Дело вовсе не в том, что вы мне как-то неприятны, Дохон-сси. Просто… я очень сильно испугался, неожиданно… — Чонён застыл на месте, совершенно растерянно и сбивчиво бормоча что-то невнятное.
Взгляд Дохона невольно остановился на его приоткрытых, чуть припухших от сна губах и на тонких ключицах, отчётливо видневшихся в вырезе сползшей с плеча пижамы.
Он с силой сжал губы в одну тонкую жёсткую линию, чтобы подавить внезапно нахлынувший совершенно неуместный сейчас порыв. И крепко, до боли в суставах, стиснул кулаки.
— Возвращайся в свою комнату», — едва сдерживая рвущееся наружу раздражение на самого себя сказал Дохон. Чонён немного помедлил, всё так же растерянно глядя на него, а затем торопливо поднялся.
— Спокойной ночи, Дохон-сси, — понуро, почти не глядя, попрощался Чонён и, словно действительно убегая, быстро выскользнул из комнаты Дохона, плотно прикрыв за собой дверь.
Если вдуматься сейчас, то после того вечера Чонён, кажется, действительно больше никогда по своей воле не заходил к нему в спальню. Они всегда разговаривали или у двери его комнаты, или же Чонён осмеливался заходить один, только когда самого Дохона не было дома.
«Если бы тогда вместо того чтобы так резко велеть Чонёну вернуться в свою комнату, я сказал что-то другое… хоть что-нибудь другое… изменилось бы что-нибудь сейчас между нами?»
Но что ещё он мог тогда сказать? Если бы Чонён остался в комнате, он бы точно не сдержался. Осыпал бы поцелуями эти по-детски приоткрытые, болтающие без умолку губы, прижал бы к себе это хрупкое тело и, в конце концов, просто набросился бы на него. Даже силой, если бы потребовалось.
Чонён неизменно, как затравленный зверёк, боялся его прикосновений, особенно неожиданных. Так грубо и по-собственнически обращаться с ним было бы совершенно недопустимо. Дохон это понимал даже тогда.
С другими омегами у него никогда не возникало подобной испепеляющей реакции, но именно перед Чонёном, с его наивной открытостью и неосознанной соблазнительностью, ему всегда было особенно трудно контролировать свои эмоции, свои желания, ситуацию в целом. В те редкие дни, когда он хотя бы немного ощущал естественный не приглушённый подавителями аромат феромонов Чонёна, его необузданные порывы альфы становились ещё сильнее и невыносимее.
«Чонён любит меня. И он совершенно не отдает отчёта, каким образом само его существование, его запах, его беззащитность так отчаянно возбуждают альф».
Дохон действительно прилагал неимоверные усилия, чтобы такой день не наступил – день, когда он окончательно потеряет контроль и покажет Чонёну всю тёмную животную глубину своей страсти. Он знал: тогда его встретят лишь угасшие выжженные чувства и холодное, полное отвращения презрение. Он строго подавлял в себе эту первобытную похоть, которая, словно раскалённая лава, то и дело готова была прорваться наружу из каждой поры его тела, — и всё это он делал, как ему тогда казалось, лишь для одного: чтобы Чонён продолжал его любить.
Чтобы Чонён продолжал его любить.
«А теперь Чонён меня ненавидит».
Короткое, но мучительно яркое воспоминание закончилось, и Дохон с усилием открыл глаза. Насыщенная картина из прошлого, ещё секунду назад стоявшая перед его мысленным взором, рассеялась. И он снова увидел перед собой пустую холодную комнату Чонёна.
Аромат духов, на краткое мгновение подаривший ему иллюзию покоя, теперь полностью испарился. И это вызвало лишь ещё большую сосущую пустоту и жажду.
Дохон по привычке достал телефон, проверил экран. По-прежнему никаких звонков, никаких сообщений, никаких известий о Чонёне не было. Мёртвая тишина.
Он откинулся на спинку стула, кончики пальцев нервно застучали по подлокотнику, отбивая какой-то рваный ритм. Он снова и снова погружался в тяжёлые бесплодные раздумья.
Если попытаться подойти к ситуации максимально рационально, отбросив, то пока ещё и не было стопроцентных причин для серьёзного беспокойства. С Чонёном не было связи всего лишь чуть больше половины дня.
Хотя все утверждали, что Чонён перестал выходить на связь ещё со вчерашнего вечера, в сущности, один день — ничтожный срок для столь категоричных выводов.
Вполне возможно, ему просто понадобилось побыть одному, и он сам отключил телефон. Или забыл его зарядить. А может, и вовсе потерял — такие мелочи ведь случаются.
Делать поспешные выводы лишь на том основании, что его номер не отвечает, было бы опрометчиво.
— Ху-ух… — Дохон тяжело выдохнул, проведя ладонью по лицу. Разумом он это прекрасно понимал, но кипящие внутри эмоции никак не хотели утихать, не поддавались привычному контролю.
Оказавшись в этой ситуации полной неизвестности, Дохон с какой-то новой, неприятной ясностью вдруг осознал, как многого он на самом деле не знает о Чонёне.
Куда он мог пойти, будучи в таком состоянии? С кем теперь встречается, если встречается вообще? О чём он сейчас думает, что чувствует? И главное — почему он ни разу за всё это время не попытался связаться с ним, Дохоном?
Сидя здесь, в этой пустой комнате, бесцельно убивая время, он не мог найти ответа ни на один из этих неотступных вопросов.
Возможно, он не знал о Чонёне гораздо больше, чем знал.
Чонён говорил, что ему не нравилось есть с ним, не нравилось смотреть картины, и даже жить с ним в этом доме было для него несчастьем.
Вспомнив, как Чонён, съёжившись и дрожа, кричал, что ненавидит его, что ему до тошноты противно, Дохон почувствовал, как сдавило грудь. Даже глубокий вдох не приносил облегчения, кислорода не хватало.
От необъяснимой тревоги Дохон нахмурился и поднялся с места. Воспоминания, которые он не хотел бы помнить, непрошено возникали в голове, настойчиво прокручиваясь снова и снова. Для него это было непривычно.
Дохон побродил по комнате Чонёна, затем открыл дверь в гардеробную.
Внутри всё было безупречно убрано, словно сюда не ступала нога человека. Это место было заполнено вещами Чонёна.
Одежда и аксессуары, которые дарил ему Дохон, рубашки, обувь, часы, ключи от машины, их совместные фотографии.
Всё было в идеальном состоянии, готовое к использованию в любой момент.
Однако Чонён, даже когда вернулся в этот дом после развода, казалось, не испытывал ни малейшей привязанности. Он легко отвернулся и ушёл, словно ему было всё равно, что станет с этим пространством, где они жили вдвоём.
«Возможно, только Дохон и придавал этому месту какое-то значение».
Дохон долго смотрел на вещи, оставленные Чонёном, и лишь потом вышел из комнаты.
Проворочавшись всю ночь без сна, Дохон поднялся с кровати. Чем дольше он заставлял себя лежать с закрытыми глазами, тем острее, казалось, становились все его чувства.
Он навязчиво проверил телефон. Только рабочая почта и сообщения, никаких долгожданных известий по-прежнему не было.
«Уже должны были бы прийти хоть какие-то новости о том, что Чонёна нашли. Что могло случиться?»
«Или, неужели… он действительно спутался с тем омегой?» – возможность, которую он изо всех сил старался игнорировать, настойчиво лезла в голову Дохона.
«Хан Ирам, кажется? После того, как он услышал, что тот омега, подозрения в том, что у них с Чонёном особые отношения, вроде бы отпали, но…»
Стоило этому сомнению зародиться, как перед глазами снова возникла та фотография из статьи, где они были вдвоём, и это начало его раздражать.
«Хоть и редко, но он слышал, что и между однополыми вторичными полами иногда возникает симпатия. Теоретически это не невозможно. К тому же, мысль о том, что Чонён не связался с ним после скандала, возможно, потому что статья была правдой, не давала ему покоя».
Дохон стиснул зубы так сильно, что на шее и подбородке вздулись жилы.
Внезапно он почувствовал обжигающую жажду и спустился на первый этаж. Даже выпив полный стакан ледяной воды, он не смог унять жжение в горле.
Несмотря на то, что из-за вчерашнего перелёта он не спал больше суток, сознание было неестественно ясным.
Он поставил пустой стакан и тут же схватил ключи от машины.
Хотя он понимал, что вероятность того, что встречаются два представителя одного вторичного пола, ничтожно мала, ему нужно было увидеть всё своими глазами, чтобы унять это кипящее внутри раздражение.
Даже если он снова поедет туда, он ничего не сможет сделать, но Дохон без промедления вышел из дома.
Была ещё глубокая ночь, но он, не обращая на это внимания, завёл машину и направился к офистелу Чонёна. В конце концов, это было единственное место, куда стоило поехать.