"Жаль, что это дерьмо никогда не закончится"
Кашин написал некролог:
На каком-то из первых допросов по моему делу следователь (еще тот, первый, правильный) спросил, не думаю ли я, что организаторы покушения на меня рассчитывали таким образом дестабилизировать политическую обстановку и подставить кого-нибудь из власти.
Я ему говорю — слушайте, ну вот вы сколько лет работаете. Вы помните хотя бы один случай, чтобы такие преступления совершались, чтобы дестабилизировать политическую обстановку и подставить кого-нибудь из власти? Хоть раз такое было?
Он такой — да, действительно, — и сменил тему, в протокол ничего не стал записывать; вот такая странная история, но нас она, конечно, не удивляет, потому что мы все понимаем, как следователю пришло такое в голову. Все живут в обществе и руководствуются принятыми в этом обществе нормами поведения. У российского общества нулевых-десятых среди прочих норм есть вот такая — все всегда исходят из того, что ничего просто так не происходит, все пиар, все обман, и, в частности, если убит чей-то враг, то это, конечно, заговор против тех, кому был врагом убитый. Такая коллективная привычка, все как-то давно привыкли, что первая версия по умолчанию — это провокация, заговор.
Вообще, честно, даже хочется, чтобы был какой-то заговор, чтобы кто-то в засекреченной комнате, собрав верных людей, рисовал розовым маркером на белой жестяной доске — так, убиваем Борю, потом майдан, потом валим Путина, потом приходим к власти. Это какое-то совсем новое чувство, раньше его не было, а теперь есть — хочется, чтобы все было не зря, и если уж люди погибают, то чтобы погибали не зря. Чтобы в конце концов это дерьмо когда-нибудь закончилось.
«Подставить Путина» — вы так говорите, как будто это что-то плохое. Жаль, что это неправда, жаль, что нет никого, кто мог бы сплести такой заговор. Жаль, что это дерьмо не закончится никогда.
В утреннем букете версий от Маркина есть даже ИГИЛ. Эти люди себя до такой степени не уважают, что готовы расписаться в чем угодно, только бы доказать, что это не они. «Это не мы, это ИГИЛ у нас около Кремля убивает людей», — друзья, если так, то зачем вы вообще нужны?
Это, кстати, очень простой вопрос — зачем они нужны. Потому что низачем не нужны. Ни Немцову, ни мне, ни вам, никому; мы просто не привыкли о них думать вот так, а это ведь несложно и не страшно — они нам не нужны. Нам, гражданам, нам, народу.
Все умные, все все понимают, все перебирают версии, все спрашивают, кому это выгодно (как будто кто-то знает, что на самом деле им может быть выгодно); игра в детектив как национальная идея, здесь каждый в душе Шерлок Холмс, скрипочка, кокаин и дедуктивные способности, сейчас немного подумает и назовет исполнителей и заказчиков.
Как будто отдать исполнителей и заказчиков в руки знакомого всем российского правосудия — это то самое торжество справедливости, о котором кому-то хочется всерьез мечтать. Как будто поимка убийц куда-то денет заодно с ними Лайфньюс, пишущий про аборт, и Ленту.ру, пишущую про самострел. Я не знаю, чего я больше хочу — чтобы не стреляли, или чтобы Александр Гамов из «Комсомольской правды» не звонил вдове Немцова и не издевался — «Что сказал тебе Боря, что сказал тебе Боря». В такие моменты самое отвратительное — что приходится сосуществовать с Александром Гамовым, и еще с теми блогерами, у которых Америка что-то решила у нас дестабилизировать. Убийц, может, и поймают, но кто поймает тех блогеров?
«Немцова убили, потому что в России сейчас слишком много ненависти», — формула соблазнительная, но тоже в ней что-то не то. Ненависть по отношению к злу — это нормальная человеческая реакция, и как раз такая человеческая реакция в нашем обществе скорее подавлена. Много ненависти, ага — покажите мне ненависть, например, к тем, кто позавчера арестовал нового обвиняемого по Болотному делу Ивана Непомнящих? Нет ненависти, не надо придумывать. А что есть — есть культивируемая и поощряемая государством легитимация насилия в политике (про «антимайдан» уже даже неудобно писать, как и про Кадырова, и про сурковский БОРН и про всякое прочее из того же ряда), есть приветствуемая государством же гипотеза о врагах и предателях, фактически узаконивающая неравенство граждан — если ты против власти, то ты уже не вполне гражданин. Это не называется «стало больше ненависти», это называется — государство не справилось со своими обязанностями и привело Россию в какое-то совсем чудовищное состояние, когда неизвестный с пистолетом делается более важным участником политического процесса, чем любой «традиционный» политик.
Вообще я не хотел ни о чем таком рассуждать, хотел просто написать некролог, но некролог о Немцове — это выше моих сил. Был с ним знаком, но с ним все были знакомы. Есть какой-то набор баек с его участием — но такие байки есть у всех. Наверное, это поражает сильнее всего: никогда не думал, что именно Немцов окажется такой точной мишенью, человеком, смерть которого причинит максимальную боль стольким разным людям, включая и меня. Я никогда на него не смотрел таким взглядом, а он ведь был уникальным среди оппозиционеров, может быть, единственным, о ком нельзя было сказать — «вот он мутный», потому что он был единственный немутный, двадцать пять лет на виду, и все про него понятно — откуда взялся, на что живет, с кем спит, чего хочет. Как и многие, я миллион раз отзывался о нем, скажем так, без восторга — как минимум с предвыборной кампании 2007 года, когда его СПС вел агитационный ЖЖ от имени солдата Сычева, и когда сам Немцов пикетировал «Седьмой континент» на Смоленской под лозунгом «Бабушкам и дедушкам не хватает хлебушка». Что может быть пошлее! Немцов вообще много раз давал повод для такой реакции — «что может быть пошлее», но бывает пошлость, обладающая каким-то исключительным обаянием, и вот это как раз касается Немцова (и, видимо, поэтому не вызывает негодования и та пошлость, которая сопровождает его уже посмертно, будь то стихи Орлуши или «Будь проклят Путин» от телеведущего Евгения Киселева — понятно же, что Немцов и сам бы поставил лайк и Орлуше, и Киселеву, и всем-всем-всем). Я много раз его ругал, но это никогда не вредило нашим с ним добрым человеческим отношениям, ни разу не прерывавшимся как раз с 2007 года. Подозреваю, что все дело было в том, что он просто не сомневался, что его нельзя не любить. И сейчас ясно, что он был прав — не любить его было нельзя, безо всяких «но», просто нельзя и все. Прекрасный русский настоящий хороший человек, и вот этого человека больше нет.