Три шага
Больно, тошно, отвратительно. Тоска грызла изнутри, выла дьяволом, высасывала все соки, оставляя лишь тупую пустоту, которая была подобна черной дыре. Эта черная дыра поглощала все, но не эмоции, которые уже вроде истлели, но под ветром чувств, вновь и вновь резали душу на ленты судьбы. От кома в горле на языке горчило. Из-за колотящегося сердца можно было делать лишь короткие, но частые вдохи. Вдохнешь чуть глубже и появиться ощущение, что ребра проткнули легкие.
Физическая боль заглушала душевную. Поэтому он впивался ногтями в руки настолько глубоко, что на коже выступали капли крови. А для чего еще ему растить такие коготки. Ха-ха… Как мерзко.
Запекшиеся рубцы смешивались со свежими кровоподтеками, отчего казалось, что на руки надеты жутковатого вида перчатки. Эти «перчатки» ужасно зудели. Ради новой порции боли он расчесывал эту дрянь и после нервно смеялся. Возможно, со стороны это выглядит страшно.
Хотелось кричать. Громко и надрывно. Но на шее словно удавку стянули. Хотелось обвинить во всем дрянную жизнь, гадкую судьбу, хоть что-то, лишь бы стало легче, но от этого нет толку.
Слезились глаза, от тела шли пульсирующие волны жара. Все было, как в бреду.
Черт, черт, черт! Как легкая симпатия могла перерасти в эту болезненную зависимость? С каких это пор он стал угадывать шум его шагов среди других? Когда он перестанет задыхаться, если в воздухе не витает тот самый аромат? Это не хорошо, это болезнь. Все. Клиника.
Обрывки мыслей крутились в голове, которая раскалывалась, будто по ней заехали чугунной сковородой.
На руках не осталось живого места. Он перешел на шею. Тут кожа чувствительней. Но, кажется, две боли объединились в одну и теперь с удвоенной силой били в голову и по сердцу.
Сердце то уже не на месте. Так пусто.
— Дос-кун… У одного часть мозга вырезал, у другого сердце вырвал. Ну что за человек?
Голос казался чужим. Надломленный, глухой, больше похожий на эхо. Совершенно не похожий на тот звонкий, яркий, переполненный каким-то дурным весельем, голос клоуна Гоголя.
Он откинулся на стену. Спину тут же опалило леденящим холодом. Но не надолго, жар тела быстро нагрел бетон.
«Сколько раз меня отвергли?» — вдруг посетила его странная мысль.
— Дос-кун, я не могу жить без тебя.
Горячие слезы побежали по впалым щекам и задрожали в уголках губ, которые были растянуты в отчаянной улыбке. Да, он сбился со счета, сколько было попыток. Больно.
Больнобольнобольнобольнобольно.
Внезапно показалось, что порвалась туго натянутая струна.
Стало тихо. Не больно. Не темно. Никак.
Одна мысль пронзила голову. Всего одна.
Он встал на ноги. Ноги, которые то и дело подгибались, словно ватные. Да и само тело казалось ватным, чужим, тяжелым и легким одновременно.
Три шага до окна. Три шага длиною в вечность.
Он залез на подоконник, распахивая створки.
Резко все его существо наполнилось силой. Будто включили тайный генератор энергии. Стало как-то легко и просто. Все стало понятным.