Когда вода окрасится кровью
Ценой вашей жадности может стать ваша кровь. Конечно, не в прямом смысле. Кому нужна ваша плазма с форменными элементами? Речь идет о том, кто может связать вас по рукам. Дети, супруг или супруга, родители, братья, сестры, дяди, тети, дедушки, бабушки, племянники и т.д. и т.п. Кровь — ваши родные и близкие.
Жадность — страшный грех. Пытаясь взять больше, она отнимает самое дорогое, что заняло свое место в вашей душе, в сердце. Не ведитесь на прелести, что дьявол обещает. Обещания всего лишь слова, не более. Но есть глупцы, которые идут на поводу миражей гор золота и величия. Они проигрывают все и даже больше. То, что вы имели, ушло в минус. Обычных вещей уже не хватает для оплаты этого долга. Цена высока, легко не искупить.
«Понимаешь, ягненок, хвосты надо подтягивать.» — это первые слова, которые она от него услышала.
Она — плата за глупость своего отца. Отца, который смело повышал ставки, убежденный, что фортуна никогда не отвернется от него. Он был жаден, самоуверен. Жертва греха, так любящая свою семью. Ее мучитель знал это и, смеясь, водил нерадивого папашу за нос. Сначала от скуки, потом с определенной целью: заполучить непонятное создание с глупыми, бархатными глазами и такими мягкими на вид волосами. Слабое, пугливое, притягательное. Ему был интересен этот дивный и чистый цветок. И он добился своего.
В первый вечер она была похожа на свободолюбивую птицу, бьющуюся в клетке. Встрепанная, с безумным взглядом и ужасно крикливая. Сначала он терпел, понимая, что ей нужно время, но через три дня на висках начали выступать пульсирующие жилы.
Подавить ее волю было легко. Хрупкое тело не могло сопротивляться грубой мужской силе. Для такой невинной жизни сломленное тело равнялось сломленному духу.
— Посмотри мне в глаза, — он встретился с загнанным взглядом своей жертвы. — Думаешь, все плохо? Что ты несчастна? Что своими действиями ты добьешься свободы? — голос был сух, как ветер в пустыне, в словах была горькая правда. — Высуши слезы, рыданиями ты сделаешь только хуже, ягненок.
Тощая фигурка под ним дрожала. Ее мучитель шептал ей теплые слова. Обещал, что ее жизнь с этого дня станет прекрасной. Но, обещания — лишь слова. Кто-то, однажды сломав систему, сказал, что все так и должно быть. И ему поверили.
Прислушайся, ягненок, в дверь стучат.
Каждый вечер пол в комнате окрашивается кровью. Он ошибся. Эта ошибка была опасна. Он мог прогнуться под бархатным взглядом, но он же не глупец! Он понял!
— Чего же ты молчишь, ягненочек? Давай же, попроси прощения. — нежно шептал он, сдавливая тонкую шею костлявыми пальцами, упиваясь чужими страданиями.
Да, это болезнь. В этой болезни виновата она, как думал он. «Она отрава получше, чем деньги».
Тебе никогда не освободиться от мучений, ягненок, так что же теперь ты будешь делать?
В ней постепенно накапливалось что-то, что меняло ее изнутри. Казалось, вся невинность пала под грубой мужской силой. Семя отчаяния проросло, проклюнулся цветок безумства и жажды мести. Теперь она стала жадным зверем, готовым сожрать все, что стояло на ее пути. Она стала восстанием, штормом, собачьей сворой.
Не было боли, когда ее тонкие пальцы ломались, окрашивая стены в алый.
Небо было черным, дождь лупил в окна, очередное дерево треснуло от молнии и повалилось под грохот грома. В страхе выли собаки, не находя убежища.
Она вошла с очередной вспышкой, как привидение. Покрытая рубцами, тощая, мокрая от ливня, дрожала, но твердо стояла на холодном мраморном полу.
Дрожащие тени от свечей создавали иллюзию покоя. Он приподнялся на локтях в ванной. Всплеск воды смешался со звоном бокала.
Ответа не последовало. Она шагнула ближе, перекинула ногу и погрузилась в теплую воду, прильнув к его груди. Дикое желание затмило здравый смысл. Грязные руки обхватили хрупкое тельце.
— Ты начала исправляться, — хмыкнул он, отпивая из бокала и скользя взглядом по обмякшей жертве. — Но этого мало для закрытия долга.
Он вернулся в полулежачее положение и прикрыл глаза. Через пару минут послышалось сопение.
И тогда она подняла свое лицо, на котором красовалась безумная улыбка. В тонких дрожащих пальцах сверкнул нож для фруктов, который до этого красовался на подносе с яблоками.
Истерический смех пронзил пространство наравне с громом и звуком пронзенной плоти.
Через десять минут было уже не ясно, кто из них чудовище.
Через десять минут уже было не ясно, кто был жертвой и кем она была.
«Понимаешь, ягненок, хвосты надо подтягивать.»
А теперь… Что ты будешь делать, ягненок, когда вода окрасилась кровью?