«NO ROMEO. NO JULIETTE»
«Ты красива до неприличия» — первое, что ты услышала от мальчиков в новой школе. Пропади пропадом эта юная цветущая красота — девчонки оскалились злобно, окружили как гиены, признав в тебе соперницу. Тебя стали рассматривать под микроскопом, каждый твой шаг, промах, вздох — всё сойдет для разговоров.
Мерзкие слухи и сплетни, что подогревались новыми сверху — девчонки всегда знают, когда вовремя подлить бензин в огонь. Обсуждали в тебе всё: как глаза подводила, какой парфюм носила, какая мелодия на рингтоне звучала. Кто-то из особо умных дальше выдумал, что разговаривать с тобой — это как с прокаженной связываться, потому в один день на обыденное приветствие и вполне дежурные вопросы тебя ждала оглушающая тишина.
ᅟ
Ушатом ледяной воды окатила тебя людская брезгливость. Абсолютно одна среди разношерстной толпы, и никто из парней, что ранее воздыхал по твоей красоте, не вызвался быть благородным рыцарем. Посчитали единогласно, что ниже их мелкого достоинства ввязываться в девичьи разборки.
Противные мелочи росли в геометрической прогрессии — почему-то именно твой лист с контрольной работой староста забывала сдать или теряла, почему-то на твоем стуле оказывалось пролитое молоко. В твоих волосах могла затаиться кем-то тихо влепленная жвачка, твой зонт загадочно исчезал, твои тетради комком оказывались в мусорном ведре.
И всегда никто ничего не видел, никто ничего не знал.
Ты всё надеялась, что этот глупый бойкот и издевательства исподтишка сойдут на нет. Стоически держалась особняком, голову держала гордо, высоко, не позволяла себя сломить. Грызли если не словами, так взглядами, а внутри тебя копился снежный ком, что готов был вскоре сорваться вниз стремительной лавиной.
Лавина в сущности своей опасна. Скорость и тяжесть снегов, что сходит с вершин, разносит в щепки, давит, убивает, морозит насмерть, а в тебе копилась такая ледяная злость, что и лавина уступала лавры.
Слепо таяли месяцы, дни в календаре шуршали, как мышки — быстрые, они скользили под старыми обоями, грызли бумагу и твою таявшую как снега непоколебимость.
Всё становилось только хуже. Распаленный злостью и завистью людской мозг изощрен на выдумки, и издевательства уже переходили черту разумного. Зачинщикам было мало и скучно. Хлеба и зрелищ — вот чего требовала глупая толпа. Многоликая, многоголовая, как чудовище, то, что использовалось во благо, она использовала против тебя как оружие.
Виртуальная травля в Интернете явление не редкое, но думала ли ты, что в какой-то день станешь её жертвой?
«Против» —так лестно коротко обозвали анонимный чат, что был создан в твою честь. Задиры переходили по ссылке, вступали в чат, прятались за пустыми аватарками, чтобы поливать тебя грязью. Пиксели в засечках чужих сообщений кололись нещадно, оскорбления самые изощренные, ведь в интернете каждый герой. То, что в лицо не скажут, как косточку обсосут в сети, разорвут на кусочки, переврут на атомном уровне, построив свою новую, удобную для них правду.
Сначала тобой руководило недоумевание и пробирал дикий смех. Надо же опуститься до такой глупости, почти что фанклуб твой возвели в сети. «Не сотвори себе кумира» гласят древние заповеди, но твоей личностью так яро увлеклись, что чуть ли не культ возвели. Предмет обсуждения и всеобщего недовольства, ты объединяла толпу, сама же ею была выброшена за борт. Гадкие сообщения летали между партами невидимыми паразитами, отзывались глухой вибрацией в карманах школьных пиджачков.
Сакура цвела так нещадно, душила город сугробами из нежных лепестков, только ты ничего не замечала. Ты стала сплошным комком воспаленных нервов, тревога шарфом колючим держала за горло и на привязи, только мозг твой отчаянно пульсировал и искал варианты.
«На войне все средства хороши» подумала ты, с колотящимся сердцем проникая анонимной крысой в чат. Вот она, вся подноготная, вся гадость, смердящая на ладони.
ᅟ
Тактический прием сработал идеально — предупрежденная и вооруженная, ты теперь предугадывала следующие действия, строила маршруты и схемы, чтобы не оступиться и не сорваться с пропасти.
Доходило до смешного — приходилось брезгливо комментировать какие-то последние сплетни о самой себе, проверять, чтобы в словах сквозило достаточное презрение. Отвести подозрения, чтобы удержаться в этом чате.
И план твой четкий сработал. Хулиганства прекратились, чат затух без новых выдумок, а ты ненадолго выдохнула.
Но сегодняшний день был омрачен уведомлением.
Твой взломанный шкафчик в женской раздевалке зиял разграбленным нутром.
И, вроде бы, что может быть такого примечательного в этой дурацкой казенной полке со скрипящей дверцей? Кому сдалась твоя спортивная форма, купальник и шапочка для плаванья? Так нужны кому-то твои потрепанные жизнью кроссовки и старые носки? Нет, бессовестный метился в самое уязвимое. Унижением и мерзким чувством тошноты тебе аукнулась кража твоего нижнего белья.
Чат гудел как разъяренный улей. Фото твоих невинно-белых трусиков с разных ракурсов разлетались как горячие пирожки. Мужские пальцы на фото мяли ткань ластовицы, поглаживали по нежным швам. Кто-то ещё вдогонку грязно пошутил, что лапал тебя, когда ты была именно в этом белье. Ложь. Всё это была ложь.
Ты не могла понять своих чувств. Да черт с ним, с бельем этим, пусть подавятся. Ничего постыдного в нём нет, да боже мой, все носят поганые трусы!
Но проснулась в тебе некая уязвимость, захотелось испариться, мочалкой до красноты потереться — ты чувствовала себя грязной. Будто кто-то коснулся потной и липкой ладонью чего-то сокровенного без твоего согласия. Хотелось просто выплакать гнев. Ты сильная девушка, но и сильные люди имеют свойство изнашиваться. Сегодня ты сдала в утиль последнюю надежду на спасение.
Ничего из этого ты Змею, конечно же, не рассказала.
— Не твоего ума дело. — На вопрос огрызаешься тихо, но слова звучат увереннее приказа. Дергаешь рукой в попытке высвободиться из нежного захвата, но Ше Ли из упертых.
— А, может, моего? Передо мной же расплакалась. Вдруг из-за меня? — настойчивости парню не занимать. Тянет тебя к себе, не давая вынырнуть из коридора и выдать ваше незаконное здесь присутствие. Всё же не каждый учитель с пониманием отнесется к прогульщикам.
Пальцы тонкие размыкаются — Змей оседает вниз, садится на корточки и смотрит на тебя уже снизу вверх. Какие красивые у тебя глаза. Плачешь, рассыпаешь драгоценный свой хрусталь, но даже в уязвимости своей ты невероятна. Ше Ли же эстет поганый, а ещё и удивительно бездушен —любуется твоими слезами, взгляда не отводит. Откуда такая взялась? Как снег на голову ему свалилась, плакса, а он и не раздражается. Будто бы забыл, что с утра хотел кого-то протащить по бетону лицом вниз.
— Дореви. Потом пойдем отсюда. Мне домой надо. — Ни тона жалости, ни слова успокоения, а в голове зашербушало принятие ещё одного факта, и от него у Змея приятно теплеет нутро. Выйти непонятно откуда с зареванной девчонкой — масла подлить в огонь своей горящей и плюющейся пламенем репутации. Ше Ли и так ходил на грани, балансировал на острие — не воспринимал он социум с его дебильной моралью. С характером дурным, с мыслями темными, он вывозил только за счёт показной учтивости и своей хитрости.
Недаром Змей. Поднимешь на него взгляд, не поймешь, как будешь утянут на дно золотого омута. Гипноз такой, что в жилах стынет кровь, а ведь и в голосе сладком вкрадчивостью отдает яд. Только ты об этом ничего не знала.
Единогласное и молчаливое согласие — как сообщники, что совершили мерзкую сделку, вы покидаете стены школы. Ещё бубнят учителя за стенами, ещё напряженно скрипят ручки по бумаге, а Змей вальяжной походкой перешагивает через ступени. В перехвате перевязанной ладони ручка твоей сумки, безмятежно закинул её за широкую спину в белоснежной рубашке. Молчит он, ты молчишь рядом. Ваши пути разные, но Змей настоял, что проводит до остановки — небольшая благодарность за то, что остановила кровь.
Плечом к плечу с тем, кто стал случайным свидетелем твоей слабости — ты видела его кровь, а он видел твои слёзы. Только вот Змею как-то абсолютно всё фиолетово, в голове зияет пустой эфир, а на душе серость бытия.
Это ты мрачнее тучи, понурая, с гудящей от слез головой, а мысли твои путаются, как рваные нити, между собой.
«Перейти в другую школу? Но мама начнет разборки. Я недавно в эту школу после переезда поступила…Экзамены на носу, а я расстраиваюсь, не на том фокусируюсь. Может, действительно перейти? Но ведь как-то может всё устаканиться… Но вдруг станет ещё хуже?»
Мысли многогранны, как кубики для настолки — переливаются на свету сотней вариантов, какие-то важные за хвост хватаешь сразу, ненужные - отсеиваешь.
Решения толкового будто не предвидится, на горизонте не маячит правильный выход из ситуации.
Звоном битого стекла тебя из мыслей вытягивает звук уведомления. Тот самый, особый. Ты сама его поставила, чтобы различать и быть всегда в курсе о самой же себе.
Ступор придавил гранитной плитой. Ше Ли удивленно смотрит, как ты в треморе ищешь по карманам что-то, выворачивая наизнанку их нутро. Телефон гулко падает на брусчатку, а ты застываешь соленым столпом. Выпотрошенная, как плюшевая игрушка. Пустым взглядом скользишь по серебру пластика на кнопочках. Нет сил сдвинуться с места, остается лишь глупо созерцать.
Змей наклоняется первее, перехватывает твой смартфон. Как фокусник между пальцами его крутит, открывает раскладушку эту, чтобы бесстыже стать гонцом плохих новостей.
Палец юрко листает вверх, листает вниз — сенсорный экран послушен, показывает, выдаёт всю подноготную. И новые фотографии, где кто-то вас снял со спины. Тебя, напряженную и со взглядом полным тревоги. Его, расслабленно смотрящего куда-то вдаль и перехватывающего твою сумку поудобнее.
Светлые брови взлетают вверх, а губы растягиваются в улыбке, выделяя четкое острие зубов.
— Так-так, что-то тут интересное. — Ше Ли хищно облизывает губы, скалится как акула, учуявшая кровь.
«Смотрите, она с Ше Ли, типа, а как вообще?»
«Они даже не одноклассники, странно как-то»
«Уж навряд-ли встречаются, скорее всего они просто пересеклись. Он бы на неё не посмотрел точно»
Уголки губ дернулись в самодовольном оскале. Дешевые школьные интриги, да ещё и его теперь впутали. Мелкие сошки возомнили себя богами.
Змей обычно не сует свой нос в дела муравьев, но сейчас отчаянно захотелось разрушить этот складный термитник.
Оцепенение твое сходит медленно, и всё это на руку подлецу, всё ему веселье. Пальцы по экрану порхают совсем как пальцы маэстро над черно-белыми клавишами, строчит свою мелодию мести.
Звук отправки сообщения наконец-то выпнул тебя из ступора. Тянешь руку, чтобы выхватить телефон, но план Ли ещё не доведен до конца.
— Не трогай. Иди сюда, — раздается над ухом. Поднимаешь взгляд и мгновенно тонешь в янтаре чужих глаз. Разве желтый не в теплом спектре? Откуда столько холода в этом цвете? Близость до упора опасная, датчики твоих внутренних радаров зашкаливают, и трещат стекла. Мужская ладонь бережно скользит к тебе на затылок, примяв случайно небольшой бант.
Ты отпрянула на мгновение, но Змей требовательно напирает, подталкивая к себе. Пальцы уже грубо зарываются в волосы, и Ли льнет к твоим губам. Опаляет дыханием горячим, катастрофически уменьшая расстояние между вашими лицами. Поцелуй короткий, как выстрел, но приятная истома после касания самая настоящая. Это была первая проба. Трепещешь пташкой взволнованной, но зародыш твоей тревоги давят на корню— Ше Ли глушит всё в картинно-показушном, почти кинематографичном поцелуе. Привкус твоих слёз и его сигарет как щепотка жгучих специй, Ли даже будто захотелось углубиться.
Но все заканчивается тогда, когда слышится звук затвора камеры на телефоне.
— Умница. — Ли тут же отстраняется, вновь утыкаясь в экран ТВОЕГО телефона.
«Привет-привет. Да, мы встречаемся с ней. И, да, верните трусики моей девушки, а то худо будет, ребята».
Он даже имени твоего не знает, но как же Ли виртуозно лжет. А угрозу он даже не пытается прикрыть вуалью доброжелательности — он в такие игры не играет, а в школе про правила Змея знают. Вслед за текстом летит фотография с вашим поцелуем.
Два сообщения подряд от Ше Ли погружают чат в гробовое молчание. Реакция админа — запоздалая истерика.
Змей усмехается и вытягивает из кармана светлых брюк пачку сигарет.