December 25

«ОБРУЧЁННЫЕ»

Метель не зря кружево снежное плела. Поймала она вас в свои силки, закружила в танце недовольная Юки-онна, заточила в ночи, схоронила два сердца неприкаянных под белым саваном. Колючими снежинками-кунаями метится, беснуется, но сил не хватает ей противостоять теплу очага за стенами дома. Завывания ветров на стоны о мольбе больше похожи. Судорожно воет непогода, песни поёт о беде своей. Ледяными когтями стены царапает, всё надеется прорваться к манящему теплу.

Свято пламя. Жар его молитвенный — броня от проделок нечисти, оберег древний и очищение человеческих мыслей. С треском звучным сжигает зло всякое, что смеет тянуть чернь своих помыслов. Тепло священное к коже твоей котёнком льнёт, щёки румянит. Пеплом серым легла тень смутных силуэтов на стенах сёдзе, в трещинах и углах старого дома зашуршал пугливой мышью мрак. Там была ты и твой суженый. Застигнутые жизнью и погодой врасплох невеста и жених.

Жених. Благороден лик его — сдержанностью пышет, во взгляде льды строгой осторожности. И каждое слово его — на вес золота, а молчание и того дороже.

Норитоши Камо. Сердце его, наверное, тобой не болеет, да и тебя ли упрекать в подобных мыслях? Кланы сошлись, старшие решили всё за вас. Давно это было — в тот солнечный день ты только сделала первый вздох, только заявила миру о себе криком новорождённой. Норитоши в тот миг сдержанно переносил нравоучения строгого учителя, что бил его по спине за оплошность. Три часа, всего три часа прошло с того мгновения, как ты со всхлипом тихим припала к груди матери в поисках молока. Три часа, как семилетнего Камо обручили с тобой.

Обручены. Красной нитью судьбы повязался на пальцах ваших уговор старших, не вашими губами произнесена вслух клятва. Не по своей воле связаны, а чужой прихотью.

«Это невеста Камо» — клеймо, что с детства стигматой въелось в кожу. Другому предназначенная, обещанная, ты не смела заговаривать с юношами, а Камо хранил верность тебе, ещё не понимая, что это — верность другому человеку?

Привычкой стало держать тебя в мыслях — мифическая невеста, обещанная ему, пряталась за молочными туманами его снов. Только слухами в шепотках злословных ты существовала в его мире, а увидеть, услышать тебя Норитоши не мог. Драконье золото – вот кем ты была. Драгоценностью клана спрятанной, недостижимой, но Камо не побрезговал стать расхителем гробниц в поисках тебя.

До боли в висках он грыз неподатливую жесть жизни, кирпичик за кирпичиком возводил себе репутацию — грязь происхождения легла на плечи, запятнанная не им даже, а матерью. Пощёчины судьбы Камо переносил стойко, но всё то ложью было — Норитоши научился притворяться, прятать истинные помыслы и словами не разбрасываться. Под тонкой корочкой льда самообладания пытало пламя мести. В позвонки крепкие въелся долг перед кланом: доказать им всем, что достоин, что выше корысти людской, чище грязи клановых распрей. И жить так тяжело одному, и нет места, куда бы он мог вернуться и назвать домом. Потому хотелось ему найти тебя, обещанное ему сокровище, и пропасть с тобой с чужих глаз долой.

Чёрным пламенем горели неотправленные тебе письма, тлели слова, что он выводил трепетно перед сном. Лепестками мёртвых роз осыпалась надежда увидеть тебя – одно лишь имя твоё ему известно. Ни обманчивого образа на фотографии, ни голоса в телефонной трубке – сначала ничего не было, но Камо, упрямец, собрал знания о тебе по кусочкам.

Не разговорчив твой спутник. То ли упрямство самурая держит его в тисках приличий, то ли нрав такой — невыносимо тих и молчалив Камо, пока ворошит угли. Твой же язык связало смущение от нежданной встречи. Обычно громкая, смелая до безрассудства, ты кусала губы, как бусы растеряв все свои слова.

Камо себе врать не смел — давлением клана томимый, он не рвал тонкую нить привязанности, что пролегла от его сердца к твоему образу. Встречу он покорно ждал, но ожидание и готовность ведь разнятся.

Как ему взглянуть на тебя без волнения? Ведь сердце, предатель, стучит так громко, что даже духи слышат. Красивее ресниц твоих трепещущих он в жизни не видел — блеском глаз манишь, и в омуте их наивности Камо вязнет. Сердце щемит, щекочет нутро самодовольство глупое — Камо тебя видеть рад, но открыться так легко не посмеет.

Встретиться вам сегодня не полагалось, но это ты, неуёмная в желании увидеть жениха, сама направилась в горы. Свернула карты судьбы, свой путь проложила, разорвав предначертанное — впервые ты посмела выбирать сама.

Тайком ото всех убежала, всё семейство благородное на уши поставила – взбалмошная, ты даже сиюминутным своим капризам потакала, что уж говорить о желании встретиться с женихом? Ты давно вынашивала эту преступную мысль.

Взбунтовалась. Узнала, что Норитоши будет там. Сердцем чувствовала, что признаешь его сразу. Прозорливая, ты знала, что не к тебе он держал путь, а долгом клана томим. Знала так же, что жених благородный совершеннолетия твоего дождался. Ждал покорно приготовлений к свадьбе, назначенной в день весеннего равноденствия. И ведь чего угодно Норитоши Камо ждал в этот день, но только не встречи с тобой.

Нараспашку распахнута тобой дверь в неизвестность, а теперь и не знаешь, как пробиться сквозь толщу плотного молчания. Незнакомцы ведь друг другу. Может, и зря всё это было?

— Холодно что-то. ᅟ
Фраза невзначай и вскользь робко брошенная, но острием ножа она пронзает чужое сердце. Не ясно, есть ли намёк какой-то в твоём капризе или таится в нём простая правда, но Норитоши спешит тебя согреть.

Шуршаще скользит по твоим плечам хаори, что несёт ещё тепло своего владельца. В волокнах путается запах Камо – скорбью пепла пахнет, чистотой мороза, стерильностью бинтов и благовониями. Нежно зелёным чаем отдаёт, немного древесиной. Вот он, значит, каков, запах твоего суженого.

— А Вам разве не холодно, Камо-сама? — подмечаешь растерянно. Щёки расцеловал алый румянец смущения, за ушки прикусил неприлично — красная вся, ты в его глазах стала ещё милее. Рёбра трещат от ударов взбесившегося сердца – Норитоши вздыхает, отведя в сторону взгляд. Неловкое молчание в ответ сменяется неясным кивком головы. Ты кутаешься, зарываешься щеками пылающими в ткань хаори жениха. Смущение таранит сердце, все слова на языке узлом повязались – так было много вопросов, но все растаяли снежинками перед теплом очага.

Камо движется тише теней. В осанке ровный, во взгляде непоколебимый — твой будущий муж собой хорош. Выдержка его точит камни, словно вода, а немногословность его — оружие, что он носит с детства. Как жаль, что пока только он осознаёт, как много смысла несут в себе слова: ранить могут, обмануть, убить, поднять с колен и свести с ума. Потому Камо в словах нарочито скуп – знает, что звучит если не холодно, так безразлично точно. Не хочется ненароком спугнуть ему ту пташку твоего доверия между вами.

— Нет. Ты грейся, сядь ближе к огню.

Зеркалишь молчание Норитоши. Стыд всё так же крепнет румянцем жгучим в щеках, а мысли глохнут под весом смущения. Камо ворошит угли, а ты, любопытная, скользишь взглядом по его профилю. Красивый…

О Норитоши ты мало что слышала. Он держался в тени, в скандалах и слухах не пачкался. И сердце твоё определённо не станет его очередным трофеем. Все знали: Камо, с детства тебе предназначенный, никому себя больше не обещал.

Метель сегодня же щедра. Хозяйка положения, лицом к лицу столкнула две молодости, две судьбы, что текли параллельно друг другу. Норитоши сегодня больше некуда спешить, а ты наконец даёшь свободу своим мыслям вслух.

— Ты боишься? — переходишь в порыве на доверительное «ты». — Свадьбы нашей. Будущего…

Камо замирает. В глазах его полыхают отблески пламени, а сам он спокоен. Глыба камня, об которую бьются волны твоего волнения – вот кем он был в этот вечер.
— Да, боюсь. Боюсь разочаровать тебя.

Честность человеческая всегда обезоруживает. Придётся тебе привыкать, что никогда не будет от Камо дежурной любезности, в игры благопристойности во имя спокойствия он не играет. Выбрать язык правды из всех возможных языков, не безликую тактичность, не тягучее кокетство — решение смелое он принял ещё в детстве.

— Я тоже боюсь, — настаёт очередь и для твоего признания. — Что буду недостаточно хороша для тебя.

Камо уж чего угодно ожидал, но не таких слов. О чём ты вообще говоришь? Ты, дочь почтенного клана драконов, сокровище, думаешь, что будешь недостаточно хороша для него? Он в недоверии оборачивается и вы встречаетесь взглядами. Смотрит Камо внимательно, силясь прочесть в твоих чертах лица печать мимолётного волнения и уже давние страхи. Сталь его глаз плавится, тает лёд сдержанности, уступает место чему-то тёплому. Наверное, всему виной понимание того, что он в своих мыслях о неоднозначности будущего не один, что ты – такой же потерянный человек и в беде этой его напарник.
— Не бойся, потому что ты… — начинает твой жених задумчиво и замолкает. Слова осколками вонзаются в язык – хочется подобрать самые лучшие, чтобы тебя, его хрупкий драгоценный фарфор, не разбить ненароком. Переборов упрямство, он всё же пытается облачить свою голую мысль в красоту слов. — Ты в сотни раз лучше, чем я думал о тебе.

Пальцами цепляешься в подол своего кимоно, вышивку шёлковую по силуэту обводишь нежно. Зверь – смущение, не отходит, всё так же атакует, бросается, кусается. Столько мыслей в голове, ни одна вслух не хочет быть сказанной. О чём говорит твой жених?
— Лучше? В каком смысле?

Камо отводит взгляд. Его пальцы сжимаются на кочерге — он ворошит угли механически, вдумчиво вглядывается в разлетающиеся искры. Ты требуешь ответов и то вполне логично, нет смысла тянуть с рассуждениями.

— Я думал, что ты будешь смотреть на меня с презрением. Или бояться меня. ᅟ — Почему это я должна тебя бояться или презирать? ᅟ — Потому что это ты не выбирала меня, — горькую пилюлю правду Камо раздробил в зубах и поморщился. — Никто не спросил, чего хочешь ты. Невест никогда не спрашивают о том, чего хочется им. Несправедливо… ᅟ — Но ведь и тебя не спросили, — тихо колешь своей иголкой правды его сомнения.

Проницательна, но не так глубоко смотришь, как Камо – его бесят патриархальные устои клана, что не только женщин мучает, но и мужчин заставляет прогнуться.

— Не спросили, но я всё равно в каком-то выигрыше, не думаешь? Я не жалел ни о чём, но а вдруг ты жалела? Может, у тебя были бы свои планы на жизнь, своя любовь, а не я, инструмент клана и навязанный жених.

Сердце твоё, доверчивое и глупое, послушно пропускает удар. Тает от заявлений, честных настолько неприлично, что хочется провалиться сквозь землю, раствориться в тенях, что мечутся по углам. Камо не юлит, не старается казаться нарочито благородным – каждое его слово пронизано горечью. Твой жених поворачивается к тебе полностью. В отблесках пламени лицо его кажется мягче, чем сказанные слова — сглажены линии упрямых тонких губ, под глазами пролегли тени томные, что располагают к открытому диалогу.

— Я искал тебя, но не хотел тревожить. — в словах его звучит извинение за то, в чём не виноват. — Присылал подарки. Писал письма, хотя знал, что ни одного ты не получишь. Пытался увидеть, а потом подумал – а вдруг ты приняла бы это всё за назойливость? Я бы не хотел твоей неприязни. Не хотел бы казаться одержимым из-за своего любопытства.

Плотная тишина повисает меж вами расшитым бисером событий на полотне правды. Только ветер за окном завывает жалобно, и огонь заговорщицки потрескивает в камине, кидая отблески на бледное лицо твоего суженого.

— Ты говоришь такие умные вещи, Норитоши. Чувствую себя глупой рядом с тобой.

Камо усмехается – как бы он ни пытался казаться сдержанным при тебе, твои слова бальзамом ложатся ему на душу.

Всё так же бушует непогода, а разговоры журчат, как ручьи по весне. Страхи, тревоги тают сугробами, и не налюбоваться же друг другом – Камо сдержанно восхищается твоей красотой, а ты, смелая, безрассудная, в открытую глаз с его лица не сводишь.

Души раскрылись ваши пред друг другом, бутонами расцвели, а там, где сближаются души, то нитями послушно тянутся друг к другу тела. Камо жестом приглашает тебя ближе к огню – татами скрипит под вашими телами, шуршит кимоно, цепляясь волокнами за плетёный тростник.

Тепло и непривычно сидеть плечом к плечу, бедро к бедру с той, что была его мифом. Но тут ты, нервно приглаживаешь свои волосы, совсем настоящая.

– Руки замёрзли? – спохватывается Камо. Ладонью тёплой, большой накрывает твою целиком. Ты же внезапно спешишь переплести пальцы. Сдвигаешься ближе. Колени почти соприкасаются, его большой палец медленно поглаживает твою ладонь — невинное движение, но от него перехватывает дыхание, а сердце пляшет бесстыже в груди, сбивая дыхание.

— Норитоши. ᅟ — Да? ᅟ — Рада знакомству, — шепчешь сбивчиво. — С тобой.

Твой жених замирает. Смотрит долго, напряжённо — изучает лицо твоё, словно боится забыть хоть черту. Потом медленно — так медленно, что время будто вязнет в мёде, — поднимает свободную руку и касается твоей щеки. Едва касается, не смея наглеть, но ты, кошка, жадная до ласки, льнёшь к его ладони.

Камо склоняется к тебе осторожно, давая время отстраниться, шанс сказать твёрдое "нет". Но ты только глаза закрываешь, пытаешься запомнить чужое дыхание на губах — тёплое, неровное, учащённое, как и твоё.

Неужели будет поцелуй? Как же ты долго его ждала — в голове крутила раз за разом, как будешь осыпать поцелуями лицо своего супруга. Тактильная, ты не постеснялась бы этого, лишь надеялась, что Камо не окажется в касаниях противоречием тебе.

Но клятва Норитоши нерушима — лишь поцелуем целомудренным он коснулся лба, хотя манила его шёлковая каёмка твоих губ. Благословение, а не страсть, доверие и уважение.

Камо следом касается губами твоей макушки, вбирая в крепость своих объятий. Прячет тебя от холода, пока ты вслушиваешься в биение сердца под тёмными тканями кимоно.

Огонь дышит мерно — уставший зверь, что лапами своими перебирает лениво угли. Метель за стенами выдохлась вконец, захлёбываясь собственной силой. А ты лежишь на футоне, что Норитоши расстелил у очага, и тонешь в его ласковой близости — в тепле его тела, прижатого к твоей спине, в размеренном дыхании, что щекочет затылок.

Непогода вскоре замолкает, замолкаете в сонном оцепенении и вы.

Всё же метель не зря кружево снежное плела — сиромуку в подарок невесте ткала хладная Юки-онна.