«Электронный шаманизм» – интервью с авторами альбома «Шизоаффективное расстройство»

«Шизоаффективное расстройство» – экспериментальный автобиографический альбом Олега Чайкина и Антона Нефедова. Нойз, индастриал, эмбиент, трип-хоп и техно дополняют голос, проговаривающий стихи о наболевшем и настоящем. Кирилл Сафронов поговорил с Олегом и Антоном, чтобы получше разобраться с происходящим за окном, все больше напоминающим шизоаффективное расстройство.

– Альбом называется «Шизоаффективное расстройство». Википедия про это говорит: слуховые галлюцинации, параноидный бред, дезорганизованная речь и мышление… Что этот диагноз значит?

Олег: Этот диагноз находится между шизофренией и биполярным расстройством. Его пики выражаются в психозах, в которых проявляются симптомы биполярного расстройства – например, мания. И – от шизофрении: бред, слуховые и визуальные галлюцинации, чувствование себя сверхчеловеком. Такое комбо. У меня было два психоза. И я периодически лежу в психиатрической клинике. В преддверии психозов, чтобы не запускать.

– А название альбома выбрали, чтобы описать то, что внутри, или то, что за окном?

Олег: Название вышло таким из-за того, что внутри чувствовалось и ощущалось. Но стало созвучным и тому, что сейчас происходит вокруг. В музыкальной составляющей мы решили подчеркнуть такую пульсацию, которая есть в голове, из-за которой мозг разгоняется. Антон как раз отвечает за всю музыкальную часть. В ней есть место и энбиенту, и нойзу, и индастриалу, и техно.

Антон: Мы вчера с Олегом говорили как раз о том, что наш альбом очень созвучен времени и сегодняшней музыке и поэзии.

– Чем вдохновлялись? Может, есть примеры схожих по диагнозу или настроению альбомов?

Олег: У Янки Дягилевой есть альбом «Ангедония». Называется в честь диагноза. Это высшая форма депрессии.

Антон: В музыке я не вдохновлялся диагнозами, потому что у нас диагнозами заведует Олег. Я вдохновлялся сибирским панком, тем, как к этому вопросу подходит Летов, например. Когда шум является видом разноцветия, когда шум – это красочность. Благодаря тому, что у нас есть драм-машинка и всякие другие устройства, мне кажется, симпатично получилось, что мы смогли электронику засунуть в шумовую, психоделическую, гаражную составляющую.

– А чем вы вообще занимаетесь?

Антон: Мы оба кинематографисты, по образованию режиссеры. Сейчас я запускаюсь с игровым полным метром.

Олег: За последние два года, наверное, я стал себя позиционировать поэтом. Я написал книгу стихов, лежа в психиатрической клинике. Потом познакомился с издательством «Стеклограф», им очень понравилась моя история. Мы издали ограниченным тиражом 100 экземпляров. Книга продавалась в «Циолковском», в «Фаланстере», где-то в Челябинске и еще в каком-то городе. Помимо этого я занимаюсь режиссурой монтажа. Периодически на телевидении работаю, от проекта к проекту. Иногда как режиссер делаю свои авторские вещи. Например, мы снимали клип на пленку при поддержке Kodak. Для Ксении Федоровой – это дочка Леонида Федорова, у нее своя группа есть – «Кубикмагги». А еще у нее есть сольный проект, с которым она записала альбом в Норвегии. Он мне показался интересным, и мы решили на одну небольшую песню сделать клип.

– Олег, ты называешь своим учителем Артура Аристакисяна. А Антон учился у Сергея Александровича Соловьева. Но «Ладони» и «Асса» – это очень разное кино. Как вам работается вместе?

Олег: «Асса» мне, кстати, не нравится. Я не считаю это за кино вообще. Но у нас не было конфликтов при совместной работе с Антоном. Мы изначально как-то сели на кухне, у нас было пиво. И мы договорились о том, как мы будем действовать. Какого рода шумы это будут, записанные ли заранее или сделанные электронно. И каким методом мы будем нащупывать то, что станет альбомом.

Антон: По моим ощущениям, у нас даже не было такого разговора.

Олег: Был-был.

Антон: Да?

Олег: Да, мы договаривались. Ты сказал, что есть один метод – мы пишем какие-то звуки, шумы и потом с ними работаем. А второй – мы электронно достигаем шумов.

Антон: Мы просто с Олегом дружим лет восемь, но ничего не делали вместе. И у меня, если честно, было подозрение, что и не можем ничего сделать. А я параллельно делал – и сейчас этим занимаюсь – шумовую музыку. Я увлекся всякими девайсами, давно люблю всю эту психоделию. Что-то показывал Олегу, Олег показывал мне свою поэзию.

Олег: Кстати, могу добавить, что мы говорили про шизоаффективное расстройство, про психозы. У меня был психоз, который длился полтора месяца. Я находился в абсолютно психоделическом состоянии. Галлюцинации, ты не ощущаешь реальность как таковую. Не понимаешь, что настоящее, а что – нет. Когда я сейчас озвучивал стихи, я пытался донести это состояние через повторы. Такой электронный шаманизм у нас получается.

– А как это вообще выглядит? Будто очень-очень пьяный? Когда не понятно, где сон, а где жизнь?

Олег: Приведу пример. Я в этом состоянии потерялся в Петербурге на два дня. Я выкинул телефон, деньги. Я ходил из места в место, меня манил фиолетовый цвет. И я пытался найти каких-то людей, с которыми мне было бы хорошо.

– Но при этом патруль милиции тебя не вяжет в этот момент?

Олег: Нет. Я не преграждал проезжую часть, ничего такого не делал. Просто что-то бурлит такое в мозге, есть ощущение, что он очень сильно запутался и распутаться уже не получается. Нужно медикаментозное вмешательство, чтобы этот процесс остановить. Поэтому я и ложусь в клинику, сейчас уже примерно два раза в год. Когда понимаю, что идет начало запутывания в мозгу. И чтобы оно не увеличивалось, я ложусь на неделю, меня приводят в порядок. Как техосмотр такой.

– А как это появилось? С детства потихоньку нарастало? Или – вдруг – в какой-то момент повернулся рубильник?

Олег: Скорее – щелчок и включилось. Хотя один психотерапевт мне говорил, что это и наследственное может быть. Просто включилось в тот момент, когда было комбо из всего, что было возможно: из наркотического опыта, из алкогольного опыта, из неразберих в личной жизни, из проблем на работе. То есть все, где я в чем-то был – все накрывалось постепенно медным тазом. И в какой-то момент екнуло и бомбануло.

– Вернемся к музыке. Я месяц назад говорил с Ильей Мазо, и он сказал, что российская музыкальная индустрия после 24 февраля закончилась. Вопрос. Записать-то записали, а как устроить встречу альбома и слушателей?

Антон: Я вырос на «Гражданской обороне», читал интервью Летова. Для меня контркультура – это очень крутой ориентир. Мы недавно были на фестивале нойза «Длань», и меня очень порадовали лица. Чуть повзрослевшие неформалы, нефоры, которые сидят в каждом городе на площади Ленина. С длинными волосами в черных балахонах – родные для меня люди. Если они услышат, если им понравится – мне кажется, это уже будет очень хорошо.

Олег: Я как-то смотрел интервью в «Школе злословия» с театральным режиссером Анатолием Васильевым. Его спросили – правильно ли они понимают, что идеал театра для него – это когда театр находится на вершине горы, куда очень трудно добраться. И театральное действие в нем продолжается независимо от того, забредает ли туда случайный посетитель или нет. Для меня этот образ созвучен нашей музыке.

– А по сверхзадаче ваша музыка это терапия? Или – наоборот – встряска для слушателя?

Олег: Я бы хотел, чтобы слушатель подключился к шаманизму и удивился.

Антон: Я сейчас понял, что из-за того, что мне не доступны переживания Олега – так как у меня нет такого заболевания – я вынужден к ним двигаться. Мне кажется, такая музыка – способ вызвать в себе измененное состояние сознания. Мы действительно ученики совершенно разных мастеров. В том смысле, что для меня состояние психоделии – это состояние собранности, трезвости и остроты восприятия жизни. Музыка, шум – способ в это состояние заходить. Моя цель – создать музыку, которая изменяет состояние сознания. Это – тот опыт, который и не понятно, как иначе получить.

– Если вспомнить о том, что происходит за окном, то кажется, что мы все попали внутрь шизоаффективного расстройства. При этом, оно не лечится. А что делать? Может ли музыка помочь этому миру?

Антон: У православных есть такая классная фраза «спаси себя и хватит с тебя». Мне она очень нравится. Мне не нравится идея кого-то лечить, кого-то спасать, исправлять. Мне кажется, что все, что ты делаешь касаемо искусства – это глубоко интимные вещи, а манифесты по излечению мира – это все для меня не в ту сторону. Это просто практика утоньшения твоего восприятия мира.

Олег: Мне тоже так кажется. Музыка – способ расшатать видение и тем самым оголить восприятие.

– Есть еще что-то, о чем я забыл вас спросить, что важно добавить?

Олег: Давай в конце добавим «Свободу Юрию Дмитриеву!».

Кирилл Сафронов