Несколько букв для разминки глаз
Писать я любил. Ребенком и подростком я писал школьные сочинения на высший балл, и страшно гордился даже не им, а тем насколько мне удавалось впечатлить учителей литературы своим внезапным взглядом на тему. Внезапность проистекала из полноты, неспортивности, непопулярности в классе, начитанности, и поверхностной, но широкой эрудированности. Стоило мне услышать тему очередного сочинения, как я начинал крутить её в уме под максимально острыми углами, пока не находил наиболее "внезапный". Читателей было трое: родители и учительница. Иногда, если "внезапность" оказывалась особенно "литературной", доставалось и одноклассникам — им зачитывали мой опус.
К счастью я ленив, и лень несколько окорачивала мою графоманию, так что больно никому не было. Отец не особо впечатлялся, мать хвалила, что понятно, учителя тоже хвалили, но как-то "сквозь мутное стекло, гадательно". Одноклассники покровительственно похлопывали по плечам, и говорили что-то вроде: "Ну ты загнул!" Но всегда свысока, как бы прощая очередную двойку по физкультуре.
Еще я сочинял стихи, "под Есенина" и "под Лорку", которые не нравились даже девочкам. Но к чести своей, написал я их немного, а отсутствием интернета, и не публиковал.
В старших классах начал прибиваться ко всяким творческим компаниям, где тоже писали, играли на гитарах, пели, и все такое. Там были ребята много талантливее меня, и одному я страшно завидовал: белобрысому пухляку баскетбольного роста, в последствии редактору (если правильно запомнил) единственного приличного российского глянца.
На излете школы я даже вступил в поэтический кружок, и был там единственным начисто лишенным таланта к стихосложению. Что меня ни мало не фрустрировало — я написал устав этой организации, и еще какие-то архиважные циркуляры.
В университете я изучал геологию, и даже был ею увлечен, но складывание букв в слова не бросил, а даже начал "жить пером" — протекцией друзей прислонился к каким-то начинавшимся в "лихих 90-х" коммерческим изданиям, и сочинял для них рекламовмещающие статьи на трепещущие темы. Писал и о снегоходах, и о компьютерах, и те и другие были тогда внове, и о каких-то культурных делах, но своим шедевром начала девяностых считаю "рекламно-просветительскую" статью о достоинствах обуви "Скороход". Кто жил в Ленинграде поймет — в рекламе это чудовищное говно не нуждалось, лютая была обувка.
С началом нулевых мне подфартило — я занялся рекламой профессионально. Я тогда не знал, что в рекламе главное — вовремя "откатить" кому надо, и писал как за себя. Я сочинял текстов больше, чем сочиняла законов предыдущая российская Дума, и все они были лихими, провокационными, парадоксальными, безжалостными к конкурентам, и так далее. Короче, "внезапными".
Тут и интернет подразвился, стало возможно графоманить с плеча. С тех пор я не даю "отдохнуть фонтану". За те сорок лет, что я умею писать, образовалась, в некотором роде, залежь текстов, этакая глыба. Которую, я надеюсь, мне удастся обогатить на смыслы, и из "тонн словесной руды" наскрести на книжонку в четверть листа и в палец толщиной. Пока еще меня могут прочитать родители