РОССИЯ-ИЗРАИЛЬ. НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД
Длинный день. Все дни перелетов длинные, но этот какой-то особый. Мама внезапно почувствовала себя неважно, и в аэропорт не поехала. То сидела и рыдала, то металась по квартире, что-бы дать еще в дорогу. Костец долго и основательно собирался, но перед самым выходом к машине сообразил, что забыл надеть носки. А вещи уже запакованы, и паковал их я, и куда я сунул носки — вопрос темный, а вскрывать все это — занятие небыстрое, и совершенно неуместное.
Мать нашла себе дело. Бросилась, подобрала носки, вручила внуку, тут же решила, что не годятся, нашла другие, вручила… В общем «не семья — а какое-то землетрясение».
Пока таксист, традиционный узбек из «Яндекс-такси» медленно переползал через полосы замедления на Дачном, Костик смотрел на дома, детские площадки своего младенчества, вспоминал знакомые магазины, а потом радостно заорал: «А вот там была квартира, которую мы продали». Я по затылку отца понимал, что он сейчас тоже готов разрыдаться. И жалко ему не квартиры, а времени, когда он искал через заводской комитет ВЛКСМ эту «красавицу с огромным черным бантом», ходил в этот дом женихаться, и даже того времени, когда мать три раза на дню бегала туда разбираться со сложной жизнью уже своей матери — моей бабки.
В «Пулково» каша из машин, людей и чемоданов. Что с этими людьми не делай, но предоставленные собственному произволу они увеличивают энтропию системы с космическими скоростями. У стойки быстро. Багаж ушел. Все время, что мы приближались к стойке, отец фотографировал нас на телефон. Потом внезапно оборвал прощание, и мы разошлись не оборачиваясь.
Граница — быстро и любезно. Пограничница — из ухоженных русских красавиц, первого среднего возраста, даже исполнила одну восьмую (шестнадцатую) улыбки, адресованной, понятно, Костецу.
Аэропортовые скитания — та история, с которой знаком каждый пассажир эконом-класса, особенно, летающий малобюджетными авиакомпаниями. Зайти в дъюти-фри, поспотыкаться среди винно-водочной продукции, присесть в баре с каким-нибудь говорящим названием, вроде, «На крыло», найти туалет, гейт, зарядку гаджетов, убедиться, что рейс отложили, и еще отложили, и снова. Мы нашли себе развлечение — настольный футбол в одном и баров. Так увлеклись, что едва не опоздали на трижды задержанную посадку.
Самолет — неинтересно. Спинка кресла соседа спереди слегка давит на кадык, за пять часов развлечений: туалет и обратно. По салону залетал американский таракан, пассажиры несколько оживились.
В Израиль всегда хорошо возвращаться. Все немного набекрень, но работает, и работает довольно шустро. На паспортном контроле заморенная и не особо упорядоченная барышня улыбается гораздо шире своей пулковской коллеги, и мы самым ласковым образом её благодарим, Костец на своем певучем иврите, я на своем стеснительном акценте. В моей ивритской речи отсутствует куртуазность и реверансы, приходится заменять их доброжелательностью и открытостью. Что, кстати, не подразумевает того, что «реверансы» мне менее милы.
Последний поезд на Беэр-Шеву с пересадкой сквозь остро пахнущий Тель-Авив. Сонные датишные дети, целующаяся молодежь. За окном все меньше огней, и мы в Офакиме.
Внезапно исчезло заказанное такси. Тащим наши мешки на шоссе ловить попутку. Ночь. Никто не едет, а кто едет — не останавливается. Есть приятные исключения, вроде двух очаровательных барышень, пробирающихся в Эйлат, но наша деревня для них слишком сильный крюк. Наконец нам везет на жизнерадостного таксиста, и мы дома. В квартире почти нечем дышать. Мы распахиваем окна, начинаем стелить белье. Всю дорогу скакавший Костец грустнеет. Пусто без мамы. Хорошо, что можно провалиться в сон. Сутра мы принюхаемся к дому, потом он встретится с друзьями, будет попроще.