Некоторые местные, когда видят относительно свежего русского оле без швабры, и с умной мордой, переживают существенный, временами угрожающий когнитивный диссонанс. Не все конечно, но заметная часть.
- Дима, я тебе поставил на стол семь красок. Ими нужно пометить шесть секций в трех транспортерах, чтобы НЕ ЗАПУТАТЬСЯ (!!!!) при сборке... *Семь красок, это семь ведер по галлону каждое. Это чтоб вы не представили себе акварель "Ленинград"* - Тут шесть красок. - Ну как же шесть!? Вот голубая, желтая, белая... - Это не белая краска. Это грунт для гальванизированных покрытий. - Но она же белая! - Но она не краска. - Но ей же можно поставить белую метку!!! - Нет. Она не для этого сделана. Хочешь белую краску - неси 9016. Там на крышке написано "белая краска". - Но ведь это же белый цвет!!! - Это не краска. Ей не красят. Это — грунт, очень дефицитный. Его тебе трогать вообще не надо. - Но ведь ей же можно нанести белую метку...
С воскресения намекал Куки, что подход к плазмакатеру — не "склад дохлых негров". Когда он там пристроил первую палетту с редукторами, я почуял неладное. Далее палетты со всяческим говном расположились в два ряда, а вишенкой на торте оказался сломанный сварочный полуавтомат. Он встал в третий ряд. Сегодня пришел заказ на резку. Плазмакатер — единственный станок в нашем хозяйстве, на который заготовку ставим не руками, не погрузчиком, не тельфером, а манископом — телескопической стрелой на тракторном шасси. Лист стали в пол дюйма, три на полтора метра, весит под половину тонны, и мне нужен нормальный подход к станку. Пожаловался хозяину: мол твой менеджер засрал весь цех. Понимание встретил, но не действенное. В середине дня осерчал...
Спрашиваю у любимого коллеги, что мол за черт в красной рубашке крутился на свадьбе, представился этнографом. Не знаю, говорит, что такое "этнограф", но он царфати из Беэр Шевы, у него жена сбежала с тренером по йоге. А он у нас в деревне поселился, шейх наш дураков жалеет. А у этого сильно крыша протекает, он про какого-то французского художника рассказывал, которому на природе было ничего, а в городе беда. А у нас - природа, простор. Ван Гог, я так думаю...
На работе стою, курю, рисую на стене лошадку кисточкой и красочкой. Сзади подкрадывается начальство в лице Куки. - Дима, ты чем занят? - Рисую лошадку. - Нет, по работе чем занят? - С утра отправлял клиентам конструктор "Собери сам", выпуск "Овощебаза", две коробки по пятнадцать тонн. Сейчас довариваю спортплощадку для кибуца Кисуфим. - А почему рисуешь? - Ну я курю, а под маской не удобно - сигарета не помещается, а варить без маски нельзя по технике безопасности. И вообще, согласно пункту 18 закона "О часах труда и отдыха" от 1959 года имею право на перекур. Помычал. Ушел. Как маленький, право.
* Я на рабочем месте слушаю в ушах радио "Тарбут" (культура), а Хасан-маленький "Гальгаляц" (музыкальный канал) через динамик. И так вышло, что он ошибся каналом, а я вынул "уши", и мы вместе прослушали кусок на "культуре" где некий местный поэт читает стиш на злобу дня. Основная идея - давайте исключим из лексикона слово "куши" (негр). За кофе спрашиваю коллегу, который могучий черный красавчик, как ему идея? Он говорит: ну может и ничо. Надо сказать, что в иврите куши несет немного отрицательных конотаций. Не больше, чем "негро" в испанском. Тут я и спрашиваю, а он знает откуда слово? Он просит рассказать. Ну я и и излагаю, что в сверхдержаве доантичной ойкумены - Древнем Египте, который смотрел за всей хатой, народ жил вдоль речки...
Длинный день. Все дни перелетов длинные, но этот какой-то особый. Мама внезапно почувствовала себя неважно, и в аэропорт не поехала. То сидела и рыдала, то металась по квартире, что-бы дать еще в дорогу. Костец долго и основательно собирался, но перед самым выходом к машине сообразил, что забыл надеть носки. А вещи уже запакованы, и паковал их я, и куда я сунул носки — вопрос темный, а вскрывать все это — занятие небыстрое, и совершенно неуместное.
Утро начинается рано. Я просыпаюсь по-деревенски, здесь нет и пяти. Не хочется выходить до рассвета, и я пью кофе в номере, пишу, читаю, поглядывая в окно, в ожидании мига, когда «пурпурная Эос» подсветит студенистую воду лагуны. Как только небо над крышами начинает светлеть, я выхожу на улицу. Холодно, я напряжением духа не даю себе ускорять шаги. Я должен смотреть, и видеть, а это нелегко на бегу. Поэтому я не торопясь, но постукивая зубами, продвигаюсь куда-то в направлении Сан-Марко.
Это странное ощущение смерти, бредущей по набережной канала, будет сопровождать меня все мои немногие дни в Венеции. Откуда оно? Весь этот образ карнавала — свобода от истинной личности, скрытой под маской, свобода от обязательств, метафизическая гибель своего я, рождение его вновь не для созидания, но для какого-то идолопоклонства и оргий.