Есть одна байка про то, что Бетховен якобы не умел делить и умножать. Я не стал искать авторитетные источники, в которых эта информация опровергается или же хотя бы ставится под сомнение. Просто давайте порассуждаем.

Как ни странно, но Бетховен писал музыку. Отодвинем в сторону факт его гениальности и просто отметим, что он был большим профессионалом своего дела, он превосходно знал музыкальную теорию.

Теперь небольшое отступление. Известно, что дети, которые занимаются в музыкальных школах, лучше усваивают тему дробей на математике в обычной школе. Понятно, что занятие музыкой имеет благотворное влияние на все развитие ребенка, но сейчас о дробях. Как правило, в муз. школу детей отдают лет в 6 и выходит так, что с длительностями нот они знакомятся раньше, чем в обычной школе им успевают рассказать про дроби, а связь-то тут есть. На рисунке ниже можно наблюдать, как в музыке принято разделять ноты по длительности звучания.

В одной целой – две половинные, в одной половинной – две четвертные и так далее. Иными словами, дети, занимающиеся музыкой, лучше понимают дроби, потому как про них им рассказали еще в музыкальной школе пару лет назад… Связь арифметики и музыкальной теории налицо.

Возвращаясь к Бетховену, хочется задать вопрос: разве человек, который ориентируется в длительностях нот, действительно может не уметь делить или умножать? Разумеется, я не говорю про что-то сложное, типа перемножение в уме трехзначных чисел. Но какую-нибудь элементарную вещь он-то должен был уметь, например, умножить четвертную ноту, скажем, на восемь и понять, сколько это получится целых нот. Должен был конечно. Так что инфа про Бетховена, который так и не научился делать простые вычисления, является, на мой взгляд, бредятиной. Вот так. 

       Немало писали о Листе выдающиеся русские музыкальные критики — Стасов, Кюи, Серов. До сих нор сохраняет свое большое значение работа Стасова «Лист, Шуман и Берлиоз в России», очень положительно оценивается историческая роль Листа в его капитальном труде «Искусство XIX века».

       Что же касается деятельности Листа, то пропаганда им русской музыки также с самого начала приняла очень активный характер. Как пианист, пользующийся огромным авторитетом, он прежде всего распространял русскую музыку своими фортепианными транскрипциями, которые исполнялись в самых разных уголках Европы. Одна из первых таких транскрипций — «Марш Черномора» из «Руслана и Людмилы», опубликованный, однако, под заглавием «Черкесский марш». В разное время Лист сделал фортепианные обработки «Соловья» Алябьева, Полонеза из «Евгения Онегина» Чайковского, «Тарантеллы» Даргомыжского, еще несколько русских романсов — Булахова, Виельгорского, а также некоторых русских и украинских несен. Последней пьесой такого рода была обработка песни «Степь моздокская», подаренная Листом его русскому ученику Александру Ильичу Зилоти — двоюродному брату Рахманинова. Но еще большую роль сыграла пропаганда оригинальных произведений русской музыки за границей, главным образом в Германии, где Лист преимущественна жил в последние десятилетия своей жизни. Он содействовал исполнению симфоний Бородина; фортепианная пьеса Балакирева «Исламей» постоянно разучивалась его учениками; в Веймаре он однажды поставил оперу Рубинштейна «Сибирские охотники», а незадолго до своей смерти устроил исполнение Первой симфонии никому еще не известного юного Глазунова. Выдающийся венгерский композитор Золтан Кодай вспоминал:

       Когда мы рассматривали партитуры Листа, переданные нашей библиотеке из наследия Листа, и благоговейно перелистывали их, чтобы найти следы его рук и ума, мы натолкнулись на большое количество русских партитур. Последние попали в руки Листа благодаря тому, что он поддерживал тесные связи с участниками «Могучей кучки» и некоторые из них присылали ему свои произведения и рукописи или печатном виде.

       Многое из этого по настоянию Листа исполнялось и имело большой успех. Своеобразные творческие контакты возникли у Листа с четырьмя русскими композиторами — Бородиным, Римским-Корсаковым, Кюи и Лядовым, которые полушутя-полусерьезно стали писать разнообразные вариации на примитивную детскую тему («тати-тати»), В то время как Балакирев и некоторые другие русские музыканты с неодобрением отзывались о таких «легкомысленных» занятиях крупных русских композиторов, Лист, познакомившись с этими «Парафразами», пришел в восторг.

       «Уважаемые господа! — писал он в 1879 году авторам. — В форме шутки Вы создали произведение с серьезным значением. Ваши «Парафразы» восхищают меня: ничего нет остроумнее Ваших двадцати четырех вариаций и четырнадцати маленьких пьесок… Вот, наконец, превосходное сжатое руководство науки музыкальной гармонии, контрапунктов, ритмов, фугированного стиля…»

• Очень интересно читатаппппппппппрпппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппрладрлаеьдрльаелдрьвлаердлаьрвальрдвалерьждвалрьждаржьдваерждваьрждаельрждвждвал ждавлрьжавделрьжвадлрьждаелрьдыелрьжделрьждыкельрждклеьрждыеьржыдельрждельржыдельрждл ьрдежльрыждкеьрж елдьрыдкерьжыкед жкдлеьржыдерьэкыедрьэыкед льрждыкеьэрдыжеьрждыклерьжыдклеьржыдкелрьжкыдельрждыкельрждкылрьждыклеьржыдлерьжыкллрьежыкдьержыкдлржклржькыдлрьжыкдлрьжыкдлержыклрьжкдлр