Ильна и Дита, 18+
Пирог не получался. Тесто не хотело раскатываться, мука просыпалась мимо, и количество сахара в чернике тоже казалось чрезмерным. И когда кто-то подошёл сзади и закрыл глаза ладонью, Ильна в первый момент едва не убила его скалкой. И убила бы, наверное, если б дотянулась.
— А вот теперь положи оружие и рассказывай, — раздался за спиной знакомый голос.
— Зачем? — вторая рука легла Ильне на талию, и девушка сдалась. Пирог всё равно испорчен, а Дита… ну, всё-таки не Дари.
— Почему ты здесь уже пятнадцать минут не можешь раскатать один несчастный пласт теста, да ещё и совершенно не замечаешь меня.
Ильна выдохнула и прислонилась к Дите спиной.
— Более чем. Ну так что такое?
— Издевался? — в голосе послышалось ехидство.
— А что, тебе Дари не нравится? — последнюю просьбу Дита пропустила мимо ушей.
— А как? Вот так, например? — Ильна почувствовала, как её голову запрокидывают назад.
С трудом оторвавшись от губ Ильны, Дита подняла голову и выдохнула. Дари, мер-рзавец, хоть бы рассказал! Нельзя такой талант от человеков прятать, ну нельзя, жестоко это!
Вместо ответа Дита крепче сдавила уже обеими руками талию эльфийки, и та вздохнула.
— Дита, там плита. Она железная. И вообще это помещение не очень приспособлено… чтобы здесь что-то рассказывать.
Интонация, с которой это аристократическое дитя произносило последнее слово, не оставляла никаких сомнений в том, что одной болтологией дело не обойдётся.
И Диту это более чем устраивало.
— С… с… скалкой? Прямо… запустила? — из глаз Диты уже почти текли слёзы.
Попытки представить себе офигевшую физиономию стукнутого скалкой Дари приводили к тому, что дыхания хватало не больше чем на одно слово за раз.
— Ей самой… Понимаешь, и ведь он уже понадеялся, уже практически к активным действиям перешёл… — Ильна и сама не заметила, когда вся эта дурацкая история стала казаться ей такой смешной. Дита — зловредная мистралийская зараза, у них это, наверное, национальное — ни к чему не могут относиться серьёзно!
— О-о-ххо… Правильно, надо его… иногда…
— И она ржёт ещё! Валяется и ржёт. Бессовестно, — ох, слышала бы мама, какой лексикой здесь изъясняется её чадо. Но, в конце концов, у неё каникулы!
— Ага. Присоединяйся! Тут хорошо и нет железной плиты, — Дита поднялась и утянула Ильну за собой. Беспардонно ухватив даму поперёк талии. Кто сказал, что наглость — второе счастье? Первое же. Несомненно, первое.
— Ты жестокая женщина, Ильна, — объясняла Дита, отплёвываясь от шнурков платья. Шёлковые лямочки падали с божественных плеч эльфийки от одного лёгкого движения руки, а вот дальше всё было сложнее, и в этом была какая-то вселенская подлость. — Тебе хорошо ходить с открытыми плечами, а все… (Аристократы, блин. Понакрутят… пока разберёшься, можно три раза умереть!) а я, может, страдаю! — на этом месте монолог оборвался, ибо Дите удалось наконец спустить край корсажа на ладонь ниже и занять язык чем-то
более увлекательным, нежели болтология.
— Давай я тебя пожалею, — Ильна провела рукой по чёрным космам мистралийки. Вот и как они ей не мешают, а? Андарио свои хоть в косу заплетает… фу ты чёрт, опять он. К чёрту его, там Дита творит с грудью
что-то… эээ… непотребное? в общем, пусть продолжает…
Пожалеет она, как же. Сначала домучаем, потом жалеем…
Манера Ильны ходить по дому в самом деле угнетала. Отвратительные её шелка не скрывали ни проклятых этих плеч, ни узкой талии, ни даже совсем уж бесстыдной груди, аккуратные соски которой сейчас были краснее физиономии Кайла в лучшие его дни. Но хуже всего, конечно, были глаза: эльфийка, похоже, и сама не понимала, насколько развратные у неё глаза. Или понимала?.. вон как она Дари весело обломала…
…чёртова мистралийская сволочь! помянешь его всуе — оно тут как тут. И почему я его узнаю по скрипу двери ещё даже до того, как увижу?
Полуодетая Ильна вскрикнула, срочно зарделась и прикрылась руками. Дита обхватила эльфийку за талию, чтобы не дёргалась, и обернулась к вошедшему:
Тот в ответ пробормотал что-то неразборчивое.
— И какого чёрта? Тебя звал кто-нибудь? Я, кажется, не нанималась тебя ждать у окошка в любое время суток!
Вообще-то здесь следовало бы извиниться, но у Дари это всегда плохо получалось…
— Так. Или ты сейчас же выметаешься. Или — вон видишь стул? Привяжу! И буду у тебя на глазах соблазнять прекрасную леди!
Реплика имела эффект. Физиономия Дари вытянулась, сдавленно захихикала Ильна. Кажется, она начала забывать о том, что планировала его стесняться.
— А может быть, я всегда об этом мечтал, — Дари нахально опустился на означенный предмет мебели.
Ильна рассмеялась в голос.
Ах так?!
Задача усложняется: не просто распутать шнуровку, а вытащить её совсем. Но что не сделаешь, чтобы произвести впечатление на прекрасную даму.
— Помогай, — ухмыльнулась Дита. — А ты не вертись! Сам просил? Сам. И нечего, нечего меня лапать! Не твоя очередь. Ильна, я держу его, связывай запястья… так, нет, это я сама, а то выберется. Да сделай ты уже что-нибудь с этой юбкой, запутаешься же…
— О, женщины! Вероломство ваше…
— Да, и рот заткнуть, как же я сразу не подумала…
Было что-то прекрасное в использовании шёлковых лент Ильниной шнуровки таким нетрадиционным образом. И особенно — в том, что забывшая всякий стыд эльфийка активно принимала участие в процессе.
Дита чувствовала себя отмщённой.
Прекрасные у шихи принцессы. Совершенно прекрасные.
Окна комнаты Диты выходило на западную сторону, где буквально в пяти метрах от стены холм заканчивался обрывом. Внизу, под холмом, раскинулся город: сверху он выглядел как море зелени, из которого виднелись красно-коричневые черепичные крыши. По ночам всё это освещалось тёплым светом масляных фонарей.
Даже ехидный Дари, когда ему доводилось видеть закат из этих окон, периодически высказывался на тему того, что с удовольствием выселил бы отсюда Диту и поселился сам. Дита на это неизменно отвечала, что он и
так здесь почти обитает, что ему, мало, что ли?
Но в этот раз насладиться красотой сего восхитительного природного явления не удалось. Не то чтобы закат был недостаточно красив, напротив, он как раз был впечатляющ, но женские вздохи и хохот за спиной изрядно отвлекали. Дита ухитрилась скрутить его так, что вертеться в определённых пределах получалось, но вот встать было положительно невозможно — равно как и повернуть высокий тяжёлый стул.
Звуки же, доносившиеся из-за спины, оставляли безграничный простор для фантазии.
— Страшная мистралийская месть. За все страдания.
— Ну ты хочешь, чтобы она чёрная стала?
— Тоже мне, чёрная… хм, ну подумаешь — чёрная… что ты имеешь против чёрного цвета?
— Откуда ты знаешь, что… ай… И-ильна…
…Ильна! что ты делаешь вообще? что это было, нет, ты издеваешься, ты положительно издеваешься. Ильна, так нельзя. Ильна, это бессовестно. Эй, стой, куда ты? Не смей. Попробуй только уйти. За-ду-шу. Даже не специально, просто случайно задавлю, чтобы не сбежала… когда ты там в следующий раз ещё вернёшься, твоё гхырово высочество? Соизволишь… почтить своим присутствием…
Нет, ну, конечно, позволять себя любить — высокое искусство, достойное эльфийской принцессы, но… до сих пор… это выглядело как-то иначе. Меня учили красиво одаривать взглядом и давать ручку для поцелуя… а вот этому меня не учили! и, кажется, совершенно зря…
Ооох, какие у тебя сильные руки. И как же сильно ты меня не хочешь от себя отпускать, я же ещё ничего особенного не делаю, а ты уже дышишь тяжело и мне тоже не даёшь толком вдохнуть… а главное, что я от этого, кажется, тоже кудато плыву…
Ну же. Переверни меня на спину, смотри, какая я маленькая и беззащитная. Покажи, что ты ещё умеешь. Боже, ну и мысли. И ведь вроде не пила. В воздухе у них тут что-то такое, что ли?
Опять они смеются. Ну опять. Опять эти кошмарные создания, фрэллы их побери, ржут! Нормальные женщины на их месте давно бы уже красиво стонали, а эти — чёрт знает что такое. Весело им. Связали человека и веселятся.
— Нет, ты признавайся, что у вас такое в вашем воздухе?
— Я признавайся? Да я вообще ни при чём! Я вообще тут… ну…
— Что? Эльфийских принцесс соблазняешь?
— Между прочим, первый раз в жизни!
— Она самая. Надо с этим что-то делать.
— Лучше прямо сейчас, ты хотела сказать?
Раз, два, три… семь, восемь, девять… шестнадцать, семнадцать… да долго они ещё будут целоваться? Как она вообще это столько выдерживает, Дита же имеет привычку язык загонять по самые гланды… Дари в этот момент вечно начинал сомневаться, кто здесь мужчина вообще. Интересно, она ради нежных рассветных принцесс себя сдерживает, или Ильне нравится?
Хоть бы вино оставили, ироды. Или как их там, чтобы в женском роде. А, ну наконец-то они стонут. Только почему это так напоминает кошачий концерт, а?.. Фу ты, чёрт. Стул, что ли, опрокинуть, чтоб громыхало. Только тут, кажется, падать некуда… Ох, и получит у меня Дита.
Ох, и влетит мне от Дари. Поутру. Или не очень поутру… может, его вообще теперь не отвязывать? Ххе… ххрфх… нельзя ржать, нельзя, ты так надуешь Ильну изнутри, и будет она со вздутым животом… как воздушный шарик… ой, нет… Дита, соберись, тряпка, ну не впервые же в жизни ты свой длинный язык используешь по назначению! Давненько уже не, но всё-таки. Сколько можно ржать!
А от Дари, конечно, влетит, ох, влетит. Но от этого почему-то только веселее. Надо иногда над такими, как он, издеваться хотя бы иногда. Ты же мне поможешь, эльфочка моя, ты же покричишь громко, да? только ой, нет,
у тебя чудесные бёдра, но не надо меня ими душить. Видишь, что-то я ещё умею, оказывается.
Иди сюда, любовь моя. Обними старую развратную человеческую женщину. Вот чёрт, так и знала, что собьюсь на это обращение. Лю-бо-овь моя.
Ну наконец-то. Если Дита уже дошла до сентиментальных речей — значит, скоро уснёт. Интересно, сколько сейчас времени. Вот какого чёрта окна выходят не на восток…
…Конечно, наутро первой ото сна очнулась Ильна, долго оглядывала открывшийся ей пейзаж и думала, что же ей теперь делать со шнуровкой платья. Она была не очень уверена, хочется ли ей вспоминать вчерашнее, но вот прикончить оставленное известно кем на столе вино хотелось точно. Потом проснулась Дита, потом выяснилось, что ленты на Дари придётся резать, потом Ильна облачалась во что-то такое из гардероба Диты, причём, конечно, с неё всё сваливалось, потом Ильна ушла, ничего толком не сказав, а Дита осталась
перемещать мистралийца на кровать и стараться смягчить его гнев — у неё, в общем, были с самого начала мысли на тему того, как это сделать.