Пока они обсуждают интимные подробности свиданий, я делаю вид, что не при чём. Однако мозг жадно ловит обрывки фраз и строит яркие картинки, от которых у меня внизу живота пульсирует горячий клубок, а щеки горят, словно я сунула лицо в костёр. И чем старательнее я прогоняю непрошеные мысли, тем интенсивнее они лезут в голову, и я с досады прикусываю нижнюю губу. Дита это замечает.

Что-то не так. Совсем не так. Тело ощущается вроде своим, а вроде... Меня озаряет догадка, и я оттягиваю резинку штанов. Непривычная деталь организма во всей своей утренней красе.

Эльфийка сидела в комнатке на чердаке, куда заходят редко-редко, и которая была скорее складом для всякого ненужного хлама, чем обычной комнатой. Впрочем, это для стороннего наблюдателя был хлам, а для обитателей манора — вполне себе ценные вещи, просто временно не востребованные. Девушка облюбовала старое кресло-качалку, куда забралась с ногами и теперь большими глотками пила вино, красное, терпкое, непривычно обжигающее глотку, и от этого приходилось постоянно кашлять. Забыться не получалось, даже наоборот, вино грело кровь, а тело вспоминало прикосновения мистралийца, отчего Ильнарель вздрагивала, ежилась и опять тянулась к бокалу.

Пирог не получался. Тесто не хотело раскатываться, мука просыпалась мимо, и количество сахара в чернике тоже казалось чрезмерным. И когда кто-то подошёл сзади и закрыл глаза ладонью, Ильна в первый момент едва не убила его скалкой. И убила бы, наверное, если б дотянулась.

Ильна стояла на кухне и собиралась печь пирог. С черникой, как любит Каэль. Любовь к чернике он подхватил уже здесь, у людей, в эльфийских землях она не растет, и Хаос знает, почему. То ли климат не тот, то ли почва не подходит.

— Ты что, никогда не целовался? — спросила она.