О старинных монетах, драгоценных металлах и докторе Шмидте
Представьте себе, что вы живете в Баварии середины XIX века. У вас есть новенький блестящий гульден, который вы и ваши потомки в рамках небольшого мысленного эксперимента будут исправно обменивать в ходе каждой денежной реформы. На содержание драгоценного металла, историческую ценность монеты и тому подобные вещи вы обращать внимания не будете: ваша задача просто исправно менять старые деньги на новые.
Для начала напомню, что такое один баварский гульден. Это монета из серебра девятисотой пробы; весит десять с лишним грамм; делится на 60 крейцеров. В сороковые годы XIX века дневное жалование большинства баварцев было меньше одного гульдена: на целую монету могли рассчитывать только опытные и квалифицированные специалисты, занятые в промышленности (и трудившиеся по двенадцать часов). Рядовой солдат, которого государство обеспечивало формой, крышей над головой и едой, и вовсе довольствовался 2 ¼ гульдена в месяц (фельдфебель получал 9, оберлейтенант – 36, капитан – 85, генерал-майор – 416). Примерно столько же получали поселяне (пастушок – 8–10 гульденов в год, служанка –18–36, батрак – 24–60; но к этому тоже прилагалось питание и проживание). Наемный рабочий в городе (скажем, плотник) зарабатывал 30–40 крейцеров в день.
В те же сороковые годы на один гульден можно было купить три килограмма говядины (или около двух свинины) или полтора кило масла или пять-шесть молодых куриц или почти четыре килограмма белого хлеба (ржаного – в два раза больше) или десять литров пива. На одежду гульдена бы уже не хватило, разве что на пару перчаток (40 крейцеров) или носков (30 крейцеров). Шляпа тогда стоила 2 гульдена и 40 крейцеров, жилет или ботинки – 2 гульдена, пальто – 15 гульденов. Съем очень скромного жилья без учета затрат на отопление и освещение обходился в 20-25 гульденов ежегодно. Дрова, кстати, обошлись бы в 28 гульденов в год. И еще положите два крейцера в день на свечи – за два месяца набежит тот самый гульден.
Шли годы, гульден оставался неизменным – разве что профиль Людвига на монете сменял профиль Максимилиана, а потом снова появлялся Людвиг. Но вот наступил 1873 год. После объединения Германии проводится денежная реформа: союз немецких государств, он же Германский Рейх, переходит на единую валюту – марку.
Обмен южнонемецкой валюты, к которой относился и баварский гульден, проходил по курсу «1 талер = 3 марки». Поскольку талер равнялся 1.75 гульдена, то за гульден вы бы получили 1,71 марки (12/7).
Южнонемецкие гульдены и талеры чеканились в соответствии с принятой монетной стопой. Из фунта серебра – 500 грамм – можно было изготовить тридцать талеров. До принятия Венской конвенции ориентировались на кёльнскую марку, 233,856 грамма – но количество талеров на тот же весь серебра было неизменным. Из марки выходило семь двойных талеров, то есть 24,5 гульдена, что дает те же 30 талеров на 500 грамм.
(Точнее, почти те же. До 1856 года баварские гульдены и талеры выпускались согласно Мюнхенской конвенции: из кёльнской марки получается 24,5 гульдена. Венская конвенция перешла на фунт. Проблема в том, что марок в фунте выходило 2,138 штук, поэтому количество гульденов в фунте было остро нецелым: 52,38. Для упрощения это число округлили до 52,5, девальвировав серебряное содержание гульдена на 0,223%. Это немного – за типичный срок использования монета, истираясь, теряет в десять раз больше – но в принципе можно считать, что с 1856 года гульден стал билонным, хотя и совсем незаметно. Намного хуже вышло у австрийцев, также подписавших конвенцию: они из-за округления потеряли почти 5% серебра, а это уже серьезно)
Стопа не действовала в отношении мелких монет, крейцеров. Формально они были серебряными, но чистого драгоценного металла в 60 крейцерах на целый гульден не набиралось. Билонные монеты.
А вот новая немецкая марка была неполноценной изначально. Марка соответствовала трети талера, которых из одного фунта выходило тридцать. В талере было 16,667 грамм чистого серебра, значит, на марку приходилось 5,556 грамм. И действительно, марка кайзеровских времен столько и весит. Только серебра в ней 90%, то есть – 5 грамм. Получается, что из фунта серебра выходило девяносто марок и еще десять «на сдачу». А меняя гульден на марки вы недополучали почти грамм серебра.
Неполноценность – т.е. биллонность – серебряной марки секретом не была: на это открыто указывал девятый параграф Монетного закона 1873 года:
«Никто не обязан принимать в уплату серебряные монеты Рейха на сумму более двадцати марок, а также никелевые и медные монеты на сумму более одной марки».
Курс серебра к золоту был установлен как 15½:1. 20 марок серебром – это 100 грамм чистого металла; золотом же – 7,1685 грамма. Нетрудно заметить, что заявленное соотношение тут не соблюдается, т.к. серебра на 10% меньше. Отсюда и девятый параграф.
(Вторая часть этого параграфа регулировала обмен медных монет на серебряные и серебряных на золотые в имперских и земских кассах. Медь и никель на золото можно было обменять только на сумму свыше пятидесяти марок, а серебро – на сумму свыше двухсот. Это затрудняло населению доступ к «хорошим» деньгам, оставляя их в экономике, а не в тайнике под половицей)
***
06.09.2023
Кстати, на упомянутый выше талер этот параграф не распространялся. Поскольку тут монетная стопа не нарушалась, и он содержал честные 16,667 серебра, им можно было расплачиваться без ограничений. Старые талеры были в ходу до 1908 года, когда их заменили трехмарковыми монетами того же биллонного формата: 16,667 грамм, но уже на всю монету. Серебра только 15 грамм.
Следующая смена валюты ожидала бы вас в начале двадцатых годов XX века. Однако именно тут, посреди гиперинфляции, мы ничего менять не будем. Да, марка обесценилась, превратившись в материал для розжига или стильные обои – но речь идет о бумажной марке. Если мы будем рассматривать ваши серебряные монетки наравне с банкнотами, то эксперимент придется прекратить в 1923 году. Денег-то больше нет. Пуфф!
Но введенная тогда рентная марка, а затем и привязанная к ней рейхсмарка, приравнивалась к довоенной золотой, так же соответствуя 0,3584 грамма золота. Более того, довоенные золотые монеты формально оставались законным платежным средством до 1938 года (но я уверен, что желающих платить золотой двадцатимарковой монетой по номиналу не было – это всё равно, что в Австрии использовать серебряный филармоник как «1,5 евро»). Иными словами, договоримся, что ваши 1,71 марки прошли сквозь ревущие двадцатые, не изменившись. Просто теперь это 1,71 рейхсмарки.
Однако монеты не будут равноценны: серебряное наполнение рейхсмарки (и предшествовавшей ей веймарской марки) упало вдвое по сравнению с маркой кайзеровской. Рейсхмарка весила 5 грамм и была серебряной лишь наполовину. Пропорция сохранилась и при Гитлере: одномарковые монеты чеканили уже из никеля, но две рейхсмарки по чистому серебру еще соответствовали одной кайзеровской (а пятимарковые, соответственно, 2½).
1,71 рейхсмарки – это всё еще не так уж и плохо. Рабочий в 1935 году получал примерно 150 рейхсмарок в месяц, литр пива на Октоберфесте стоил 90 пфеннигов (в остальных местах – в три раза дешевле). На ваш капитал можно приобрести кило говядины или свинины. Или (роскошь! шик!) полфунта кофе.
Теперь на дворе 1948 год. В Западной Германии начинается валютная реформа – рейхсмарки обменивают на немецкие марки, дойчемарки. Курс не был единым, некоторые вещи пересчитывались как 10:1, другие – 1:1; но именно наличные с октября обменивались по курсу 100:6,5 – то есть за сто рейхсмарок вы бы получили только 6,5 дойчемарок. Значит, 1 рейхсмарка и 71 пфенниг превратились просто в 11 пфеннигов. Еще в 1949 году этого хватило бы на фунт картошки; затем цены вырастут. В пятидесятые и шестидесятые на десять пфеннигов можно было купить шарик мороженого.
И, наконец, в январе 1999 приходит евро. Курс евро к Д-марке – 1:1,95583. Таким образом, ваши 11 пфеннигов превращаются в ~6 центов. Честно говоря, не знаю, что можно было купить на эти деньги. Даже на булочку бы не хватило. О, упаковка дрожжей сейчас стоит меньше десяти центов – значит, в начале нулевых цена была минимум в два раза меньше. Купите дрожжи, достойная инвестиция! Они размножатся:-)
Разумеется, это чисто абстрактный эксперимент. Никто в здравом уме без принуждения не стал бы менять серебряную монетку на резаную бумагу. Только в тридцатые годы немцы наделали столько заначек из серебряных рейхсмарок, что они до сих пор активно продаются и покупаются, считаясь надежным инвестиционным средством. Что уж говорить про золотые монеты, которые немедленно пропали по чулкам и матрацам еще во время Первой мировой?
Cитуация вполне тривиальна. С одной стороны, деньги дешевеют и каждый обмен лишь фиксирует это; с другой – государство слегка (а иногда и не слегка) мухлюет во время денежных реформ. Никакой морали у этой истории нет; это лишь протяжный вздох частного лица без достаточных знаний экономики на тему «раньше было лучше». Двести лет назад вы бы платили стильной серебряной монеткой с профилем монарха, сегодня ее номинальная сущность сжалась до презренных медных копеек, лишь мешающихся в кармане.
Бонусом я проделал те же манипуляции с уже австрийским гульденом эпохи Франца Иосифа. Он похож на своего баварского кузена, только весомее (12,34 грамм серебра 900-й пробы против 10,6) и делился на сто крейцеров, а не на шестьдесят.
В 1892 году проводится денежная реформа; на смену гульденам приходят кроны. Курс обмена – один к двум. Но получив вместо гульдена кроны, вы, как и в предыдущем эксперименте, теряете в серебре. Вместо 11,106 грамм чистого серебра вы остаетесь с 8,35. Если с баварцев сняли грамм, то с австрийцев – почти три.
Затем сложный период двадцатых годов, где опять не вполне ясно, как считать перевод одной валюты в другую формально – то есть так, как ни один нормальный человек в то время бы не сделал. Я решил провернуть это следующим образом: во время пикового уровня инфляции старая крона стоила 14 400 бумажных. В 1925 году в Австрии ввели шиллинг, который обменивался на 10 000 бумажных крон. Таким образом, можно приравнять крону к шиллингу по курсу 1:1,44, что полностью соответствует золотому обеспечению кроны и шиллинга (1 крона – 0,3388 грамма золота, 1 шиллинг – 0,21172 грамма). Следовательно, теперь у вас 2,88 шиллинга.
После аншлюса шиллинги были переведены в рейхсмарки: одна рейхсмарка была объявлена равной полутора шиллингам. Значит, ваш капитал составляет 1,92 рейхсмарки.
Австрийцев, в отличие от немцев, после войны особенно не обижали и рейхсмарки менялись на шиллинги по курсу 1:1 (с оговорками, вроде лимита на количество меняемых рейхсмарок). Поэтому с 1945 по 1999 год вы будете владеть все теми же 1,92 шиллинга.
В 1999 году вы поменяете их на евро (1 евро = 13,7603 шиллингов), что даст вам почти 14 центов. В общем-то, все как в Баварии. Сумма, конечно, больше – так и стартовая монета была весомее.
Чтобы не сводить конспект к банальному «деньги дешевеют, государство обманывает, как же теперь жить?», завершу его поучительной историей для тех, кто загорелся инвестировать в винтажные монеты. Например, в золотые марки эпохи Кайзеррейха. Благородная монета, золотая, да еще и старинная. Стареет и становится дороже – плохо ли?
Дорожает она преимущественно из-за возраста – эта характеристика монет, как правило, ценнее их материала. И поэтому ее подделывают в первую очередь. Монеты Рейха тут не исключение.
В 1956 году частным лицам обеих Германий вновь разрешили владеть золотом. До этого на протяжении 32 лет запреты вводились трижды: в 1923 году, в 1938-м и в 1945-м. Первая половина XX века немцев научила многому; поэтому те, что жили в ФРГ, разумеется, побежали закупаться золотом. Тогда еще не было крюгеррандов и филармоников, так что основной инвестицией становилось кайзеровское золото, которое продавали банки. Поскольку речь шла не об инвестиционных монетах, а исторических, продавались они существенно дороже стоимости материала (а золото тогда было сильно дешевле, чем сейчас): кайзеровская доппелькрона (20 марок) в начале шестидесятых стоила более 78 дойчемарок, из которых лишь 32,27 ДМ составляли стоимость золота в монете. Крона (10 марок) обошлась бы в 60 дойчемарок, а полкроны (5 марок) – в 220. Золота в ней было чуть меньше двух грамм, на 8 ДМ.
(Почему ничтожная монетка в пять золотых марок стоила так дорого? Потому что была редкой. Ее чеканили всего два года, в 1877–1878 годах. Выпуск прекратили по двум причинам: во-первых, она получалась слишком маленькой, пользоваться ей выходило неудобно. А во-вторых – и это главная причина – полукронами тут же начали набивать семейные заначки. Люди, к которым попадало золото, старались его припрятать, вместо того, чтобы возвращать в обращение. В общем, закон Грешема, вы же сами всё знаете. Пять марок были относительно небольшой суммой, так что свой чулок с золотом могла организовать даже небогатая семья. Поэтому золотые пять марок заменили серебряными, оставив из золота только десяти- и двадцатимарковые монеты; при этом последних выпускалось всегда в три раза больше, чем первых. По той же причине: чтобы затруднить массам накопление золота. Спустя век это привело к очевидным последствиям: полкроны стоили намного дороже, чем обычная и двойная)
Немцы не горели желанием переплачивать за историческую ценность кайзеровских монет. Их интересовало лишь золото. Но особой альтернативы у них не было – пока не появился доктор Шмидт.
Внятного изложения истории доктора Карла-Хайнца Шмидта всё еще нет, так что я попробую скомпоновать доступные мне источники и версии. Получится следующее:
Шмидт родился во Фрайбурге в 1924 году (так что он, вероятно, уже умер). О его ранней биографии никаких данных нет, он появляется в конце пятидесятых в Кёльне, где работает глазным врачом. Считается, что его тоже огорчила необходимость доплачивать за историчность золота и он попытался эту проблему обойти. В 1955 году его сестра, Илона Хаусман где-то добыла полсотни золотых монет эпохи Кайзеррейха. Шмидт внимательно их изучил и решил, что может сделать точно такие же. Ну что вы смеетесь? Если ювелиры и плотники могут делать бомбы не хуже военных, что мешает офтальмологу научиться изготавливать точные копии старых монет? Правильно, ничего.
(Я, честное слово, ни капли не выдумываю. Это официальная версия)
В общем, Шмидт где-то приобрел необходимое оборудование и достаточное количество золота, а затем действительно начал делать золотые монеты. И, что самое важное, почти неотличимые от оригинала. Объяснить этого никто не может. Дешевые подделки обычно делают литьем и обмануть они могут лишь совсем несведущего человека. Чеканка требует штемпеля, который невозможно воссоздать только по имеющейся монете – копия выйдет неточной и с мелкими дефектами. Но Шмидт, как считается, всё же сделал свои штемпели. За 20 000 дойчемарок он купил электроэрозионный станок и скрупулезно воспроизвел все инструменты кайзеровского монетного двора. И, о чудо, монеты Шмидта (почти, почти) ничем не отличались от оригинала. Где Шмидт научился работать на электроэрозионном станке, как он воссоздал штемпели и матрицы, каким образом он добился правильных пропорций металлов в сплаве и где узнал тонкости процесса – загадка. Ну, вот такой был талантливый человек. «Немцы – хорошие инженеры», ага.
(Известно, что педантичный Шмидт отклонился от стандартного процесса лишь в одном: свои монеты он сначала чеканил, а потом прокатывал, выбивая узор и девиз на гурте. На монетных дворах эти действия производились в обратном порядке. Но даже это никак не повредило достоверности его продукта)
Первая партия состояла из десятимарковых монет – разумный компромисс между требовавшими много золота и при этом недостаточно дорогими доппелькронами и дорогими, но редкими полукронами. Сестра Шмидта, Илона, часто ездившая в командировки, должна была продать их небольшими порциями в разные банки. В 1959 году она продала 160 монет, среди которых были и оригиналы из той коллекции, которая попала к ней четыре года назад. Банки приняли их все, но затем начались проверки. Несмотря на предосторожности Илоны, они поняли, что речь шла о крупной партии, пусть и сбытой частями, кроме того, их встревожила хорошая сохранность монет. Делом занялась полиция, но официальных обвинений в подделке монет не последовало: Шмидт и его сестра заявили, что ничего не знают и просто продают монеты, доставшиеся им в наследство – а кто и как их произвел, им неизвестно.
Вмешательство полиции напугало Карла-Хайнца и Илону. Они решили избавиться от части оборудования и утопить его в Рейне. Это оказалось ошибкой: на следующий год уровень воды упал, и детали нашла полиция, получив нужные доказательства. Взятые за жабры брат и сестра признались в подделке старинных монет, что стало основанием для уголовного дела. После этого Шмидт и его сестра решили пересмотреть стратегию: чеканить не тайно, а открыто.
Поэтому в 1960 году они перебрались в Бонн и открыли фирму I. Hausmann und Co. KG, официально занимавшуюся выпуском Nachprägungen – современных копий исторических монет. С полным соблюдением деталей и материала. И продававшую их по цене, более близкой к стоимости золота, из которого те были сделаны. Тем, кто покупал больше трех монет, добрый доктор давал скидку в 15%; при покупке от шести – аж 20%. Это были типичные инвестиционные монеты, вроде нынешних крюгеррандов.
***
09.09.2023
Бизнес Шмидта и его сестры резко пошел в гору. Немцы начали запасать новодельные золотые монеты, идеально похожие на надежную валюту их молодости. Шмидт чеканил монеты всех номиналов, поэтому люди поскромнее могли ограничиться мелкой полукроной – прежде для них недоступной из-за ее редкости, а сейчас выпускавшейся наравне с остальными. Кроме того, Шмидт сообразил, что покупателям нужно не только золото в удобной форме, но и, так сказать, понты. Он начал делать монеты на заказ, собирая невозможных кадавров из разных аверсов, реверсов и дат. Нумизматы до сих пор хвастаются за сердце, встретив очередную историческую фантазию Шмидта :-)
(Повторюсь, считается, что гениальный глазной врач воссоздал штемпели и прочее оборудование для чеканки, виртуозно освоив работу на электроэрозионном станке. Но объяснение может оказаться проще – в его распоряжении имелись оригинальные штемпели с монетных дворов Рейха. Или не в его, если I. Hausmann und Co. KG была лишь прикрытием квазилегальной чеканки старых монет. Тут можно придумать много версий)
Точное число произведенных Шмидтом монет неизвестно. Называют разные цифры: сто тысяч, двести, триста. На мой взгляд, это очень мало и реальное количество нужно увеличить минимум на порядок. За полвека с лишним они успели основательно смешаться с подлинными монетами Кайзеррейха – которых по естественым причинам становится всё меньше – и чтобы отличить одни от других, требуется специальное оборудование и большой опыт в нумизматике. Совершенно точно можно сказать, что практически все продающиеся сейчас полукроны (пять марок золотом) – это продукт доктора Шмидта.
Власти довольно быстро заинтересовались деятельностью I. Hausmann und Co. KG, перешедшей на легальное положение. Бонн опасался, что золотые монеты талантливого офтальмолога станут параллельной валютой в ФРГ. Сначала сторона обвинения достала с полки «Постановление об изготовлении медалей и жетонов» от 1928 года, которое запрещало производство монет, «вышедших из обращения в силу законодательных норм Рейха». Но в этом же документе была оговорка: имитация старых монет разрешалась, если те являлись «составной частью других предметов посредством прочного металлического соединения», например, элементом ювелирного изделия или, скажем, кубка. Шмидт немедленно заявил, что как раз и производил сырье для ювелиров, которые потом использовали его монеты в брошах и браслетах. А если нет – ну он за них отвечать не может.
Тогда Шмидту и его сестре вменили тот инцидент в 1959-м с продажей новодельных монет банкам, следствие по которому еще не было прекращено. Шмидт умело защищался: его адвокат провел контрольную закупку золотых монет в крупнейших немецких банках и доказал, что более половины монет не являются аутентичными; следовательно, если он нарушил закон, то не больше, чем сами банки. Приговор вышел мягким: в мае 1963-го Карла-Хайнца и Илону приговорили к шести месяцам условно и штрафу в 12 тысяч марок.
После вынесения приговора Шмидт подал встречный иск к банкам ФРГ, продававшим новодельные австрийские дукаты. Австрия до сих пор чеканит старые монеты в неизменном виде, вроде талеров Марии Терезии или золотых дукатов Франца-Иосифа; и Шмидт обвинил банки в том же, в чем те обвинили его раньше: продаже современных монет под видом старинных. Суд встал на его сторону, обязав немецкие банки указывать, что предлагаемые ими на продажу австрийские дукаты являются не оригиналами, а теми самыми Nachprägungen. Это сильно прибавило Шмидту популярности: газеты писали о Давиде, бросившем вызов банковскому Голиафу.
На работу фирмы Шмидта судебный процесс никак не повлиял, она выпускала золотые монет еще двенадцать лет, пока в 1975 году, наконец, не вступил в силу закон, в принципе запрещающий копировать монеты, отчеканенные после 1850 года. Но к началу семидесятых идея Шмидта потеряла актуальность: как раз появились первые крюгерранды и другие инвестиционные монеты, позволявшие частным лицам покупать золото по ценам, близким к спотовым.
Совсем-совсем в завершение отмечу, что казус Шмидта точно бы не удивил никого из живших во времена воссоздаваемых им монет.
Например, тогда частным лицам разрешалось за определенную плату изготавливать на монетных дворах Рейха свои монеты в двадцать марок. Замысел понятен: превратить имеющееся у населения золото в полноценную монету и тем самым увеличить количество золотых монет в обороте.
Но в кайзеровские времена также существовала проблема производства «нелицензионных» монет (в том числе и из драгоценных металлов). Различные ферайны, всевозможные общества по интересам, предприятия: все с удовольствием чеканили собственные памятные монеты и медали, стремясь сделать их как можно более похожими на государственные – для солидности.
Также выпускались частные монеты в честь конкретных людей, вроде «бисмарковского талера» и откровенно рекламные, когда фабрики, фирмы и торговые дома гордо украшали свои монеты профилем кайзера и имперским орлом. Иногда выходили очень странные вещи, вроде псевдорусской золотой монеты «1905 года» с профилем Александра II и номиналом в четыре не знаю чего (дуката, видимо – дизайн явно содран с австрийской монеты).
Иногда эти фантазии балансировали на грани дипломатического инцидента – однажды появилась монета с кайзером Вильгельмом II на аверсе и габсбургским орлом на реверсе, что, при желании, можно было трактовать как претензию Рейха на Австро-Венгрию. Или наоборот.
Все монеты изо всех сил старались быть похожими на настоящие, поэтому в 1910 году вышло распоряжение, попытавшееся навести порядок в этом бардаке. Согласно ему, частным лицам запрещалось выпускать свои монеты с изображением кайзера или монарха немецкой земли, подражая дизайну имперских монет и с надписью по краям. Их больше нельзя было называть так же, как действующие монеты: марки, пфенниги и талеры. Если диаметр такой «монеты» превышал 22 миллиметра, производителя обязывали делать её в форме овала или многоугольника.
Особых успехов этот закон не принес, а после Первой мировой всё началось по новой: во-первых, в условиях гиперинфляции началась чеканка локальной валюты; во-вторых, спрос на ностальгию и рессентимент породил многочисленные «памятные монеты», которые выпускались частными лицами и имитировали дизайн старых монет в три и пять марок. Собственно, тогда и был принят тот самый закон 1928 года, нарушение которого инкриминировали Шмидту – нельзя самостоятельно выпускать действующие и старые монеты или даже похожие на них:
1) Медали и жетоны (рекламные, скидочные, игровые, продовольственные и прочие) не могут иметь изображение имперского герба, имперского орла, а также общий дизайн монеты, имитирующий имперский.
2) Медали и жетоны не могут иметь названия действующих в Германском Рейхе платежных средств, а также указания денежной стоимости.
3) Медали и жетоны не могут иметь на гурте рифлениe, надписи или знаки монетного двора.
Ну и так далее. Там было много пунктов. Пятый, среди прочего, запрещал имитацию вышедших из употребления монет. Так что Шмидт не просто копировал старинные деньги – он, в каком-то смысле, воссоздал дух ушедшей эпохи, с частными репликами и фантазиями на тему имперских монет.
В то же время, последствием деятельности Шмидта стало разрушение тогдашнего рынка коллекционных золотых монет. О том, что почти все немецкие полукроны сейчас новодел я уже упомянул, но ситуация с десяти- и двадцатимарковыми монетами лишь немногим лучше. Огромную их часть тоже выпустил Шмидт. Так что золотые марки лучше обходить стороной: заплатите как за оригинал, а получите изделие Шмидта. И даже ведь не заметите: специалисты говорят, что без микроскопа разница не видна. Поэтому если так хочется золота, то лучше купить какой-нибудь честный новодел, вроде австрийских монет или тех же крюгеррандов, чтобы не переплачивать за печать старины и благородную патину, которых, как вы понимаете, может и не быть. Золотые марки уже давно как совы – не то, чем кажутся.
Таковы реалии карнавалистской эпохи, в создание которой свой вклад внёс и добрый доктор Шмидт. Как говорят в Кёльне, столице немецкого карнавала:
