Добро пожаловать в Сити-17
В начале июля опубликовали новый демографический прогноз по Мюнхену. Ничего принципиально нового там нет: к 2040 году в городе будут жить 1,81 млн человек (против нынешних 1,58); средний возраст жителей немного упадет: с 41,2 до 40,7 лет; доля населения с «миграционным прошлым» вырастет с 30,1% до 33,6%. Вполне заурядный прогноз, ничего особенного. Но он напомнил мне о черновой записи в блокноте, которую ради такого случая как раз можно довести до ума.
Совершенно очевидно, что лишние двести тысяч в столице Баварии появятся не благодаря высокой рождаемости; естественный прирост покроет в лучшем случае четверть от этого количества. Остальной рост населения обеспечит миграция. Нетрудно заметить, что точно такая же ситуация существует в странах Первого мира в последние полвека с лишним: рождаемость низкая, а рост населения достигается лишь при помощи миграции. Этот феномен пытаются объяснить по-разному: от «такова историческая закономерность» (тот самый демографический переход, который настал ну вот потому что) до заговора носатых рептилоидов против добрых и наивных землян.
Не являясь экспертом в демографических процессах, позволю себе предложить альтернативную гипотезу.
Процесс пополнения городского населения за счет мигрантов – не следствие последних десятилетий; ему очень много лет. Взгляните на демографическую динамику европейских городов в последние триста лет: рост населения достигался преимущественно миграцией. Города выкачивали людские ресурсы из провинции, потому что добиться естественного прироста, за счет рождаемости, им не удавалось (в лучшем случае, он был смехотворно мал). И я полагаю, что «модель города» можно экстраполировать на всю зону демографического перехода; то есть, рождаемость в развитых странах упала, потому что весь Первый мир стал «городом». Со всеми вытекающими из этого последствиями.
(На самом деле, я почти уверен, что кто-то подобное уже сформулировал – и, вероятно, куда изящнее, но с разбегу найти не удалось)
Почему в городе размножаться сложнее – вопрос отдельный, и для конспекта в Телеграме не подходящий. В принципе, основные факторы известны – они не менялись с момента появления первых городов в современном смысле этого слова: теснота, скученность, дороговизна, доступ к образованию (наличие которого, вероятно, негативно влияет на количество детей), женская эмансипация, etc. Я бы к этому добавил еще более плотный контроль со стороны государства по сравнению с ситуацией в условной деревне.
Рассмотрим ситуацию в XVIII веке (достоверных данных о более раннем периоде нет). Судя по тогдашней демографической статистике – пусть неточной и крайне приблизительной – средний прирост населения в европейских городах составлял около 0,3–0,5% в год. Это медленный рост, дающий удвоение населения каждые ~140 лет. Естественно, ситуация отличалась от города к городу в зависимости от обстоятельств и проводимой правительством политики. Например, средние темпы роста населения Парижа между 1700 и 1789 годами – 0,23% в год; что говорит об очевидно низких объемах миграции в город. А, например, Берлин между 1709 и 1801 рос с огромной скоростью, примерно 1,3% в год. Объяснение то же: миграция, но уже активная.
(Если причины малого притока мигрантов в Париж осьмнадцатого века мне неизвестны, то стремительный рост Берлина объяснить можно. 20% его населения составляли солдаты столичного гарнизона; их численность регулярно пополнялась, вышедшие в отставку солдаты оставались в Берлине, туда же перебирались их семьи, etc)
Стремительный рост городов начался в XIX век, когда был запущен процесс индустриализация. До этого обычному крестьянину переезжать в город смысла не было – концепция города не подразумевала автономного существования (без пахотной земли и скота). Еда и жилье стоили денег, причем больших; чтобы их заработать, требовались навыки; сама миграция зачастую ограничивалась городскими законами. Но с появлением фабрик, требовавших рабочих рук, переезд крестьян в города стал массовым.
Поскольку индустриализация сумела в несколько раз повысить эффективность сельского хозяйства (за счет механизации и удобрений), был запущен процесс положительной обратной связи: больше людей едет в город --> эффективнее функционирует сельское хозяйство --> больше людей рождается --> больше людей едет в город. Естественный прирост населения в городах (на какое-то время) тоже увеличился, но на фоне миграционного притока заметного влияния это не имело. Но по мере урбанизации третье звено переставало функционировать, нарушая всю цепочку.
Именно это мы и видим в современном Первом мире. Приезжие имели отличную от горожан культуру; зачастую даже язык и религию. В чем-то они ассимилировались, в чем-то – изменили новую среду обитания; но для нас, живущих сто-двести лет спустя это незаметно. Ностальгируя по, допустим, «прекрасному Парижу XIX века», стоит понимать, что с точки зрения коренных парижан он отличался от «настоящего» (XVIII века), как нынешний – от Парижа 1899 года.
Справедливым возражением стал бы вопрос о сельской местности в Первом мире. Дескать, если неспособные поддерживать должную фертильность города высасывали население из деревень, почему бы не продолжать эту практику дальше? Пусть в Берлин, как раньше, едут немецкие поселяне, а в Париж – французские.
Проблема в том, что сельской местности в классическом ее понимании в Первом мире фактически нет. В той же Западной Европе урбанизация и развитие инфраструктуры сделали горожанином каждого жителя. Где бы человек ни жил, до крупного города меньше часа езды; что с одной стороны позволяет жить в комфорте цивилизации, а с другой – удерживает его в городской системе, мало совместимой с размножением. Поселян теперь приходится выписывать из-за границы – где внедрение мало-мальски современного сельского хозяйства вкупе с низкой урбанизацией дало быстрый рост населения. Так «город» питается уже полвека с лишним.
Возможно ли изменить ситуацию и всё-таки заставить «горожан» размножаться? Полагаю, что нет. Феномен «города» состоит из множества факторов и устранить их все получилось бы только избавившись от городского образа жизни как такого; т.е. уйти в лес, чтобы молиться колесу и ежепалке, как небезызвестный Герман Стерлигов. Пособия, материнские капиталы и тому подобные вещи пытаются решить лишь один фактор, чего очевидно недостаточно; кроме того, всё равно останется проблема, связанная с необходимостью жить под государственным контролем – а концентрация государства в городах по определению максимальна.
(Вероятно, что амиши или ортодоксальные евреи имеют большие семьи не только из-за религиозной индоктринации, но и потому, что живут «за пределами» города – в созданной ими деревне, даже если она в центре Нью-Йорка)
Грубо говоря, «панды плохо размножаются в зоопарках». И даже если выдавать им втрое больше корма, то ситуация не улучшится – потому что дело не в корме.
Большие семьи в городах встречаются – просто по закону больших чисел. Но чаще это семьи горожан первого поколения. Прованский крестьянин (сенегальский рабочий) переехал в Париж (во Францию), завел шесть детей. Внуков у него получится, может быть, двадцать. А дальше всё, стоп машина. Двадцать два правнука будут еще удачным результатом. Таково следствие жизни в городе.
(В России, кстати, наблюдаются оба процесса – как из XIX, так и из XXI века. Москва пылесосит население из провинции, но поскольку эта провинция уже давно стала «городом», им обеим приходится компенсировать убыль за счет миграции из среднеазиатской «деревни»)
Если экстраполировать нынешнюю ситуацию в будущее, то итог будет таким: в какой-то момент «городом» станет вся планета. Уже сейчас деревенский уровень рождаемости наблюдается только в отдельных районах Черной Африки, и там он тоже будет падать по мере урбанизации. Никакого «замещения» белого населения в Европе (и, вероятно, даже в США) не произойдет, потому что спустя поколение-два мигранты будут размножаться так же плохо, как и местные. При этом, население Третьего мира в какой-то момент начнет сокращаться: ведь у него не будет своей «деревни», чтобы выкачивать оттуда людей. Первый же мир будет выдаивать Третий досуха, потому что при современном уровне развития технологий иного решения демографического вопроса не существует. Мы все живем в городах, а размножаться в городах получается плохо.
Полагаю, что реально ситуацию сможет изменить только промышленное выращивание людей государством. Как только появится технология вынашивания эмбриона вне человеческой матки, так многотысячелетняя система и переменится. Вместе с остальным миром – трудовая миграция, вероятно, фактически исчезнет, а адаптированное к новым условиям законодательство будет весьма причудливым. Но ничего совсем ужасного не случится. Пережили мир Оруэлла, переживём и Хаксли. Хотя жить в английской литературе довольно утомительно.
(Кстати, Оруэлл об этом тоже писал. Если я правильно помню, средний класс Океании – «внешняя партия» – размножался плохо и неохотно. Его пополняли за счет вольно плодившейся массы пролов, живших вне государства и соответственно «вне города». Помните, «пролы и животные свободны»? Вот это оно. Если бы пролов включили во «внешнюю партию», Океания бы вымерла за несколько поколений)
И Хаксли еще неплохой вариант. Что произойдет в противном случае, пусть и в довольно специфической форме, продемонстрировано в уже старой (как время-то летит!) игре Half Life 2. На тот маловероятный случай, если кто-то с нее не играл, дам краткую справку по сеттингу: Землю захватили злые инопланетяне. Из-за вторжения и его последствий погибли почти все земляне; оставшиеся живут в городе Сити-17, расположенном где-то между Таллином, Софией и Одессой. За пределами города – мертвые пустоши, зараженные каждой дрянью, которую можно выдумать и кишащие голодной инопланетной фауной. Поэтому, хоть жизнь в самом Сити-17 довольно безблагодатна, она на порядок лучше, чем за его пределами. Но прирост населения в городе отрицательный – вдобавок ко всем стандартным городским проблемам, выкрученным тут на максимум, действует т.н. «подавляющее поле», полностью лишающее жителей возможности давать потомство. Вот это-то поле и есть аллегорическая иллюстрация феномена жизни в «городе». Оно присутствует везде в странах Первого мира и неумолимо расползается по планете вместе с повышением уровня развития и урбанизации. А деревни у окончательно урбанизированной Земли нет и не будет: вокруг нас ледяная и неприспособленная для жизни пустыня)
