Кровать Восемналцатилетнего.Новелла. 2.4
Перевод выходит на каналах: BL Place и Храм Чэнь Цин
Кан Сохён, схваченный за загривок, снова и снова умолял Го Йохана. Он, кажется, вообще не понимал, за что должен извиняться. Сохён предполагал, что Йохан злится из-за недопонимания, связанного с ним. «Наверное, у него был какой-то жуткий опыт, раз он так переживает…» — подумал он, нервно потирая руки.
— Соён… ах. Мы… ах… ну… в общем… сильно… неправильно поняли… — запинаясь, он тыкал своими толстыми, как у жабы, пальцами в крошечный экран телефона.
Пока он по приказу Йохана набирал сообщение, жалкие попытки украдкой взглянуть на его реакцию выглядели почти трогательными. А вот подобострастная улыбка и демонстрация отправленного текста вызывали уже не жалость, а настоящее содрогание.
— Йохан, друг. Я старался ради чести твоего друга, — пробормотал Сохён.
— Заткни пасть, пока я не дочитал, — холодно оборвал его Йохан, развалившись на стуле в аудитории и уставившись в экран.
— Д-да… — Сохён съёжился, произнеся это почти как «ням».
П.п.: «넵» — это означает «ням», а «네» - означает да. То есть он произнес слово «да», как слово «ням».
Он попытался слабо возразить, когда Йохан начал читать его переписку:
— Э-это личное… — но, встретившись с ледяным взглядом, тут же замолчал.
Сохён, нервно покрутив шеей, посмотрел на меня жалобным взглядом:
— Ты правда ничего не чувствуешь к Гахи…?
Не успел я ответить — Йохан одной рукой вцепился в голову Сохёна так сильно, что его волосы, торчащие, как сорняки, чуть не вырвались с корнем.
— Тебе жить надоело? — прорычал Йохан.
— Ай! Ай-ай-ай! Прости! Извини! — завопил Сохён, корчась от боли.
Я сидел на стуле, вспоминая ту сцену в такси. «Чем он пьяный отличается от трезвого? Как с этим вообще справиться?». Йохан, тем временем, хмурился, читая переписку Сохёна и Пак Соён. Наконец, я решил вмешаться:
— Ничего. Ошибиться может каждый, — сказал я, мягко беря руку Йохана и голову Сохёна. — Ты злишься, но он же был пьян.
«Лучше не наживать врагов» — таков мой девиз. Но этот с инженерного, то ли не понял сарказма, то ли решил притвориться наивным:
— Джун! — всхлипнул он. — Прости, что обозвал тебя бабником и сволочью! Я ошибался!
«Это я сволочь. Я. А ты просто неправильно понял» — едва сдержал я смех, глядя, как Сохён сам себя лупит по голове в такт несуществующей мелодии. Йохан остановил его на втором же ударе:
— Продолжишь — и твоя башка лопнет, как арбуз, раньше, чем наступит лето.
Сохён замер, не смея пискнуть.
Вновь Кан Сохён поник. Я вздохнул и, схватив запястье Го Йохана, легко постучал указательным пальцем по его предплечью. В ответ рука Йохана дрогнула, и он наконец оторвался от экрана, в который до этого впился взглядом.
Произнося это, я повернул голову так, чтобы Сохён не видел моих губ, и беззвучно проговорил:
— Это мне с этим ублюдком семестр проекты делать и пары посещать, понял? Сукин сын.
Услышав это, Го Йохан медленно моргнул и отпустил волосы, которые до этого яростно сжимал. Пока Сохён с облегчением гладил свою голову, Йохан тоже беззвучно ответил:
Если в следующем семестре — то плевать.
Я охотно кивнул. Мне было всё равно, что за спиной Сохён шмыгал носом.
Вот и не выёбывайся, придурок. После школы он ни разу на меня не злился, но если судить по школьным воспоминаниям — я реально бессилен перед ним. Чёртов ублюдок. Честно, чтобы выпустить пар, я мысленно послал его.
— В следующий раз давай без подобных ошибок.
Я дружески похлопал его по плечу. Сохён, которому, честно говоря, было на что обижаться, лихорадочно закивал мне, вытер рукавом нос и засеменил к ближайшему стулу.
На внезапный вопрос Сохёна, произнесённый гнусавым голосом, мы с Йоханом повернулись. Первым заговорил я:
— У тебя же привычка, когда говоришь что-то важное — стучать два раза пальцем или ручкой.
— А, Джун и правда так всегда делает, — ответил Йохан. Он уже потерял интерес к телефону, положил его на стол и холодно уставился на Сохёна. — Даже когда Джун думает, он всё время что-то постукивает. Это его фишка.
Он сказал это быстро, словно не давая Сохёну шанса вставить слово. Странное дело. Сейчас он выглядел даже более раздражённым, чем когда путался с той девчонкой Гахи.
— Не лезь ко мне с этим дерьмом, не притворяйся, будто мы близки.
— А, ну… Конечно. Это не дерьмо. Я…
Сохён покорно вытянул губы уточкой, бросая на меня жалобный взгляд. Я избежал этого давящего взора. Лишь я один растерянно смотрел на свои пальцы. Неужели у меня и правда такая привычка? Я сам не замечал. Да и никто вокруг раньше не говорил.
— Йохан, дружище, если закончил читать, можно я заберу свой телефон?
Го Йохан чётко ответил, поднял лежавший телефон, что-то ввёл, отправил и протянул обратно Кан Сохёну.
— Хе-хе… Тогда я заберу. Йохан-друг.
Сохён, хихикая подобострастно, схватил телефон, жадно уставился на экран. Его взгляд дрогнул, замер на мгновение, потом он поднял глаза на меня. С выражением полной беспомощности.
Я нахмурился. Но Сохён, бросив взгляд на Йохана, цокнул языком и выключил телефон.
Чёрт, Йохану можно, а мне нет? Зря я тут пытался быть хорошим. Надо было просто оставить его сдохнуть. Я сжал губы, чтобы подавить подступающую ярость. Видимо, моя слабость — это ублюдки без логики и с ебучим характером.
Выходя, бросив Кан Сохёна, Го Йохан все время ворчал и жаловался. Даже в такси он сидел надутый, уставившись в окно. Хотя щёки у него и без того худые, толком раздуть их не получалось. Если честно, это выглядело чертовски мило. Я не мог сдержать смеха, хотя его поведение казалось мне абсурдным. Пришлось изо всех сил прятать улыбку.
Когда мы вышли из такси и зашли в лифт, Йохан молча прислонился к стене, выпятив губы. В конце концов я первым протянул ему руку мира.
— Ты дуешься из-за того, что сказал Кан Сохён?
Мой голос прозвучал на удивление мягко. Видимо, сегодня моё настроение было лучше, чем я думал. Ещё недавно я умирал от тоски, а сейчас будто катаюсь на американских горках. Йохан, который всё это время демонстративно дулся, ткнул носком ботинка в пол.
— Одного слуха?! Ты что, слепой? Ах, блять... — Йохан грубо почесал шею, рыча. — Этот уёбок ведь использовал тебя и ту девчонку как материал для своего плана по сексу! Сука!
— Дело не в тебе, а в том, что эта мразь вообще посмела о тебе воображать!
Скрестив руки на груди, Йохан снова прислонился к стене и нахмурился. Его брови подрагивали, будто он мысленно продолжал ругаться. Внезапно он резко выпрямился, нервно дёрнув плечом.
— Он фантазировал о тебе, понимаешь? Блядь, конченый ублюдок...
— Вряд ли я был для него важен. Проецировал — да, но...
— Значит, он всё равно представлял тебя! В своих ёбаных секс-фантазиях!
Йохан с размаху ударился затылком о стену и пробормотал:
— Какой ещё романтик, блять. Извращуга, который пишет планы по сексу с парнем из своей же команды.
И тут я понял. Йохан, как всегда, быстро соображает. За то короткое время, что он читал отчёт, он разглядел то, чего даже Кан Сохён не осознавал.
— Он использовал тебя как двойника. Он проецировал на тебя свои фантазии, потому что сам не способен их реализовать.
Двери лифта открылись. Я молча нажал кнопку «удержать», кивнув в сторону выхода. Йохан, наблюдавший за мной краем глаза, скривился и выпрямился, а затем быстро прошёл мимо, нарочито тряхнув чёлкой.
Выйдя из лифта, он даже не подумал придержать дверь. Он просто упёр руки в боки, расставил ноги и, повернувшись ко мне спиной, замер в ожидании. Глядя на его затылок, я невольно почесал ключицу.
— Мы же в старшей школе все так делали. С Хан Джуну и тобой.
Я до сих пор помню оживлённое утро каждого понедельника. Восемнадцать ребят, которые, как только появлялся Хан Джуну, сразу сдвигали парты и начинали внимательно слушать.
— Зачем вообще слушать истории о том, как мужики прикладываются своими причиндалами? Что восторгаться-то? Нафиг слушать чужие секс-истории? Все же всё равно слушают, возбуждаются, вживаются…
Ключица, шея и уши странно зудели. Потирая кожу кончиками пальцев, я продолжил. Го Йохан, всё ещё положив руку на поясницу, демонстрировал лишь свой длинноногий силуэт.
— Все так делают. Если на всё это обращать внимание, с ума сойдёшь — никакой жизни не будет.
К тому же, почему секс стал медалью среди пацанов? Секс в итоге ведёт к мужественности. Это признание чужой мужественности. В этом смысле причина, по которой меня исключили из утренних восторгов по понедельникам, в том, что я не подхожу под их цели. Восемнадцать ребят хотели слушать о подвигах Хан Джуну и Го Йохана.
— Для меня это тоже впервые, так что я растерялся. Но ведь это без злого умысла.
Я думал, что это ерунда. И, честно говоря, настроение не особо испортилось. Осознание того, что тебе завидуют, неизбежно поднимает самооценку. Я прошёл за спиной Го Йохана и разблокировал электронный замок. Набирая шестизначный код, я чувствовал давление от его присутствия за спиной.
Я нажал последнюю кнопку дрогнувшим пальцем, и голос Го Йохана, показавшийся почему-то слегка насмешливым, произнёс:
Го Йохан ёрзал губами, почёсывал ухо и смотрел то на пол, то на стену, то в пустоту. Потом украдкой поднял веки и взглянул на меня. В его взгляде мелькнуло что-то тревожное. Казалось, в момент, когда он откроет рот, случится катастрофа.
Вообще, это место не подходит для катастроф. Открытый коридор, где свет мигает и включается при каждом движении, — не лучший вариант. К тому же каждое слово отзывается эхом от пола и потолка, разносясь далеко вокруг. Го Йохан — бомба, которую нельзя оставлять в таком месте.
Го Йохан прижал указательным пальцем беспокойные губы и посмотрел на мою руку. Я медленно повернул ручку, стараясь не встречаться с ним взглядом, и проскользнул в приоткрытую дверь.
— Если тебе нечего сказать, я пойду.
Я неловко улыбнулся и повернулся, но за спиной раздались быстрые шаги, и в спину хлынул жар. В момент, когда я потянулся к ручке, чтобы закрыть дверь, большая левая рука Го Йохана опередила меня. Длинные пальцы с кольцом зацепились за край двери, и та захлопнулась.
Поза вышла неудобной. Мы оказались так близко, что грудь Го Йохана почти касалась моей. Вряд ли он планировал это, но и не отстранился. На стене загорелась маленькая лампа. Я смотрел на него, пока свет не погас — и только в темноте опомнился. Резко отступил и снял обувь, стараясь сделать вид, что всё в порядке. Хотя было уже поздно. Ситуация обострилась, когда я босой ступил в квартиру.
— Эм… Не знаю, можно ли такое говорить…
— Всю старшую школу я мысленно трахал тебя*.
П.п.: 뺐는데 «трахал тебя в голове» — дословно с корейского, обозначает мастурбацию с фантазиями о конкретном человеке.
Я понял это лишь спустя несколько секунд — с опозданием среагировал. Шея одеревенела так, что казалось: она хрустнула. Будь я машиной — скрипнул бы. На лице пытался сохранить улыбку, но в глазах уже читался ужас.
Лицо Го Йохана становилось всё наглее. Тот Йохан, что раньше осторожничал, куда-то исчез. Теперь он, будто тщательно подбирая слова, ловил мой взгляд. Его маленькие зрачки то скрывались за длинными ресницами, то появлялись вновь. Потом, словно придумав что-то, он вдруг ярко улыбнулся.
Свет, включившийся от моего движения, снова погас. Услышав моё молчание, Го Йохан в полутьме словно понял: «Это была ошибка». Потом снова стал серьёзен. Сдвинул брови, ненадолго задумался и снова заговорил:
П.п.: 좆물 — это матерное обозначение спермы, используемое для создания эпатажа или передачи грубого юмора в диалоге.
Он, видимо, пытался подобрать слова, но получилось ещё похабнее. Возможно, он и сам понял, что перегнул палку — говорил с явной неуверенностью. Уже хоть какой-то плюс. Заметив выражение моего лица, Го Йохан, до этого метавший взглядом по сторонам, вдруг замер. В тот момент, когда он собирался что-то сказать, я покачал головой.
— Нет, не говори. Хватит. Остановись на этом.
Выпалил я, как из пулемёта. Голос дрожал до самого конца. Лицо болело, будто мышцы парализовало. В зеркале я, скорее всего, сиял всеми оттенками томатной палитры. А Го Йохан, тем временем, явно был недоволен моей реакцией. Видимо, решил, что я обиделся.
— Просто… бывают дни, когда невыносимо хочется. Тогда немного…
Его крупная ладонь сжалась в кулак, сделала пару движений у паха, а потом расслабленно распрямилась, щёлкнув запястьем.
— Нет, не «немного», а сильно.
Его ухмылка постепенно стералась с лица. Левой рукой он небрежно прижал моё бедро, поглаживая его — жест был откровенно похабным.
Сводило меня с ума то, что, подняв голову и увидев пальцы, впившиеся в левое бедро, сдавленный стон и губы, прикушенные до крови — я моментально возбудился. Закрепившаяся внизу тяжесть наполнилась жаром и медленно начала шевелиться внутри. Влажный кончик налился, прижался к гладкой ткани, и поднимающееся ощущение передавалось отчётливо, без прикрас.
Из-за туго обтягивающего белья сдавленный член болезненно изогнулся. Сознание затуманилось. Меня охватила тревога при мысли, что, если я останусь здесь, меня раскроют. Я резко развернулся и распахнул дверь ближайшей ванной.
У меня не было времени смотреть на выражение лица Го Йохана. Закрыв дверь на замоку, я только пробормотал оправдание:
— Я пойду умоюсь. Приди пока в себя.
Хотя на самом деле это мне нужно было прийти в себя. К тому же это была не моя ванная, а личная ванная Го Йохана. Какого чёрта я ворвался сюда и хлопнул дверью, будто это моя комната? Жалкий я. Жалкое зрелище. К счастью, с другой стороны не послышалось ни звука.
Упёршись лбом в дверь, я начал сползать вниз — ноги подкашивались.
Сунув руки между колен, я сгорбился. Не смея прикасаться к себе даже пальцем, я аккуратно провёл ладонью*. Касаясь головой двери, я полностью осел на пол. Не обращая внимания на растрепавшиеся волосы, я, покраснев от стыда, вспомнил прошлое.
П.р.: по члену, у него встал) П.п.: А то многие не понимают. :D
У меня были причины, по которым я не мог ничего сказать Йохану и вёл себя так нервно. Я тоже использовал его как закуску*. И почему сейчас, чёрт возьми, вспомнились те пропитанные липкой жидкостью салфетки? Блин.
П.п.: 반찬으로 썼다 — «Использовать как закуску». Идиома 반찬 — закуска, гарнир. В данном контексте означает использование кого-то для мимолётного удовлетворения, без глубоких чувств.
Упираясь ладонями в холодный пол, я медленно дышал, снова и снова сглатывая. Когда я тёрся о жёсткую дверь, охлаждённое тело немного притупило жар внизу. Подёргавшись так некоторое время, я наконец успокоился и поднялся на дрожащие ноги.
Придерживая растрёпанные волосы, я встал перед раковиной. В зеркале напротив красовался парень с пылающими щеками и горящими скулами.
Мне стало противно на себя смотреть. Я открутил кран, набрал в ладони ледяную воду и яростно брызнул себе в лицо. Как будто мог смыть этот жар. Задыхаясь, я вылил на себя ещё больше воды, затем снова взглянул на себя. Капли стекали по лицу, а кожа из-за трения стала ещё краснее. Чёрт побери! Я скривился и беспомощно замер.
Откинув мокрую чёлку назад, я сделал несколько шагов к большому зеркалу позади и стукнулся затылком о него.
Подняв руку, я вытер капли, стекающие по подбородку. И вдруг осознал: а почему я вообще здесь? Надо было ехать домой. Мысли путались. Порывшись в кармане, я достал телефон — никаких сообщений. С облегчением выдохнул и опустил руку.
Я выдохнул тяжесть, застрявшую под ложечкой. На этом, пожалуй, хватит. Я успокоился достаточно — теперь мог позволить себе вести себя нагло даже в таком состоянии. Вытерев не до конца высохшие капли воды тыльной стороной ладони, я направился к двери. Схватил ручку, сглотнул слюну и повернул её. Замок щёлкнул. А, точно, я ведь закрылся изнутри. Я уже начал поворачивать ручку, как вдруг дверь резко дёрнули с другой стороны.
Запястье неловко вывернулось, и в момент, когда я поднял голову от неожиданности…
Прямо перед дверью, словно стена, стоял Го Йохан. Подняв руку, он упёрся в косяк, будто всё это время ждал, пока я выйду. Его глаза, смотревшие на меня из непроглядной темноты, были невыразимо спокойны.
Так и есть. У Го Йохана изначально и в мыслях не было брать себя в руки.
Его рука резко двинулась, схватив мои запястья. С поднятыми руками я ошалело принял приближающиеся губы. Звук влажных губ стал ещё громче, слипаясь в противную хлюпающую возню.
Как и ожидалось, Го Йохан снова принялся кусать мои губы своими. Иногда он слегка зажимал мою губу зубами и оттягивал её. Его правая рука не смогла как следует ухватиться и соскользнула вниз, но сразу же поползла вверх, грубо сжимая моё запястье. В тот миг, когда я почувствовал это, мне оставалось лишь покорно дать себя схватить.
Почувствовав, как моё тело расслабилось, Го Йохан наклонил голову, углубляя поцелуй. Его губы прижимались к моей коже, зубы впивались в нежную плоть, язык скользил по верхней губе. Влажные звуки поцелуя отдавались в пояснице ноющей болью. Вторая рука медленно поползла вниз от груди к спине и легла на талию.
Я резко вскрикнул, пытаясь оттолкнуть его, но мой крик утонул в его горле. Игнорируя мои попытки, его рука словно бульдозер двинулась ниже, скользя по изгибу ягодиц к самому краю.
Длинные пальцы прошлись по ложбинке между ягодиц, сильно надавив. Ладонь сжала их, приподнимая вверх. Пятки оторвались от пола. Паника захлестнула меня. Широко раскрыв глаза, я отчаянно толкнул его в плечи — бесполезно.
Кричать было нельзя — Го Йохан, закрыв глаза, яростно прижимался губами к моим. Я задержал дыхание, едва успевая ловить воздух в короткие мгновения, когда его губы слегка отстранялись. Перехватывало дух, глаза резало от напряжения. Рот зажат, руки…
Го Йохан ненадолго оторвался, слегка приподняв веки. Даже он, неумело целующийся, задыхался. Ресницы, спутанные от близости, почти касались моих. Сквозь них проглядывали светлые радужки.
«С чего бы это из-за меня?» — хотел я возмутиться, но в тот же миг Го Йохан просунул ладонь между моих бёдер и приподнял меня.
— Не надо, не надо! Упаду, мы упадё-ё-м!
Пальцы, вцепившиеся клешнёй во внутреннюю часть бедра, скользнули вглубь, царапая кожу. Еле стоявший на цыпочках, я инстинктивно раздвинул ноги. Чёртов громила. Сдавленно всхлипывая от ужаса, я обхватил руками шею Го Йохана. Сопротивляться — значит рухнуть вниз.
А потом Го Йохан грубо оторвал меня от пола и втиснул в раковину.
Мне пришлось принять нелепую позу, застряв задницей в раковине. Шанс упасть был высок — опоры не было. Штаны промокли насквозь.
— Го Йохан, я правда упаду. Раковина треснет.
— Она выдержит твой вес. Не дёргайся.
«Если бы ты не поднял меня, ничего бы не случилось!» — пронеслось в голове, но возражение снова подавил его рот. Я корчился в узком пространстве, а он тем временем легко расстегнул ширинку. Мокрая ткань прилипла к телу, но он грубо стянул её. Кожа на бёдрах и ягодицах загорелась от боли. Ткань, цепляясь, соскользнула вниз и шлёпнулась на пол.
— Блядь… — я стиснул зубы, опустив голову.
В зеркале напротив отражался я: торс кое-как прикрыт, а голые ноги болтались из раковины, словно жалкие плети.
От стыда навернулись слёзы. Но Го Йохан, прижав губы ко лбу и тяжело дыша, лишь приподнял мой подбородок и снова впился в губы. Голова запрокинулась назад, спина упиралась в кран, а руки бессильно цеплялись за его одежду.
Он говорил, не глядя в глаза, уставившись на губы, и прижал ладонь к зеркалу. Его тело придвинулось вплотную. На стекле остался влажный отпечаток.
Другая рука скользнула вниз по животу, едва не задев мой член. Я напряг поясницу, застыв, но чёртов палец проник глубже. Он провёл рукой по тонкой коже, которую я трогал только в одиночестве, а потом впился в место, до которого даже я сам не решался дотронуться. Он грубо касался плотно сжатой плоти.
— Эй. Вытащи. Вытащи, падла! Зачем туда…
Левой рукой я упёрся в зеркало, а правой толкал его в плечо. Но Го Йохан не шелохнулся, а лишь сильнее надавил пальцем, царапая нежную кожу.
— Ты… почему здесь всё такое гладкое?
Я изо всех сил давил на его руку, скривившись и поджав губы. Бесполезно. Большой палец, зафиксированный под ягодицей, и указательный, проникающий внутрь, сводили меня с ума. Остальные пальцы беспомощно скользили по коже, добивая окончательно. Го Йохан пытался поцеловать меня, но я отчаянно уворачивался.
— Это же не больно, да? Дай пососать твои губы.
— Джун-а, я же не собираюсь вставлять.
Го Йохан произнес это медленно, но в его дыхании слышалась нервозность. Я с трудом отвернулся, избегая поцелуя.
Его губы коснулись места под ухом. Горячее прикосновение распространилось по нежной коже. Неудовлетворённый, он поднялся вверх по щеке, но я изо всех сил толкнул его рукой. Губы едва оторвались от моего лица.
У людей бывают предчувствия без причин. Как тогда, когда я ожидал, что Го Йохан измучает меня. Но сегодняшний я — нет.
Только сейчас я осознал: сегодня Го Йохан войдёт в меня.
Мне нужно было время, чтобы осознать грядущее. Принять это. Руки дрожали от напряжения, мышцы сводило судорогой. На тыльной стороне ладоней, сжимающих его руку, выступили синие вены. Чтобы хоть как-то остановить его, приходилось бороться. Го Йохан, замерший на мгновение, навалился ещё сильнее, не желая отступать. Силы сравнялись. Его шея вытянулась, обнажая хрупкую линию, когда он потянулся к моим губам. Из-за того, что я тащил его за одежду, растянутая майка открыла участок кожи.
Я толкал его из последних сил, а он, глядя на мои губы и тело, всё равно продолжал напирать. Тонкие веки слегка приподнялись, обнажив слабую складку. У Го Йохана двойное веко, но когда он устаёт или напрягается, над ним появляется едва заметная линия. В такие моменты его светлые глаза кажутся ещё более прозрачными. В них отражался я — жалкий, дрожащий от возбуждения. Го Йохан насильно поймал мой взгляд.
«Не ведись. Он войдёт. Сегодня точно войдёт». Его взгляд, растаявший до липкой сладости, говорил сам за себя. Раздвинет, проникнет, затолкает глубже свой нелепый размер, доводя до края. Когда наши взгляды встретились, я вдохнул и толкнул его сильнее.
Увы, от перенапряжения мышцы ослабли. Я попытался выпрямить согнутые локти, но Го Йохан уже прижался ко мне вплотную. Скользнувшей рукой я судорожно ухватился за его одежду, растягивая воротник до треска.
Горячее дыхание на коже заставило всё тело содрогнуться. Дрожь Го Йохана, пытавшегося поймать мой рот в неестественном положении головы, передавалась мне. Он приблизился ещё на пядь, поднял руку и разом сжал мой оголённый, жалкий член.
Короткий стон вырвался сквозь стиснутые зубы. По тесному, раскалённому пространству разлился постыдный звук. Я рефлекторно поднял руку, зажимая рот. Ошибка. Без опоры тело откинулось назад, запертое в ловушку из мышц Го Йохана. Одежда, за которую я цеплялся в попытке оттолкнуть его, стала моей единственной опорой.
— Джун-а, если ты тайком наслаждаешься, но делаешь вид, что нет — мне от этого больно.
Его влажные губы прилипли к щеке, растянувшись в грубой ухмылке. Затем он резко дёрнул мой затвердевший член. Через стиснутые зубы вырвался хрип, а глаза залило неконтролируемым жаром.
Рука продолжала зажимать рот, а взгляд упал вниз. Возбуждённый член, алый и пульсирующий, уже выделял прозрачную жидкость на живот. У пупка скопилась липкая капля, готовая скатиться вниз к раковине.
Три жёстких пальца. Видимо, он решил, что этой рукой ничего не сделать. Го Йохан нахмурился, сжал кончик члена указательным пальцем, а большим перекрыл отверстие, из которого сочилась влага.
Го Йохан скрипнул зубами, с ненавистью глядя на свою руку. Он не понимал, что его грубые движения большим пальцем сводят меня с ума. Не догадывался, как мучительно видеть, как он ругает свои пальцы, проклиная их. Не должен догадываться.
Стон, пытавшийся вырваться, застрял в горле, но тело выгнулось от возбуждения. Слёзы залили щёки, капли падали на ладони. Зуд и холод смешивались под кожей.
Член, и так влажный и вздутый, вот-вот готов был лопнуть. Даже неумелые три пальца Го Йохана были слишком сильным стимулом. Каждое прикосновение обжигало вены. Когда жёсткий большой палец скользил по головке, давил, царапал ногтем, спина выгибалась, ступни напрягались, пальцы ног сжимались.
Сначала ругая свою руку, Го Йохан вдруг загорелся, увидев мою реакцию.Он поднял взгляд, изучая лицо, и начал безжалостно теребить покрасневший кончик.
Так я тебе и сказал! Сукин сын! — Я отчаянно замотал головой. Он передразнил мой жест, разочарованно вздохнув.
— Может, я отсосу, как в прошлый раз?
Я затряс головой сильнее. Так сильно, что ударился затылком о зеркало. Но боли не чувствовал. Го Йохан, не отрываясь от моего жалкого вида, прищурился и хрипло прошептал:
— Моя рука — дрянь, ничего не умеет. Прости.
Влажный взгляд, смотрящий на меня сверху вниз. Грубое дыхание, навязчиво ищущее мои губы. Через схваченный воротник ощущается дикая пульсация сердца, а слишком резкие прикосновения к головке уже превратили меня в нечто иррациональное.
Йохан, безжалостно сжимал кончик пениса большим и указательным пальцами, внезапно надавил на отверстие, будто пытаясь его расширить. Это было совершенно неожиданно.
Сдавленный стон прорвался сквозь стиснутые зубы. Волны удовольствия, сконцентрированные внизу живота, мгновенно пробежали по нервам. Жидкость, скопившаяся внутри, будто переполненный шар, дрожала на грани, а когда жёсткие пальцы Йохана резко сжали кожу — тонкая перегородка лопнула.
Тело затряслось, и белая жидкость выплёскивалась рывками, издавая хлюпающий звук. Она залила запястье и предплечье Йохана, испачкала мою одежду. Сознание прояснилось. Затуманенным слезами взглядом я видел, как он с недоумением смотрит то на свою правую руку, то на мой член, всё ещё подрагивающий и роняющий капли спермы.
Его тон, полный насмешливого изумления, едва не сломал меня. В зеркале напротив моё лицо горело от стыда, а слёзы придавали ему отвратительную жалкость. Я готов был провалиться сквозь землю, поэтому просто прикрыл лицо рукой.
— Ты плачешь, когда возбуждаешься. Обычно терпишь до последнего, даже если тебя унижают, но в сексе…
Я не видел его лица, закрыв глаза рукой, но по голосу чувствовал — Йохану это нравится.
— Блять, ты бесишь всем. «Кан Джун, который терпит до последнего, но плачет во время секса».
— А когда дрочишь, тоже плачешь? Рыдаешь, кончая?
Я хотел умереть. Откуда он знал, что я плачу от возбуждения? Я никогда не делал этого наедине. Какого хера тело так убого реагирует? Даже голос дрожал, выдавая рыдания. Я стиснул зубы, но Йохан внезапно схватил меня за талию.
Его руки резко приподняли моё тело, и я грубо прижался грудью к нему. Пытаясь вырваться из раковины, где застряла моя задница, я ухватился за плечи Йохана.
Он окинул взглядом раковину и пробормотал себе под нос:
Го Йохан с любопытством надавил рукой на раковину. Я воспользовался моментом, упёрся ногами в пол, но расслабленное тело, лишённое опоры, начало крениться. Едва я успел вскрикнуть «Ах?!», как Го Йохан схватил меня.
Грудь прижалась к груди. Два сердца бились вразнобой, оглушительно стуча, сводя с ума. От Го Йохана всё ещё пахло кондиционером для белья и мылом. Белая футболка, его лицо и этот аромат будоражили. Даже когда шея напрягалась, а запахи смешивались, его обаяние не ослабевало.
Температура тела у Го Йохана всегда высокая. Лицо напоминало мёрзлую землю, покрытую грубым льдом после оттепели. Хотя, наверное, у него те же 36,5°C... Почему же он такой горячий?
Я напряг дрожащие ноги, прижав ступни к полу. Пытаясь двигаться естественно, хотел отстранить его руки от спины, но Го Йохан опередил меня — провёл ладонью по моей щеке.
— Ты стал похож на лопнувший пельмень.
П.р.: романтик такой, конечно…
Сгорая от стыда, я грубо оттолкнул его. И вдруг осознал: не успев подумать, я прикоснулся к щеке, которую он только что вытер.
Так и есть. Отдёрнув руку, я повернул голову — липкая белая жидкость со щеки стекала на ладонь и обрывалась каплей. Сознание помутнело. Хуже было между бёдер: я отчётливо ощущал, как мерзкая жидкость скатывалась, словно бусины.
Го Йохан с самодовольным видом разглядывал мой позор. Я стоял, обмазанный собственной спермой, с растерянным лицом. Унижение, словно кипяток, поднималось от живота к горлу, но я сдержался. Да, это отвратительно, но это моё. Моя сперма. Надо отвечать за последствия.
Только это и смог выдавить, с трудом разрывая слова. Глядя на следы на руках и его едкую усмешку, я подавил бурлящие эмоции.
Стоять здесь в одной футболке было невыносимо стыдно. Но если я продолжу, буду выглядеть ещё жальче, да и наклоняться за штанами — рискованно. Оставалось лишь стоять, делая вид, что всё в порядке.
Однако Го Йохан никогда меня не слушался. Его длинный палец скользнул ниже пупка, зацепил край футболки и, царапнув кожу, приподнял её.
Сначала я не понял, что происходит. Его лицо оставалось бесстрастным. Когда палец добрался до солнечного сплетения, я отпрянул.
Его взгляд всё ещё блуждал по моему низу. Узкие глаза сверкали интересом. Готов поклясться: его зрачки были безумны ещё с момента, как мы вошли в ванную. А может он потерял рассудок ещё у входной двери.
…Чёрт. Я схватился за край футболки, отчаянно прикрывая низ, и потянул ткань ещё ниже. Лицо уже пылало, готовое лопнуть. Зеркало напротив, будто издевательски, продолжало отражать позорное зрелище: промокшие волосы, сперма, размазанная по щекам, и меня — жалкого, с краснеющим лицом, стоящего в одной футболке. Это и был Кан Джун.
Я напрягся, пытаясь звучать угрожающе. С каждым шагом Го Йохана вперёд я отступал на шаг назад — жалкая попытка, но иного выхода не было. Тревога кричала во мне: Го Йохан точно перейдёт черту.
Он сделал ещё шаг. Я попятился, но дистанция сокращалась. Его взгляд, тяжёлый, как предрассветные четыре часа, заполнил всё пространство. Когда я опомнился, мир уже перевернулся. Руки, занятые футболкой, не смогли даже вздрогнуть.
Крик оказался бесполезен. Даже когда я дёргался и бил ногами, он не шелохнулся. В ярости я ударил его по спине.
Я ведь тоже мужчина, чёрт возьми! Думал, хоть так смогу сопротивляться. Даже если Го Йохан — тот монстр, что с лёгкостью размазал качка Ким Минхо, словно ребёнка. По его словам, я «вырос», но моё сопротивление не оставило и царапины. Это было так унизительно, что я фыркнул. Проклятый смешок вырвался, и я закричал снова:
Он не ответил. Просто пнул дверь ванной, распахнув её. Когда он поднял ногу, его костлявое плечо впилось мне в живот. Фактически, он придавил меня. Дышать стало трудно, поза — шаткой. Чёрт! Кровь ударила в голову, я судорожно ухватился за его футболку, пытаясь вырваться.
Я ведь и правда вырос выше среднего! Стиснув зубы, я оттянул ткань футболки. И в этот момент…
Израненная спина Го Йохана ударила меня в нос. Мои усилия прекратились.
Он ненавидел раздеваться при мне. Быть голым для него было табу. Не то чтобы другие были иными, но Го Йохан выделялся. Даже когда мы впервые «переспали» на диване, он не снял ни рубашку, ни штаны.
После множества операций его тело вернуло форму, но спина, напоминающая искорёженную мозаику, не могла считаться «красивой» по меркам эстетики.
Я отпустил футболку. Забыв, что моё тело, перекинутое через его плечо, используется для утоления его похоти, я просто утонул в следах на его коже. Когда я осторожно протянул палец к шрамам, мир снова перевернулся.
Но поверхность, на которую я рухнул, оказалась мягкой. Подняв голову, я узнал знакомое место.
Когда я снова поднял глаза, он был надо мной — тяжело, почти хрипло дыша.