Плохие парни. Глава 62
ТГК переводчика --> BL Place
Выставка, на которую Чон Чэмин его привёл, была не от какого-то известного крупного художника, но оказалась более серьёзной, чем он ожидал. Желающих попасть внутрь было достаточно, чтобы выстроилась очередь, а высокие потолки, видные при входе, вместе с приглушённым освещением, соответствующим концепции, были вполне впечатляющими. Посетители в основном были молодыми девушками, но изредка попадались парочки или компании мужчин. Чэмин внимательно слушал объяснения куратора, сосредоточенно вглядываясь в работы с пугающей интенсивностью. Хотя Ёвону было не особо интересно, он не хотел мешать погружению Чэмина и потому тихо следовал за ним.
С точки зрения Ёвона, это были просто «фотографии» в буквальном смысле. Автором, казалось, был молодой парень, но он совершенно не понимал, на что нужно смотреть и что при этом чувствовать. Он взглянул на Чэмина, который, почти не разговаривая, пристально смотрел на фотографии с нечитаемым выражением лица, и внезапно его поведение показалось ему завораживающим. Ёвон последовал его примеру, нахмурив брови и прищурившись, чтобы внимательнее рассмотреть работу. Но сколько он ни вглядывался, понять не мог.
Там были фотографии обычных предметов, морские пейзажи без горизонта и изредка безликие виды со спины или мужские ню. Увидев обнажённые мужские тела, Ёвон невольно прокашлялся и отвёл взгляд, но Чон Чэмин даже тот откровенный снимок разглядывал с глубоким интересом.
Была одна фотография, на которой Чэмин задержался особенно долго — на ней была изображена улыбающаяся пара. Видны были лишь их улыбающиеся рты, что казалось странным, но глаза Чэмина наполнились слезами, пока он смотрел на неё.
Слабый перед людскими слезами, Ёвон не смог скрыть своего замешательства и запнулся. Если точнее, слабый перед слезами тех, кто меньше и слабее его самого, он смущённо и озадаченно огляделся в поисках салфеток. У него не было привычки носить с собой носовой платок, так что передать было нечего.
— Ах… нет. — Чэмин, казалось, смутился, прикрыл лицо и почесал лоб.
Ёвон в итоге быстрым шагом направился к стойке информации, где сидел сотрудник, схватил несколько салфеток и вернулся.
Чон Чэмин посмотрел на протянутые ему салфетки, затем поднял голову и уставился на Ёвона.
— Да что в этом такого, чтобы плакать. — Ёвону, которому уже было странно, что парень плачет из-за такого, стало неловко, и он выпалил: — Извините.
Чон Чэмин улыбнулся на бесцеремонно брошенные слова Ёвона, взял салфетку и вытер область вокруг глаз. И затем, снова глядя на работу, Чон Чэмин заговорил довольно бесстрастным голосом, в отличие от своего недавнего смущения.
— …Ну, не до такой же степени…
— Извини. Может лучше было сходить в кино.
— Всё в порядке, это даже по-своему свежо.
Хотя и было скучно, но эти слова были искренними. Художественные галереи, выставки — всё это было ему отвратительно, но ощущение свежести было настоящим. Было интересно и то, что одна такая фотография может собрать так много посетителей, и то, что Чон Чэмин проливает слёзы над бессмысленным объектом съемки.
— У каждого художника есть то, что он хочет выразить, понимаешь? — Чон Чэмин продолжил говорить, не отрывая глаз от работы, возможно, чтобы вызвать интерес Ёвона или чтобы дать краткое объяснение. Его приятный голос хорошо сочетался с тихо звучащей в выставочном зале музыкой. — Этот автор чувствовал много одиночества. Он был замкнутым и у него не было друзей в детстве. Поэтому он всегда задавался вопросом, что такое счастье, что значит иметь полное сердце. Интересуясь этим, он случайным образом фотографировал вещи, которые могли быть счастьем, людей, которые смеялись и наслаждались жизнью. Иногда это были объекты, иногда природа, иногда люди.
— Хотя он снимал в поисках счастья, мне это показалось очень одиноким и горьким.
— Я не думаю, что этот человек когда-нибудь найдёт его. Даже когда он фотографирует улыбающихся людей, они выглядят грустными, не так ли? — Чэмин указал на фотографию, на которую смотрел со слезами на глазах, и неловко улыбнулся.
Ёвон был не из догадливых, но, глядя на лицо Чон Чэмина, которое казалось неловким, он коротко цокнул языком.
Это был горький вздох, мысли о том, что этот парень тоже непростой. Какой бы ни была причина, неспособность делать то, что он хотел, из-за возражений родителей, и рождение с сексуальной ориентацией, отличной от других — гомосексуальностью — было ясно как день, что его жизнь не будет гладкой.
Ёвон наклонил голову к работе, на которую указал Чон Чэмин. Он рассматривал и изучал её пристально, но не мог увидеть, где зарыто одиночество или почему это было грустно.
Так вот почему искусство — это сложно. В конце концов, восприятие у каждого разное, поэтому достичь одинакового понимания и сочувствия — нелёгкое дело. Ёвон долго смотрел и наконец выдал свое собственное восприятие:
— Если он желает только грандиозного счастья, то, возможно, так оно и есть. — Хотя у Ёвона был нулевой интерес к искусству, он хотел ответить на горькую интерпретацию Чэмина. — Хотя несчастье, счастье или удача — всё относительно, но, как вы сказали, сонбэ, если этот человек считает всё, что он видит, несчастьем, разве это не глупо?
— Столько людей пришли посмотреть на его работы.
— Есть даже те, кто плачет над ними, но если он действительно ничего не понимает, то тогда лучше просто больше не любите его. — Ёвон, мельком глядя на фотографию издалека, вскользь бросив фразу: — Дураки не привлекательны.
Это было не только для утешения Чэмина, который был слишком погружён. Это было впечатление Ёвона после услышанной интерпретации Чэмина.
Чэмин тихо смотрел на него глазами, покрасневшими от слёз, что невольно упали. Лучезарная улыбка, освежающий аромат, который щекотал ноздри с момента встречи, и даже эти полные заботы слова, брошенные с видом, будто это не так. Чон Чэмин внезапно потрогал покрасневшую шею и, сдерживая подступающее дыхание, сглотнул. Тем временем Ёвон обычной походкой прошёл мимо той работы и, как и до этого, с безразличным взглядом рассматривал фотографии.
То он морщился, сжав губы, словно видел что-то диковинное, то скучал и коротко зевал. Теперь Чон Чэмин наблюдал не за фотографиями, а за Ёвоном, тихо следуя за ним. Идя по следам Ёвона, он украдкой крепко прикусил губу и сильно сжал в ладони салфетки, что дал ему Ёвон. И в конце концов, не выбросив, положил их в карман своих брюк.
Небо размылось закатом. Когда начала опускаться темнота, возвещающая о времени, они вышли из здания. Вокруг суетились люди, ощущавшие послевкусие выставки. На улице у здания царил хаос, что это казалось несколько шумным. Среди суеты чётко прозвучал нежный голос.
На вежливые слова Чэмина, произнесённые со сложенными вместе руками, Ёвон издал озадаченный смешок.
— Вы говорите спасибо каждый раз, когда открываете рот.
— Мы же в любом случае должны были это сделать для проекта.
— Но тебе же проект не особо интересен.
От этих слов, бьющих в самую точку, Ёвон вздрогнул и с неловкостью почесал щеку. Он избегал ясного взгляда Чэмина и цокнул.
— Парень, который и на пары толком не ходит, вряд ли может интересоваться проектом.
— …Но всё же, когда надо, я делаю.
— Спасибо. Всё же ты составил мне компанию, чтобы не доставлять мне хлопот.
От щекотливой благодарности Ёвон, будто испытывая неудобство, энергично потёр затылок:
— Ах, ладно. Хватит уже говорить спасибо.
Не за что было особо благодарить. Чрезмерно вежливое поведение Чон Чэмина заставляло Ёвона чувствовать неловкость, и он сморщил лоб.
— Подготовку презентации я возьму на себя. Об остальном не беспокойся.
— Почему вы будете делать это один?
— Потому что ты по крайней мере составил компанию...
— Я не буду халявщиком. Если я провалюсь, я провалюсь один. Я не потяну других за собой. — Брови Ёвона дёрнулись, раздражённый предложением Чэмина взвалить всё на себя, под предлогом заботы.
Увидев, что Ёвон сразу же вспылил, Чон Чэмин улыбнулся сконфуженной улыбкой. Ёвон удивился, почему Чон Чэмин продолжает улыбаться, и поднял бровь.
— Не знаю. Думаю, ты забавный.
— Безответственный, но в то же время ответственный.
Услышав это противоречивое высказывание, Ёвон ненадолго задумался, затем кивнул, чувствуя, что это не так уж и неверно.
После короткого диалога между ними повисла внезапная тишина. Только тогда Ёвон снова ощутил, что Чон Чэмин — неловкий собеседник, и на мгновение замешкался. Стоит ли им просто разойтись или может поужинать перед этим, пока он раздумывал, тишину прервал Чон Чэмин:
— Не хочешь... поужинать? — Его вопрос был осторожным, словно он размышлял о том же самом.
— Я угощаю. Поблизости есть вкусное место. — Чэмин добавил, прикрепляя условия, словно надеясь на согласие Ёвона.
Видя ожидание в его глазах, Ёвон колебался очень недолго, прежде чем ответить своим обычным безразличным тоном:
— Зачем снова угощать? Вы уже показали мне выставку, так что ужин должен быть за мной.
— Но это я предложил встретиться.
— Всё в порядке. Я обычно не позволяю другим угощать меня.
Если кто-то настаивал на угощении, он позволял, но в целом, он избегал, чтобы его угощали другие. Это относилось как к друзьям, так и к возлюбленным.
✧ - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - ✧
Следующая глава ➺ Тык
Предыдущая глава ➺ Тык