В этой жизни — только друзья! Глава 107
ТГК переводчика --> BL Place
Вскоре на его щеку опустился легкий поцелуй.
— Теперь немного проголодался?
Губы, сдерживающие смех, вновь осыпали поцелуями его лицо. Кан Чжихан нежно ущипнул живот, который только что издал громкий звук, и поднялся.
— Я быстро что-нибудь приготовлю. Оставайся в постели.
Нам Сону неодобрительно посмотрел на надоедливую спину. Было как-то обидно видеть, как тот двигается так легко, в то время как у него самого не было сил пошевелиться.
— Есть что-то, что ты хочешь съесть?
Но в тот миг, когда он увидел его обернувшееся лицо, не мог не смягчить взгляд. И не только потому, что Кан Чжихан улыбался, прищурив глаза. Было непривычно вот так смотреть друг на друга утром, на еще хранящей тепло кровати. Показалось немного неловким, что Кан Чжихан оборачивается к нему, а не показывает свою сухую спину, и Нам Сону, отводя взгляд, сказал:
— Приготовь то, что собирался вчера.
— Мясо с утра — это как-то не очень.
Его лицо, погрузившееся в серьезные раздумья, выглядело вполне нормальным для человека, который не сомкнул глаз всю ночь. Похоже, после того он все же немного поспал. По неизвестной причине на душе у Нам Сону стало спокойнее, и он решил проявить великодушие.
— А ты разве не голоден? Готовь то, что сам хочешь.
— Я? Я вчера наелся досыта.
— …
Повернувшись, Кан Чжихан открыл дверь, не теряя улыбки, даже когда подушка прилетела ему в затылок.
Нам Сону, уже собравшийся кивнуть, замер. В голову пришли французские тосты, которые Кан Чжихан уже готовил ему однажды, и закравшееся в уголке сердца маленькое сомнение вдруг выпрыгнуло наружу.
— Случайно, я не говорил тебе раньше… что ем на завтрак?
От неожиданного вопроса Кан Чжихан обернулся с лицом, вопрошавшим, что это значит. Нам Сону опустил взгляд на пододеяльник. Простыни, которые поменяли за ночь, были, в отличие от вчерашних, тонкими-претонкими, летними.
— К слову пришлось, вот и спрашиваю. Я вчера опять говорил во сне? Мол, поменяй на летние простыни.
Тактильные ощущения от простыни были такими же жесткими и прохладными, как те, что Кан Чжихан менял у него в офистеле. Тогда он пропустил это мимо ушей, решив, что тот, доставая постельное белье в чужом доме, просто взял первое попавшееся сверху, но сейчас так просто пройти мимо этого не получалось.
— Конечно, лето, но вчера они не были такими тонкими.
— Это потому что тебе нравится…
Кан Чжихан остановился на полуслове. Его слова лились естественно, но теперь он выглядел озадаченным, словно с опозданием понимая, что что-то не так.
Выражение его лица было в точности таким же, как в больничной палате. Сразу после того, как он очнулся от наркоза, Кан Чжихан с таким же лицом без остановки бормотал, что ему жаль. Словно путаясь на грани долгого сна и реальности.
Нам Сону осторожно приоткрыл рот:
— Нравится. Поэтому и спрашиваю. Я не помню, чтобы говорил тебе, что мне нравится что-то такое.
Кан Чжихан теперь и вовсе молчал.
Реакция была неоднозначной. Он спросил, чтобы проверить, не вернулись ли вдруг у того воспоминания, но если бы это было так, то у того вряд ли было бы такое потерянное выражение лица. Но и списать все на то, что Кан Чжихан просто чутко уловил его вкусы, тоже не выходило. Но такие вещи, как предпочтения в постельном белье, нельзя узнать, если не жить вместе долгое время.
Разговор с Пэк Хийон многое прояснил, но это не значило, что он полностью во всем разобрался. Особенно оставались вопросы насчет памяти Кан Чжихана. Могут ли человеческие воспоминания исчезнуть «полностью»? Это был вопрос, который Нам Сону задавал себе все время реабилитации.
То, что Кан Чжихан тоже вернулся в прошлое, в конечном счете означало, что он является тем же человеком, что и Кан Чжихан из прошлой жизни. Сколько бы памяти он ни потерял, в конце концов, это был тот же человек. Но память — это один из стержней, определяющих существование, и неужели действительно возможно, чтобы эти воспоминания исчезли бесследно, словно по нажатию кнопки?
Временный вывод, к которому пришел Нам Сону, был «нет». И не потому, что он питал какую-то надежду на то, что Кан Чжихан вернет воспоминания. Скорее, он надеялся, что Кан Чжихан не будет помнить.
Ведь если та белоснежная больничная палата, увиденная тогда во сне, и вправду была реальной сценой после несчастного случая… Если та сила, с которой он сжимал его руку, и тот отчаянный крик были реальными, то лучше бы не помнить.
Ведь этот дурак последовал за ним и умер. Он считал, что такому типу лучше вообще никогда не вспоминать все воспоминания о прошлой жизни, и до сих пор так думал. Но его постоянно преследовала непонятная пустота.
Это чувство было очень похоже на одиночество.
Он знал, что это парадокс. Какое же это одиночество, если он хочет, чтобы тот не помнил? Сплошное противоречие. Но это чувство вдруг внезапно оборвалось. Когда он шел по дороге, пройденной с Кан Чжиханом, и вспоминал в одиночестве то время, что Кан Чжихан не помнил, во рту появлялась горечь.
Только сейчас он осознал, что в те пятнадцать лет тоже были сияющие моменты, но не было Кан Чжихана, с которым можно было бы ими поделиться. От таких мыслей казалось, будто те времена исчезают, и настроение становилось странным. Наверное, все же было немного одиноко нести память тех пятнадцати лет в одиночестве.
Возможно, поэтому эта близкая к противоречию привязанность заставляла продолжать задаваться вопросами. Возможно ли вообще, чтобы память просто исчезла?
Последние несколько недель он пропадал в Центральной библиотеке как у себя дома. Стоило в оглавлении встретиться слову «память», он читал все подряд, будь то психология или наука о мозге, и в один из дней ему на глаза попалась концепция «имплицитной памяти».
[…в отличие от эксплицитных воспоминаний, которые помнятся сознательно, имплицитные воспоминания похоронены в бессознательном, поэтому субъект не осознает, что он «помнит».]
Это был ответ, который искал Нам Сону. Ответ, что память Кан Чжихана не испарилась, а была погребена в его подсознании.
И сейчас то, что Кан Чжихан не мог ответить, казалось, подтверждало, что его гипотеза была верна.
Чувство комфорта на мгновение охватило его. Если Кан Чжихан помнил те пятнадцать лет даже в своем бессознательном, это казалось менее одиноким.
В то же время лицо Кан Чжиана окаменело. Увидев его ледяное выражение, Нам Сону наконец опомнился.
Он с опозданием сообразил, как прозвучал для Кан Чжихана его вопрос: «Как ты узнал то, о чем я никогда не говорил?». Сам он этим вопросом разрешил свои сомнения, но с позиции Кан Чжихана он, наоборот, только породил вопросы. Нам Сону быстро стал исправлять ситуацию:
— А что тут такого серьезного? Это же значит, что ты проницательный.
— Это комплимент. Что ты? Давай быстрее готовь завтрак.
Но даже эти сказанные с улыбкой слова не сдвинули с места прикованного Кан Чжихана. Однако, услышав нытье: «Я голоден, просто умираю с голоду», — он опомнился и неуверенной походкой вышел из комнаты. Нам Сону тихо цокнул, глядя на его все еще отсутствующую спину.
Его все более мрачнеющее выражение лица никак не уходило из головы. И почему-то оно напомнило лицо Кан Чжихана, не спавшего всю ночь.
Конечно, Кан Чжихан из прошлой жизни тоже мало спал, но это не было бессонницей как таковой. Мысли о том, что «В последнее время он немного недосыпает?» относились лишь к нескольким неделям перед расставанием. Судя по тому, что он несколько дней не появлялся дома, похоже, даже тогда он был занят работой, засиживаясь допоздна.
И больше всего, в нынешнем Кан Чжихане не было той хронической нервозности, что чувствовалась в прежнем. Легкое наморщивание лба, подобное трещинам на холодной ледяной поверхности, теперь лишь прозрачно выдавало горячие чувства. Точно так же, и усталость под глазами, прежде делающая его похожим на истощенного человека в белом халате, теперь совершенно не ощущалась…
Нам Сону склонил голову набок. Если так подумать, в последнее время он, кажется, сильно уставал. Он стал напряженно вспоминать, с какого момента это началось, и вскоре ахнул, открыв рот.
Если память не изменяет, это было с самого момента аварии на мотоцикле.
Вопреки его заявлению, что дома никого не будет «сегодня», дом был пуст в течение нескольких дней. На вопрос, когда вернется его мать, Кан Чжихан наконец признался, что она уехала в командировку более чем на две недели.
Была и другая ложь. Вопреки словам, что они будут заниматься этим «медленно», Кан Чжихан делал это без разбора, словно сорвавшийся с привязи жеребец. Без преувеличения, правда, из-за того сумасшедшего придурка, у которого вставал от одного лишь дыхания, он был вынужден проводить больше половины дня в постели.
Когда он говорил, что это слишком изматывает, чтобы продолжать, Кан Чжихан слушал. Конечно, он просто воздерживался от того, чтобы засовывать внутрь ту отвратительную штуку. Нам Сону посмотрел на свои бедра. Внутренние стороны обоих бедер были красными и опухшими. Он знал, что у него чувствительная кожа, но он не хотел подтверждать это таким образом.
Прошло уже больше десяти дней, как он был дома. Это потому, что Кан Чжихан не отпускал его обратно в свой офистель. Если он говорил, что что-то забыл дома, Кан Чжихан покупал ему новое; если ему нужны были его конспекты, Кан Чжихан шел в офистель, пока он спал, и приносил их.
Так с утра до вечера, нет, с вечера до самого рассвета Кан Чжихан не отходил от него ни на шаг. Дни, когда ему приходилось идти на пары, были исключением, но Кан Чжихан, ждущий его у входа в учебный корпус до конца лекций, теперь стал знаменит среди однокурсников.
Нам Сону сглотнул вздох. Мыться гелем для душа, которым пользовался Кан Чжихан, носить пижаму, в которой ходил Кан Чжихан, валяться без сил на кровати Кан Чжихана и есть еду, которую тот ему подносил, — вот и все, что он делал. Чувствовал он себя, почему-то, словно питомец, но благодаря такой тесной близости он смог узнать один факт.
То, что бессонница Кан Чжихана была серьезнее, чем он думал.
Оглавление
Полностью готовый перевод с экстрами на бусти ⟹ Тык